+
И все-таки, что касается меня, я -
только нечто из области мысли, я
не похож ни на один из их миров
и не похож ни на один из них,
я только одно из слов, а слово - это мера
того, что может сообщить их язык
множеству других, непонятных мне слов.
Грамматическая игра выдает их то как спрятанные, то как недоступные, так что нет уже способа отделить один от другого.
У них
такие метафоры, на которых нельзя настаивать,
такие -
смущающие - символы, которым, может быть,
и место на каком-нибудь собрании отщепенцев, такие -
живые символы невразумительных,
оклеветанных чувств, такие -
словесные конструкции вроде «создается впечатление, что у тебя был гомосексуализм» или «какой-то молодой человек - я не запомнил - читал книги исключительно о кислотах - в своей книге он утверждает, что хотел покончить с собой»,
такие -
таинственные: «Одну минуточку, тут мне нужно... что вы сказали? » или «Какая мысль, как вы сказали? »
Ведь это же -
именно то, о чем сказал поэт
романтизма.
Но у нас теперь -
реализм.
Тяжелые времена настали.
От слов страдает язык.
Я - словно что-то невыразимое и чуждое их языку,
я -
нечто между чудом и ужасом, между страхом и
непонятностью, между настоящей и фантастичной
вещью, между всем, чем они, может быть, хотели бы
поверить, и
всем, что они, может быть, не хотят,
между разумом и буйной нелепостью, между правдой и ложью.