| Политика рода, политика страха и сострадания, политика интереса. | 12:58 pm |
|---|
|
Часто при разговоре о репрессиях в отношении тех или иных радикальных культурных деятелей таких, как Борис Стомахин или Анатолий Москвин, при поддержке движений квир-граждан люди апеллируют к правозащитным соображениям, соображениям отказа от системного общественного насилия, несчастиям постигающих этого частного человека, акцентируя внимание на его безопасности для окружающего большинства видящего, в тех или иных отклонениях от защищаемой ими нормы, угрозу для «общества», «традиции», «религии», «государственного строя» и иных структур, отождествляемых ими с продолжением себя и собственной семьи в окружающее пространство — то есть, по сути производящего свою политическую позицию из интересов «воспроизводства» и «неограниченного продолжения рода».
При этом, в целом, оказывается не столь важным о какой именно политике идет речь — в равной мере политика рода оказывается доминирующим элементом право-консервативных «национально-религиозных» идеологий, классических либеральных идей эффективно развивающихся обществ, населенных «законопослушными добрыми гражданами», левых, происходящие из концепции классовой борьбы, позиций — основанных, прежде всего, на осознании все тех же расширенных личных интересов выживания/воспроизводства, как интересов классовых1.
По другую сторону оказываются от них политические, в широком смысле, интенции, основанные на со-страдании и страхе страдания, на неограниченном переносе собственных физических и психологических ощущений на тот или иной круг существ, веществ, явлений. Эта политика проявляется как в разнообразных «гуманистических» аспектах религий, в политике прав человека, в ряде направлений феминистской мысли с ее тонким вниманием к различным аспектам неравенства в коммуникации; быть может, наиболее последовательным и глубоким ее выражением являются различные радикально-экологические концепции типа глубокой экологии, утверждающей самоценность биоценозов или же идеологии освобождения животных, с ее восприятием всех животных как обладателей уникальной, равной человеческой по ценности, индивидуальности.
Именно в рамках такого рода политической мотивации зачастую и проявляется утверждение физического и психологического благополучия как единственно важного элемента и одновременное обесценивание производимых субъектом действий, исходящей от него, происходящей посредством его действий, значимой с культурной, познавательной точки зрения, информации.
Однако эта бинарная оппозиция «рода» и «сострадания» отнюдь не исчерпывает возможный спектр политических мотиваций. В тени этого противостояния оказывается, в частности, и политика интереса, политика любопытства, происходящая не из осознания себя субъектом биологической или квазибиологической общности, заинтересованной в бесконечности своего/ее существования, не в качестве осознания себя и других страдающими индивидами, но в качестве осознания себя в качестве познающего и создающего субъекта, в качестве, в конечном счете, преобразовывающего информацию объекта, а значит, в экстремальном своем проявлении, заинтересованного не в продолжении себя/своей «семьи»/популяции/идентифицированной-с-ними-группы в вечности и не в освобождении от себя/тех-на-кого-осуществляется-перенос-собственных-ощущений от страдания, но прежде всего в увеличении разнообразия и сложности, как окружающего мира, так и себя самого.
Конечно, эта позиция зачастую остается в тени не только в рамках отдельных дискуссий, но и в целом, в рамках сети противостояний и полемик называемой историческим процессом, проявляя себя в крайне неполной и наивной — то есть, скатывающейся в групповые политики рода, привязывающейся к характерным для определенных социальных групп, определениям «ценной» информации и активности -- форме -- в коммунистических утопиях русских футуристов 20-х (Государство Времени Велимира Хлебникова) и позднесоветских интеллигентов 60-х-70-х («Мир полудня» братьев Стругацких, например), в либертарианских утопиях мира инженеров-предпринимателей Айн Рэнд и «калифорнийской идеологии», в протофашизме республики Фиуме Габриэле д`Аннунцио. В рамках текущих политических дискуссий и взаимодействий элементы этого типа политики находят порой свое отражение в идеях лингвистического и биоразнообразия, а равно в рамках некоторых видов полемики о сохранении культурного наследия или же, что естественно, о свободе самовыражения или научных исследований.
Тем не менее, эта система политических мотиваций, оптика мировосприятия, пока, быть может, не проявлена в столь же влиятельных концепциях, что и другие — что, возможно, составляет одну из важных задач социальной мысли и социального действия. И именно эта оптика стоит за уважением и вниманием прежде всего к личной сознательной деятельности радикала, то есть человека, сколь угодно удаляющегося от практики жизни большинства — в которой внимание и уважение во многом производится именно самим этим удалением.
1Не стоит прятаться за устанавливающими исключительный статус этого типа политики, аргументами о ее «биологической естественности» -- уже в силу самого присутствия в человеческой популяции — «биологически естественны» и все остальные типы политической мотивации, отвечающие, по-видимому, различным элементам адаптационных стратегий индивидов и популяций. В оформлении использована работа А.Савадова "Спутник".
Фото А. Эпштейна.
|
|
В Москве погромы - движ молчит,
арестовано 30 эко-активистов за мирную акцию - движ молчит, только за "своего".
Дерьмо вы все, а не движ.
Набор среднеклассовых фашизоидных ублюдков, которые готовы возмущаться, когда их друзей задело или в кремле еще 3 рубля украли. Ничем не отличаетесь вы все от сферических путинских жлобов в вакууме - только помоднее.
Каждый день в этой стране подтверждает, правоту Бориса Стомахина, каждый.
"Здесь не исправить уже ничего. Господь, жги!" |
|
|