Цитата из того же источника:

«   »Как видно из графика 2 (http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/19/mor_bez_spida_i_cunami/), между потреблением алкоголя и уровнем смертности от внешних причин (убийств, самоубийств, несчастных случаев) действительно существует очень тесная зависимость. Это при том, что смертность от внешних причин у нас в 2002 году (когда она достигла пика) была не просто высокой, а самой высокой в мире (см. таблицу). Больше того, тесная зависимость существует и между потреблением алкоголя и общей смертностью (а не только от внешних причин, см. график 3).

Однако, во-первых, есть периоды, когда рост потребления алкоголя сопровождался не подъемом, а снижением смертности — и общей, и от внешних причин, например в 2002–2007 годах (см. графики 2 и 3). Аналогичная нестыковка и в 60−х годах: с 1960−го по 1970−й потребление алкоголя, по официальным оценкам, выросло с 4.6 до 8.5 л на душу (по неофициальным — с 9.8 до 12 л), а продолжительность жизни не изменилась — 69 лет в 1960−м, 70 — в 1965−м, 69 — в 1970 году. Во-вторых, сам уровень потребления алкоголя в 90−х был не выше, чем в начале 80−х, хотя уровень общей смертности и смертности от внешних причин был в полтора раза выше. И наконец, в-третьих, самое важное: сама динамика потребления алкоголя в значительной степени определяется факторами стресса.

Наибольшее потребление (и рост потребления) водки наблюдалось именно в регионах с самыми сильными стрессами из-за интенсивной структурной перестройки — на Европейском Севере, в Сибири и на Дальнем Востоке, то есть как раз в регионах с высоким ростом смертности и низкой продолжительностью жизни (см. график 4).

То есть, первична не собственно доступность водки, а причины, побуждающие её квасить.