∨
30
сентября. Всё о Господи – крест – стенка – алый день… Для чего же это всё?  Для того, чтобы оно не успело пропасть и никогда больше не появилось? Но тогда зачем тогда я вообще здесь? Неужели Господь хочет, чтобы я отправилась в раю?  Нет! «Нет, – подумала я, – нет, господи. И я тут останусь навек. Ещё рано. Мне надо потом к матушке прийти, замуж собраться.  Тару да коробочки собрать. И можно же будет теперь построить гарем…» А затем я вспомнила о своём Пузо, и ей стало завидно.  Она спросила: «Пузо, Пузо, ты почему до сих пор без пищи?» Я подумала: «Забыла. Сейчас всё расскажу. » Но тут пришёл Марафон, и я снова забылась.  Марафон вошёл в класс и сказал: «Так вот… Каждый день. И ночью, и утром. Надо есть и не торопиться. Не пугнешь лишний раз.  Вот и всё. Ты понял, как надо делать?» Я подумала – «Ну и гадость!  Как это не пугнуть лишний раз?» Но я и вправду испугалась. Я никогда раньше не пробовала ничего подобного. Мне стало стыдно.  Я сказала Марафону: «Ладно, учи». А Марафон сказал: «Надо выбрать вещь, в которую входишь. Матрицу, которую кто-то подарил.  А если она окажется чужой…» – «Ну и гадость!» – сказала я. «Нельзя выбирать матрицу сразу – вначале надо её найти.  И не ошибиться. А то не хватит ума открыть её…» Я подумала: «Зачем мне нужно её открывать?  Лучше я к Матушке пойду – она скажет, что лучше». И в самом деле, Марафон показал мне книгу. «Вот эта книга». Это была сама книга. Я вспомнила чёрные буквы, два непонятных слова и мамин запах за спиной. А я даже не знала, что она в Москве. Я очень обрадовалась. Ведь я всегда думала, что книги делают из пустоты. Получается, это моя история из пустоты. А ведь в книге вообще нет никакой книги. Только надпись на обложке. Я удивилась.  Я не думала, что эта книга может исчезнуть. Потому что в ней не было ничего из моего опыта. Из моего, собственно говоря.  Вот только теперь там была записана моя история? Она — это я, где бы я ни была сейчас? Это, наверно, неправильно говорить, но у меня нет своего опыта. Хотя он был… Я же ничего не помню. Ничего… Но я не могла решиться и сказала: «Давай тогда другую принесем». Марафон сказал: «Подожди, в нём твоя собственная жизнь будет нарисована». Я подумала: «А почему это мне свою надо будет нарисовывать?»  Марафон сказал: «Когда книги оживают, их называют текстами. Видишь, в них тоже разные слова пишутся. Хочешь, я тебе одну прочитаю?» Я сказала: «Давай, если хочешь». А он сказал: «Я писатель по профессии, у меня больше опыта по литературе, чем у тебя». Я решила, что не надо читать эту книжку. Принесла её  Марафону. У меня было такое чувство, что в ней рассказывается об окружающем меня мире. Но я не знаю, что это за мир. Я даже не знаю, где находится этот мир, если он может рассказывать  Марафону. Я говорю так: «Как там пахнет? Курят? Жгут костры?»  Марафон сказал: «Нет, это мой мир». И я вдруг поняла: здесь нет ничего вообще. Это мой мир.