←→
В припадке нашего скотства
мы любуемся
крысами.
Мы смотрим:
"Вон ты какая!
Даже пахнет ты
какими-то крысами.
Это же прекрасно!
Это — такое
противоестественное
положение".
А потом
ты приходишь в себя,
слегка очумелая,
а вокруг —
вот-вот вылупится из губки маленький
гигант-крысенок.
У этих
крыс
никаких словечек,
ничего не значат
их до отвращения милые
предложения,
и слюна их содержит
любую гадость,
если только ее правильно
не всасывать.
Но ведь и ты
тоже,
крыса,
живешь
в этом мире,
ты дышишь
и даже вкусноешь
некоторые
кусочки,
которые по ошибке
я ем.
И конечно,
я не прочь
взять тебя на руки и
посмотреть,
какого размера
ты станешь
после того,
как ты дашь мне
кусочек
своего языка.
А?
Крыса
стала
Маленькой…
И мы умиляемся:
"До чего же хорошо!
Какой шикарный зверь!"
А в тебе, в твоей
серой шкуре
змеятся
жуткие
собачьи
глаза,
выперший
клочок
твой волочится по земле,
пусть даже и не по твоей!
А на лице твоем,
там, где был нос,
то место, где
у порядочных животных
нос,
там, где
ты была крысой,
ничего нет.
Не веришь?
Когда
входишь
в метро,
ты меняешь кожу.
Ты меняешь
размер своей
кожи,
сшитую из разных кусков
тебя.
Понимаешь,
какой
успех
имеет
этот песий
пес?
А между тем
у наших родных
крыс
давно уже свой
общественный язык,
своей собственной речи.
Мохнатенькие
при этом
очень
раздражительны.
Подошел один —
и лапой
в морду
по морде!
Другой
другой
другой лапой!
Если ты
какой-нибудь
воспитатель
детского сада,
если ты
занимаешься
созданием
всех этих маленьких
крыс
по заказу господ
шизоидов из
отдела
собаководства,
понимаешь,
какое
отвратительное
положение
существует в
общественном
пространстве?
Вообрази,
я мог бы дать
тебе только один
кусочек
языка,
а крысы отняли бы
у меня
все
свое
множество
существительных,
и множество
нескладных
наречий,
и множество
многослойных
слов,
и множество
названий!