|

|

Печальное
 ИМПРЕССИОНИЗМ
Какая баба на картине! Видать, художнику, скотине, Плеснули лишнего в бокал, И то ли он его лакал, А то ли кисточку макал. С засохшей краскою в щетине.
Как всё- таки поднаторели Французы в этой акварели!
Вот эту женскую головку , С наклоном медленным к плечу, Я позабыть давно хочу, Я вас ей богу не лечу- Мне на неё смотреть неловко, Она немного бледновата И будто сдвинута слегка, И так по-детски виновато Прижата левая рука.
С плечом своим почти что голым, И может, даже под уколом, Она глаза мои мозолит, Перед братвой меня позорит. И руку положив на горло, Глядит так скромно и не гордо,
Хотя прикид её не плох, И рядом с ней учёный лох , Весь в накрахмаленной манишке, В очках и только что от книжки. Но мать честная, видит Бог, Что с нею у него не выйдет- Она его в упор не видит, И только, только на меня Глядит, глядит, глядит с укором, Участливым каким-то взором, Ни в чём при этом не виня,
И за неслышным разговором Как будто бы насквозь сечёт - Всю жизнь мою наперечёт, И где больней всего печёт, И про Маруську, и про Вовку, И про злодейскую ментовку, И это всё берёт в расчёт, Немного наклонив головку.
И по щеке по задубелой Небритой, одеревенелой Такое сладкое течёт...
Утро в лесу
А вот и мой любимый Шишкин, Увидел бы - расцеловал! За то, что труд его мартышкин Напомнил мне лесоповал.
Но не собаку бригадира, Не воспитание трудом, А ту, что редко приходила, Но долго помнилась потом.
С колечком рыжим под косынкой, Весёлой песенкой звеня, Последней маковой росинкой С незабываемой горчинкой Она осталась для меня...
Когда она освободилась, Я так хотел найти её, Но, знать, далёко закатилось Колечко рыжее моё.
А вот у нашего прораба Приколота другая баба, На стенке с грудью на весу- И тоже в утреннем лесу.
Уже не помню кто художник, Совсем не фраер, может быть, Но глядя на её треножник, Не мудрено и позабыть.
Когда бы живописец Шишкин, Как реалист и передвижкин, Немного больше понимал, Про нас и про лесоповал, Её бы он пририсовал
К своим медведицам и мишкам, Снабдив по бедности бельишком По моде скромной той поры, Чтоб не кусали комары.
А что касается картины, Она конечно хороша, От этой самой древесины Ликует русская душа..
Деревья, сучья и прохлада, И побуревший палый лист- Всё нарисовано, как надо, Считаю, как специалист.
Какая кисть, какие краски, Какая рама, наконец, Скажу по правде, без отмазки, Что плотник тоже молодец.
Гляди, как подыграл фактурой, Заподлицо зашкурил срез, Как щедро смазал политурой, Которая всегда в обрез..
Короче, честная работа, Не опозорил, сукин сын, А Шишкин - ну его в болото- От наших сосен и осин.
* * *
А с Колькой Гуровым мы были кореша, Мы жили рядом и учились рядом, Два очень непохожих крепыша, Мы в пятый перебрались не спеша Под сталинским, под многомудрым взглядом, Перед вождём умеренно греша, И городом - героем Ленинградом.
Едва ли мы с ним лезли на рога, По тем годам, я думаю, едва ли, Но воду лить на мельницу врага Мы всё-таки немного помогали, Поскольку у сантехника в подвале Из пачки папиросы трали-вали , Пока он с нашей дворничихой Валей Не видел и не слышал ни фига. И раз мы это дело наблюдали, То нас не понапрасну упрекали, Что честь отряда нам не дорога.
Мы это всё, конечно, тёрли к носу, Напополам курили папиросу, И как-то раз, садова голова, Не убоясь подвоха и доноса, Я доказал ему как дважды два, Что наша власть по вкусу не халва, И что она, к примеру, не права В решении еврейского вопроса...
И в тот же день, уже перед концом, Его отец тяжёлою походкой Зашёл поговорить с моим отцом. И тот вдруг с изменившимся лицом Мать - по-еврейски - отослал за водкой, И разговор негромкий и короткий Занюхали солёным огурцом И празднично распластанной селёдкой,
Потом прощались долго в коридоре И хлопали друг друга по спине... И выглядели празднично вполне Но где - то там в библейской глубине Предчувствие отчаянья и горя, Как облачко сползало по стене. Но не до Валтасара было мне В беспечном полемическом задоре.
Тогда отец добавил мне ума, Как говорится, в задние ворота, И так нежна была отцовская забота, Что дрогнула история сама, И в мире нашем изменилось что-то... А за окошком шла к концу зима За три недели до солнцеворота.
Ах, Коля, Коля, годы-то тю-тю... Всё получилось словно в анекдоте- Сошёл твой поезд с верного путю, Дал дуба машинист на повороте, Не довезя меня на Воркутю... Ну, это я, как водится, шутю.- Сегодня оба мы с тобой в пролёте.
А вот ты знаешь славный праздник Пурим? А это ведь не просто выходной... Не знаешь - ну и ладно - бог с тобой, Давай-ка, Николай, с тобой закурим, А может быть, и выпьем по одной, Как в песенке поётся заводной.
В АЭРОПОРТУ
Зашторенный закат гремит, как ржавый лист железный, Горят мои труды и дни на керосиновом ветру, Ты русский - я еврей - и долгий бесполезный Наш спор за рюмкой не окончится к утру.
Ты пьян, ленив и глуп, а я труслив и жаден - Мы оба в клевете с тобою, словно по уши в дерьме А Бог так всемогущ, всесилен и всеяден, Что попросту не различает нас в буфетной полутьме.
Ведь мы ещё к Жидовским киевским воротам С тобой ходили торговать и поддавать наверняка, И нас не разделить как Бойля с Мариоттом, Как Маркса с Энгельсом и с Маминым Сибиряка.
Коня и лань - нас запрягли в одну упряжку Мы оба в пене, оба издыхаем на бегу. России я отдам последнюю рубашку, Но душу, Душу, извините, не могу.
Поэты, жулики, портные, комиссары… Как хорошо в печах истории горят еврейские дрова. Не суетясь, лежат в сырой земле Израили и Сарры И сочная растет над ними русская трава…
Ну что ж давай, давай любое лыко в строку. Масоны, протоколы и тому подобное говно Я этого всего нанюхался давно- Еврейский заговор не поспевает к сроку, Наверно, потому, что апельсиновому соку Предпочитаю я крепленое вино.
А время хлещет нас с тобою в кровь и погоняет- И начиная от крещённых яростных сподвижников Петра, Всё перепуталось - теория, мой друг, хитра, А практика сидит себе и примус починяет.
Уже не помню, кто из нас линяет, Мне хватит, добивай то, что осталось до утра, И на контроле мне что тут, что там не ждать добра, И за окном гроза, и рейс не отменяют…
Ну, всё. Теперь вези, вези один свою поклажу, Увидимся, так если только оба на щите, А я пойду, последний раз поглажу Россию по заплаканной щеке…
Некуда Читая Солженицына У ТЕЛЕВИЗОРАПЕЙЗАЖИ и ПОРТРЕТЫ НОТНАЯ ГРАМОТА ИГРУШКИ Ленинградец ПРОСЬБА (Не разлучай меня, дружок)О нем
|
|