Оригинал взят у
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif)
rasbaba@lj в Сила в правде, братТут
Я так полагаю упомянутые неполживые источники дезинформации окончательно заебали обывателя своей хореагрофированой хуйней.
Или - дотянулся проклятый Путин.
А сегодня записывали мы долгую беседу для иранского телевизора, а главный их в Москве меня очень вежливо и спрашивает через переводчика, не шиит ли я. Не, - говорю, - у нас с шиитами проблем никаких нет, но вообще-то их у нас очень мало.
А он поясняет, что решил, что я ношу траур в честь памяти Хасана и Хусейна. Сейчас же месяц Мухаррам.
Я-то это все-таки помнил, но предвидеть, что он так подумает не смог. Неожиданно для меня было. Я по ним траур не ношу, но отношусь к их памяти с горечью.
Поговорили мы о гении Али - революционера и рыцаря без страха и упрека - и о гении Муавии - великого администратора, лоялиста и государствоустроителя, которого Али, кстати, в честном бою всегда бил, но в конце концов проиграл в духе Великой Трагедии - и стали кино делать. Про сейчас.
История - одно, а современность - другое.
А вы мне что-то рассказываете про культурные различия...
«Между Сциллой и Харибдой»
На совещании по проекту федерального бюджета Владимир Путин заметил: «Работа у правительства, конечно, очень сложная, нужно аккуратно пройти между Сциллой и Харибдой, нужно и бюджет развития сформировать, и социальные обязательства выполнять перед гражданами, выполнять то, что нами изложено с вами… и в то же время макроэкономические показатели сохранить и улучшать их».
Как и полагается, интенсивно обсуждаемый проект федерального бюджета на 2013 год и на период 2014 и 2015 годов исходит из июньского бюджетного послания президента. Он опирается на четыре базовых тезиса: неразрывная связь укрепления макроэкономической стабильности с обеспечением бюджетной устойчивости; обеспечение перехода к формированию (и, что на самом деле важнее, исполнению) федерального бюджета на основе программно-целевого подхода уже в 2014–2016 годах; рост приоритетности расходов, направленных на развитие; реформа пенсионной системы.
ОПРАВДЫВАЕТ ЛИ ЦЕЛЬ СРЕДСТВА
В прошлом году, анализируя бюджет-2012, издание «ВВП» писало, что важный либеральный принцип – переход к финансированию бюджетных услуг гражданам вместо финансирования бюджетных учреждений, «в том числе за счет формирования рациональной сети государственных учреждений, совершенствования перечня и улучшения качества оказываемых ими услуг», часто принимает странные формы, порождающие в долгосрочной перспективе даже угрозы самому существованию Российской Федерации в ее современных границах».
Речь шла о том, что, некритично заимствованный из западноевропейской бюджетной практики, он вступает в явное противоречие с другим фундаментальным (и справедливым) принципом – выравнивания количества и качества бюджетных услуг, предоставляемых каждому гражданину вне зависимости от того, где он проживает. Дело в том, что программно-целевое бюджетирование может способствовать справедливому выравниванию только в относительно компактной стране с гомогенной территорией и населением. Но совсем не случайно в России говорят: что русскому здорово, то немцу смерть. Обратное тоже правильно – не все, что хорошо работает в Германии, можно перенести на нашу почву.
Безусловно верно – мы чувствуем это в повседневной жизни – в крупных городах программно-целевое финансирование (ПЦФ) усиливает конкуренцию бюджетных учреждений, уничтожает неэффективные и улучшает хорошие школы, поликлиники и библиотеки (привлеченные лучшие специалисты и лучшая организация работы – залог роста спроса, что ведет к получению учреждением большего объема бюджетных ассигнований), тем самым повышая эффективность бюджетных расходов.
Однако при этом не учитывается, что в редконаселенной, особенно сельской, местности, где жителей не так много, бюджетные учреждения в условиях ПЦФ просто будут вынуждены закрываться из-за недостаточного финансирования или, в лучшем случае, сокращать объем услуг населению. «Это понятно, – писало издание «ВВП», – если закрывать бедные сельские школы, то при растущем бюджетном финансировании богатые городские школы будут повышать качество услуг, а доля «хороших» городских школ вырастет. Непонятно другое – как это соотносится с принципом выравнивания количества и качества бюджетных услуг».
Проблема состоит в том, что содержание бюджетных учреждений несет в себе значительную часть постоянных расходов, которая не зависит от количества оказанных услуг. Поликлинику зимой надо топить независимо от того, сто пациентов в ней обслуживается или тысяча, а каждому школьнику – и сельскому, и московскому – равно нужны учителя-предметники по всем дисциплинам, которым согласно приоритетам развития нужно платить хорошую зарплату. Но при этом поступления из бюджетов будут различаться в разы, так как они распределяются в соответствии с количеством оказанных бюджетных услуг населению.
Между тем бюджетный кодекс предусматривает не выравнивание бюджетных расходов на каждого гражданина, а выравнивание количества и качества самих бюджетных услуг. И ПЦФ, так красиво выглядевшее у либеральных теоретиков, ведет к тому, что плотность населения становится решающим фактором благосостояния человека, что в условиях такой громадной страны с крайне неравномерным расселением, как Россия, порождает угрозу ее целостности. Мы уже дошли до того, что глава государства говорит о «системных сбоях» в развитии Сибири и Дальнего Востока.
ВАРВАРЫ У ВОРОТ!
Не прекращается дальнейшее разорение сельской местности и маленьких городов и поселков, усиливается бегство населения оттуда в большие города. Исчезли сельские дома культуры, школы, больницы, столь характерные для колхозов-миллионеров брежневской РСФСР, приходят в негодность дороги местного значения. В глубинке просто гибнет цивилизация, идет настоящая варваризация сельской России. К тому же это самоусиливающийся процесс: при снижении численности населения снижается и объем доходов региональных и местных бюджетов, ориентированных на НДФЛ и налог на прибыль. Но свято место не бывает пустым, и приезжие из ближнего и дальнего зарубежья, неизбалованные благами современного мира, а следовательно и не претендующие на соответствующую долю бюджетных услуг, со временем займут покинутые территории. Русский народ известен своей способностью мирно ассимилировать соседей, но и у этой способности есть пределы.
Надо заметить, что эту угрозу чувствуют и пытаются с ней бороться. Бюджетным учреждениям объявлено, что у них теперь две функции, на которые выделяются деньги: оказывать людям бюджетные услуги и заботиться о сохранности госимущества. Строятся сельские школы и другие объекты, но сам точечный принцип их планирования и строительства уничтожает представление о системности бюджетного процесса.
Президент подчеркивает, что «недопустимо, когда отдельно подводятся итоги исполнения бюджета и отдельно – итоги реализации мер социально-экономической политики». И это должно касаться выравнивания бюджетных услуг людям. Надо менять ситуацию, и менять ее надо срочно. Слишком многие в этом мире заинтересованы в распаде нашей страны и всегда готовы этот процесс подтолкнуть.
Либеральный подход к бюджету с его надеждами на то, что рынок со всем справится, отстаиваемый кругами, близкими к министерству экономического развития и председателю правительства, демонстрирует очевидную неэффективность. Полный провал либеральной пенсионной реформы, в результате которой, по словам президента, возникла «одна из ключевых задач экономики», общепризнанная недостаточная эффективность бюджетных расходов, которую уже более 10 лет не перестают обещать поднять люди из Минэкономразвития, проваленная антимонопольная политика, раскручивающая инфляцию через тарифы естественных монополий, вынужденно пересматриваемая реформа электроэнергетики, не достигшая ни одной из заявленных целей, ГЧП, превратившееся в механизм коррупции, чистый отток инвестиций, не реагирующий на действия Минэкономразвития, – все это свидетельствует о том, что «невидимая рука рынка» работать не хочет или не может. Логические построения либеральных экономистов опровергаются не рациональными доводами. Они опровергаются самим опытом развития народного хозяйства. Сколько ни говори «эффективность», во рту слаще не станет.
ГОТОВЫ ЛИ МЫ РИСКОВАТЬ БУДУЩИМ РОССИИ РАДИ ЧИСТОТЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
«Бюджетная политика, – начинает свое послание президент, – должна стать более эффективным инструментом реализации государственной социально-экономической политики». И это принципиально. Все очевиднее становится острота борьбы между двумя концепциями политики развития, все интереснее и причудливее оказывается столкновение взглядов. Издание «ВВП» уже отмечало, что бывшая в 60–80-х годах прошлого века доминантой мирового экономического дискурса, а потом пришедшая в полный упадок проблематика экономики развития постепенно вновь выходит на первый план, подталкиваемая реальными проблемами народного хозяйства, экономической цикличностью, глобальным кризисом и крупномасштабным циклом реструктуризации и обновления в мировом производстве.
Можно говорить о наличии двух моделей экономики развития – структурной и технологической. Западный тип делает акцент на структурную политику и предполагает постепенное улучшение, корректировку существующей структуры экономики путем непрямого поощрения перспективных отраслей. Японская же концепция направлена на централизованные инвестиции, концентрированную и скоординированную поддержку проектов и предприятий высокотехнологичных отраслей, определенные точки роста, его можно назвать технологическим. В основе этой модели лежит идея, что развитие определяется в первую очередь инвестициями в освоение научно-технических достижений.
Достаточно очевидно, что эти типы, определяемые конкретно-историческими условиями, уровнем развития страны, экономическим потенциалом, традициями, местом в международном разделении труда, не в последнюю очередь текущей мировой конъюнктурой, в чистой форме встречаются редко. Для России характерно применение обеих моделей.
Но сейчас возникает интересная коллизия. В своей программной статье «Нам нужна новая экономика» Владимир Путин заметил, что «безусловно, мы будем использовать налоговые и таможенные стимулы, чтобы инвесторы направляли средства в инновационные отрасли. Но это может дать эффект через нескольколет – а может и не дать, если в мире откроются более привлекательные инвестиционные возможности. У капитала ведь нет границ».
«Готовы ли мы, – спрашивает президент, – так сильно рисковать будущим России ради чистоты экономической теории?» Кажется, что вопрос риторический, но это с точки зрения идеологии. В кадровой же политике мы видим, что ведущие ответственные должности именно в правительстве, ответственном за экономику, занимают бескомпромиссные сторонники структурного подхода, требующие уменьшения государственного влияния на экономические процессы и продавливающие решения в этом русле. Именно эта тема лежит (иногда имплицитно) в основе прорывающихся в СМИ известий о столкновении подходов правительства и администрации президента по многим вопросам.
В бюджетном послании говорится, что структура бюджетных расходов не оптимальна как стимул экономического развития, что выражается в недостатке финансирования «сфер, определяющих перспективный облик российской экономики». Для решения этой проблемы требуются именно точечные инвестиции. Но президент подчеркивает, что зачастую эффективность бюджетных расходов низка, экономический эффект несоразмерен объему затраченных средств, поясняя, что это частично вызвано низким уровнем финансово-экономического обоснования решений.
И именно здесь проявляются два подхода: либералы в правительстве как бы исходят из того, что если возможно что-то сделать более эффективно, чем это делает государство, значит, оно должно бросить заниматься этим, отдав его частному сектору или, на худой конец, в ГЧП. Но, как бы отвечают им государственники, то, что частники могут что-то делать эффективнее, вовсе не означает, что они будут это делать, если этим перестанет заниматься государство, или, по меньшей мере, будут заниматься этим в требуемом для страны объеме. «Мы прошли, – напоминает президент, – через деиндустриализацию, структура экономики сильно деформирована. Крупный частный капитал добровольно не идет в новые отрасли – не хочет нести повышенных рисков».
И те и другие, безусловно, могут сказать: «Какие конфликты! Одно дело делаем!», но это не отменяет вышесказанного просто потому, что конфликт между двумя точками зрения, двумя моделями развития носит объективный характер, за ними стоят разные слои российского экономики, имеющие разные, часто противоречащие друг другу интересы. И очень непросто их совместить. Например, разница подходов к нефтегазовой отрасли и энергетике у Игоря Сечина и Аркадия Дворковича предопределена разностью интересов окологосударственных и частных экономических структур. Вопрос должен ставиться так: на каких условиях возможен компромисс?
ОРИЕНТАЦИЯ НА РАЗВИТИЕ
В прошлом номере издание «ВВП» подчеркивало, что бюджет-2013 принципиально отличается не только от предыдущих, но и от бюджетов большинства развитых государств мира тем, что современная бюджетная политика в нашей стране больше не является антикризисной, она ориентирована на послекризисное развитие. Но уже в начале сентября председатель правительства Дмитрий Медведев называет бюджет-2013 предкризисным. То есть неявно высказывается мнение, что приоритеты правительства – не полноценное развитие, а подготовка к кризису. Это при том, отметим, что бюджетное послание прямо диктует: «Учитывая, что в ближайшей перспективе будут действовать жесткие ограничения, связанные с неблагоприятной ситуацией в мировой экономике, необходима работа по очень четкой приоритизации расходов бюджетов, именно должна быть изменена структура бюджетных расходов в пользу тех, которые направлены на развитие».
Президент не говорит напрямую, но дает понять, что мы не должны, не имеем права упустить этот момент коренной перестройки самой структуры мировой экономики и международных экономических отношений, в результате которой Россия должна стать не просто энергетической супердержавой, но и одним из мировых инновационных центров. Говоря о сбалансированности бюджета, Путин подчеркивает: «Жесткая и ответственная бюджетная политика, безусловно, приносит свои плоды, а если она проводится не должным образом, то тогда плоды тоже есть, но совсем противоположного толка. И на примере многих наших соседних стран, особенно в еврозоне, мы это с вами хорошо видим и знаем». Не пришло ли время опередить большинство стран Европы в мировой табели об экономических рангах? И это совсем не хлестаковщина – глаза боятся, а руки делают. Как в свое время заметил Черчилль, даже чрезмерно честолюбивые планы все-таки лучше их отсутствия.
В каком направлении мы будем двигаться? С одной стороны, сейчас совершенно очевидно, что вопросы национальной безопасности, да и самого существования страны требуют полномасштабного развития всей цепочки от НИОКР до изготовления комплектующих и серийного производства. Мы знаем, что Запад для устранения своих не только политических, но и экономических противников вовсю использует санкции, как дикарь дубину. Никаких гарантий от них у России нет. Завтра проголосует конгресс или ЕС, а послезавтра мы проснемся под санкциями – с них станется. И очень показательно, что из поправок между первым и вторым чтениями в очень конфликтогенный проект бюджета2013 самая большая статья – это перевод 116,3 млрд рублей из открытой в закрытую часть бюджета. Экономика – очень важная вещь, но безопасность страны первичнее.
Но если проанализировать ситуацию в экономике так называемых развитых стран, то ясно видно, что, за значимым исключением военно-промышленного комплекса, в США и Европе промышленное производство сокращается. Например, модные смартфоны, продающиеся под американскими этикетками, на 90% изготовлены в Китае или Юго-Восточной Азии, но «Жэньминь Жибао» в статье с говорящим названием «Китай экспортирует 1 млрд мобильных телефонов, кто получит прибыль?» сообщает, что многочисленные китайские предприятия не получают и 1% прибыли.
И вопрос о целесообразности развития всех элементов производственной цепочки оказывается открытым: еще Давид Рикардо убедительно показал, что внешняя торговля и специализация национальных экономик целесообразна в абсолютном большинстве случаев. Какой путь выберет Россия – европейский или китайский? Важно при принятии этого решения понимать, что опыт ХХ века – это уже прошлое, а нам надо думать о будущем. Эра европейского доминирования кончилась.
***
Совсем скоро мы получим новый бюджет. И, несмотря на всю нашу критику, это в целом будет хороший бюджет. Бюджет развития. Пустое, как правило, непрофессиональное и обычно безответственное критиканство, свойственное несистемной оппозиции, – вещь вредная, отнимающая время и раздражающая, но проблемы остаются, и их надо решать, для чего необходимо публичное обсуждение.
И в этом издание «ВВП» видит одну из своих главных целей – быть инструментом решения наших общих задач по созданию новой России, вернувшей себе достойное место в мире.
Саид ГАФУРОВ
http://vvprf.ru/archive/clause691.html
№ 8 (78) Номер 78 2012
Рубрика: ГЛАВНАЯ ТЕМА: БЮДЖЕТ
Михаил Леонтьев: «У Минфина дикий взгляд на монетарную политику»
В той концепции бюджетной политики, которая существовала в России очень долгое время, выделяется несколько основных моментов: максимально возможно бездефицитный бюджет, создание резервов на черный день и постоянная борьба с расширением денежной массы, поскольку министерство финансов помимо Центробанка является основным проводником и лоббистом деинфляционной политики. В рамках всех этих ограничений бюджет, конечно, улучшается. При этом там есть и государственный оборонный заказ, и какие-то «бюджеты развития». Там закладываются и социальные расходы, хотя деньги на социалку, конечно, выделялись всегда. Ну а вопрос об эффективности социальных расходов – сложная и неоднозначная тема. Понятно, что сделать их эффективными по мановению волшебной палочки трудно.
Однако это совершенный популизм, когда говорят, что вот, мол, на науку, культуру, здравоохранение мы тратим столько, а на остальное – столько-то и надо забрать из оборонного бюджета на культуру. Это противоречит не только здравому смыслу, но и обычной политической практике. Если бы было все наоборот, критики бы кричали, что государство разоружается и остается беззащитным перед лицом противника, что люди предают страну, не укрепляют оборону в пользу развития балета и так далее.
Но сама бюджетная логика, к сожалению, не изменилась. Что-то серьезное и судьбоносное можно будет увидеть с изменением логики не только бюджетной, но и экономической политики в целом. Прежде всего, логика экономической политики должна строиться на том, что у нас есть короткий период времени. В принципе, президент это уже озвучивал, это отражается в каких-то цифрах и проектах, но не отражается в логике экономической политики, которую по-прежнему формирует Минфин со своим диким взглядом на монетарную политику.
А ведь у нас осталось очень мало времени, чтобы совершить экономический рывок, поэтому нужно концентрировать силы и средства, разрабатывать алгоритмы этого рывка. У министерства финансов алгоритмов для такого рывка мы пока не видим.
Мы видим некоторые тенденции, которые можно оценить как позитивные, но все это запаздывает, я бы даже сказал, все уже давно опоздало. Если бюджетная политика направлена только на экономию и балансирование, если баланс бюджета любой ценой является главной целью бюджетной политики со стороны Минфина – такая политика попросту не имеет права на существование. Потому что целью бюджета не может быть сам бюджет. А у Минфина целью бюджета является именно бюджет как таковой, идеальный бюджет.
Инфляция в России имеет немонетарный характер, и это заметил даже президент. Потому что достаточно остановить рост цен на услуги естественных монополий, и у нас останавливается рост цен. Хочу заметить, что если цены перестают расти, то у естественных монополий нет оснований повышать стоимость своих услуг, поскольку рост издержек связан с инфляцией.
Поэтому так называемое таргетирование инфляции – это опять же ни о чем. Я не считаю, что можно вообще пренебречь инфляцией, отпустить ее и заниматься безответственной денежной политикой. Существуют другие способы регулирования, на «птичьем» языке Минфина – это так называемые длинные инструменты, длинные инвестиционные деньги и так далее. Но министерство финансов категорически не хочет этим заниматься, Центробанк тоже не хочет.
У нас существует динамика дикого роста потребительского кредитования и серьезного торможения кредитования промышленных предприятий, то есть производственного кредитования. Что это означает? Наши кредитные организации системно стимулируют импорт и уничтожение собственного производства вне зависимости от потребительской способности населения.
А средств для повышения производства у нас нет, потому что нет кредита для собственных предприятий. Зато есть потребительский кредит, есть возможность быстро наполнить рынок импортом. Потому что если свои предприятия ничего не производят, то потребителям остается покупать импортные товары.
На эту ситуацию Центробанк отвечает самым простым способом – он пытается сдержать рост потребительского кредитования. А проблема не в этом кредитовании и не в рисках для банков. Ничего плохого в росте потребительского кредитования нет. Но только в том случае, если он не является безответственным и если при этом вы параллельно кредитуете производство, создаете и расширяете внутренний спрос на собственную продукцию. Так и создаются предпосылки для экономического роста.
Озвученная мной проблема связана с людьми, которые имеют отношение к бюджету. В основе нашей экономической политики лежит монетарная политика самого примитивного вульгарно-либерального толка. Российскую экономическую политику формируют две организации – министерство финансов и Центральный банк. Минэкономики – это, по сути, консультативный орган, который пытается на что-то влиять, но в основном представляет собой экспертную группу, которая не имеет никаких реальных полномочий. У него только одно полномочие – постоянно ныть на тему экономического развития.
В итоге у нас действует концептуально та же самая экономическая политика, которая реализовывалась последние двадцать лет. При этом ее, конечно, пытаются подогнать под новые задачи и добавляют чуждые этой политике вводные. В ответ Минфин начинает совершенно справедливо вопить, что бюджет не сбалансирован, потому что в рамках концепции привычной экономической политики это, действительно, дисбаланс. Вот так это и работает. Мы имеем прежнюю, преемственную, вульгарно-либеральную концепцию экономической и бюджетной политики и попытку приспособить ее под новые цели, которые при таких раскладах являются недостижимыми.
Михаил ЛЕОНТЬЕВ, публицист, политолог, ведущий Первого канала
http://vvprf.ru/archive/clause698.html
Модернизация и ВТО
Любой, кто так или иначе имеет отношение к российской экономике или практической хозяйственной деятельности, сформулировал свое отношение к проблеме вступления России в ВТО, но отнюдь не каждый имел возможность донести свою точку зрения до структур и лиц, принимающих решения. Председатель правления ОАО «Роснано» Анатолий Чубайс, безусловно, в этот узкий круг избранных входит и является, по его собственному признанию, «большим энтузиастом ВТО». На регулярный семинар инновационных специалистов, проводимый «Роснано», с докладом был приглашен руководитель департамента торговых переговоров МЭР Максим Медведков, более десяти лет возглавлявший российскую делегацию на переговорах о вступлении ВТО.
ЖРЕБИЙ БРОШЕН
По словам Чубайса, за двадцать лет в новой России не было сопоставимого по степени сложности, концентрации практического содержания и переговорных задач события в международной экономической политике. Переговоры с ВТО шли более 17 лет, и самым сложным было не добиться одобрения извне, а преодолеть внутрироссийское сопротивление со стороны министерств, ведомств и различных лоббистских групп: ведь в данном случае мы имеем дело с принятием сотен сверхконкретных и жестко детерминированных экономических документов, каждый из которых – плод компромиссов и договоренностей.
Что касается инновационной сферы, то адепты присоединения к ВТО сулят многомиллиардный профит, причем даже в таких, казалось бы, заведомо провальных областях, как, например, локализация автопрома, который, по предвкушению руководителя «Роснано», в новой экономической реальности будет насыщен нанотехнологиями.
ТАК ЛИ ВЕЛИКИ ПРЕИМУЩЕСТВА, ТАК ЛИ НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫ РИСКИ?
Медведков кратко охарактеризовал системные преимущества, получаемые национальной экономикой, присоединившейся к ВТО:
– Улучшение инвестиционного климата за счет предсказуемости и транспарентности регулирования. В отличие от Китая, в силу большой инерционности российской экономики позитивный эффект будет заметен не сразу. Инвестор в Россию сразу не побежит, нужны будут долговременные системные усилия.
– Открытие внешних рынков для расширения экспорта. Если мы ликвидируем, согласно требованиям ВТО, все административные барьеры, то это даст дополнительно 40 000 занятых и 1,5 млрд долларов инвестиций в базовых отраслях (металлургия, химия, энергетика и др.). Это немного, а вот о прямых экономических потерях, вызванных накладываемыми ВТО ограничениями, Медведков почему-то не упомянул. Все остальные бонусы придется дополнительно «выбивать», и в любом случае Россию ожидает еще как минимум 1,5–2 года жесткой переговорной борьбы.
– Участие в выработке необходимых нам правил мировой торговли товарами и услугами. Формально мы получаем доступ к принятию любых решений во всех комиссиях и на всех переговорных площадках (в рамках ВТО ежегодно проходит порядка 5000 заседаний различных переговорных групп), реально, как мы понимаем, все будет зависеть от веса России в мире. С точки зрения Медведкова, мы получаем очевидные конкурентные преимущества в сельскохозяйственном секторе и сможем тратить на поддержку АПК в два раза больше, чем США и ЕС (пока на 1 гектар пашни в России выделяется в 15–17 раз меньше средств, чем в США, и в 40 раз меньше, чем в Евросоюзе). Есть еще пять-шесть направлений, где Россия может позволить себе получить конкурентные преимущества, не идя на принципиальные уступки. Между тем прямым результатом вступления в ВТО для нас будет снижение уровня таможенно-тарифной защиты – РФ взяла обязательство снизить средневзвешенную ставку импортного тарифа на товары до 7,8% с 10% (для сравнения: в ЕС сейчас 5,1%, в Китае 9,6%). Средний сельскохозяйственный тариф будет снижен до 10,8% с нынешних 13,2%, а средневзвешенная импортная пошлина на промышленные товары – с 9,5% до 7,3%.
– Получение доступа к глобальной судебной системе. До сих пор у Российской Федерации основным инструментом разрешения споров и противоречий были саммиты, теперь разногласия можно будет урегулировать через судебные процедуры. ВТО – это механизм слома национального законодательства, поскольку Суд ВТО имеет приоритет над национальными судебными органами, но из 157 членов ВТО лишь 10 непосредственно признают и применяют свои обязательства по этому суду, причем в их число не входят ни США, ни Евросоюз.
Медведков отметил, что условия присоединения к ВТО не ограничивают нас в праве субсидирования любых предприятий и отраслей (мы ограничены лишь собственным бюджетом), хотя известны примеры целого ряда стран, вступивших в ВТО раньше, говорящие об обратном.
В целях адаптации российской экономики к требованиям ВТО разработана и утверждена специальная программа минимизации рисков, которые, с точки зрения правительства, угрожают отдельным предприятиям, но не отраслям в целом. Методами должны стать ограничение доступа иностранцев к госзаказу, техническое регулирование, включая санитарные и фитосанитарные меры, преференции для национальных компаний в виде национальных субсидий и спецпрограмм, антидемпинговые и компенсационные меры.
Медведков упомянул опыт ЕС в сфере автопрома, когда от рынка удалось отсечь Китай и Корею и поставить в сложное положение Японию, но в том, что касается стоимости кредитных ресурсов, курса рубля, тарифов естественных монополий – проблемы, особенно волнующие российский бизнес, – то здесь нужно ставить нас в равные условия с нашими ключевыми партнерами по ВТО.
ПАРАЛЛЕЛЬНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО?
Отдельно была затронута тема администрирования. Если верить главе российской переговорной группы, наше присоединение к ВТО повлечет за собой минимальные институциональные изменения, причем в других странах вступление сопровождалось еще меньшими, буквально косметическими изменениями в госаппарате. Так называемый единый центр управления участием будет создан на базе Минэкономразвития (которое и сейчас является суперведомством, а в перспективе по объему задач и полномочий превращается, по сути, в отдельное правительство). Небольшие, но отдельные подразделения будут выделены в отраслевых ведомствах. Постоянное представительство при ВТО в Женеве будет в количестве 20 человек (у других стран штатная численность обычно вдвое меньше, но мы, как выразился Медведков, «бюрократы и работать не умеем»). Отдельно будет создан центр компетенций, который будет включать в себя общественную маркетинговую компанию.
КТО СТАНЕТ СЛАБЫМ ЗВЕНОМ
Говоря о судьбе «слабых» с точки зрения реалий ВТО отраслей российской экономики, Медведков упомянул легкую промышленность, информационные технологии, авиастроение, сельское хозяйство и сельхозмашиностроение.
Что касается легкой промышленности, то Запад 40 лет сопротивлялся либерализации в этой сфере, вводя все новые и новые ограничения на ввоз текстильной продукции из развивающихся стран. Индия способна заполнить мировой рынок своим текстилем, но в Европе индийскую вещь днем с огнем не найдешь. У России пока другие проблемы – нам бы собственный внутренний рынок освоить.
Обнуление Россией пошлин на ввоз продукции информационных технологий, по общему мнению, знаменовал собой конец российской электроники. Поскольку авиастроение нормами ВТО не регулируется, оно остается сугубо нашей внутренней проблемой. Мы можем сохранять высокие пошлины на ввоз самолетов, на уровне 8–10%.
Наверное, наиболее ожесточенные споры вызывает судьба аграрного сектора в новых условиях. Представители Минэкономразвития убеждены, что сельскохозяйственная отрасль не станет проигрышной, а приобретет с вхождением в ВТО массу преимуществ в силу высокого уровня тарифной защиты. Главные традиционные противники ВТО – производители птицы – теперь находятся в воодушевлении и ажитации, предвкушая перспективы продажи курятины в США. Особый интерес вызывает возможность экспорта зерна в страны ЕС в рамках квотирования – планируется продавать минимум 1 млн тонн в год.
Судя по всему, российское сельхозмашиностроение постигнет та же участь, что и российскую электронику. Отрасль испытывает неразрешимые проблемы со сбытом, проще говоря, нашу сельхозтехнику не покупают даже на внутреннем рынке, фермеры и производители зерна требуют обнулять ввозные пошлины и на отечественных комбайнах работать не хотят, «Ростсельмашу» и другим предприятиям грозит банкротство.
МОДЕРНИЗАЦИЯ И ПРОТЕКЦИОНИЗМ
Говоря о создании новых производств и необходимых протекционистских мерах, приводят пример завода «Ниссан» в Огайо: при условии производства 100 000 автомобилей завод освобождается от ряда обременительных налогов, а за наем каждого американца заводу выплачивается лобовая субсидия в размере 20 000 долларов в год. Пример красивый, но с нашей российской действительностью сочетающийся слабо. Субсидирование новых производств правилами ВТО не запрещено (нельзя применять только импортозамещающие субсидии).
Специальные экономические режимы для резидентов особых экономических зон в Калининградской и Магаданской областях сохраняются, по крайней мере, до 2016 года. В дальнейшем для их сохранения нужно будет специально договариваться с партнерами по ВТО.
Все связанное с наукой из сферы регулирования ВТО выведено, хотя известно, что соглашение TRIPS – о защите прав интеллектуальной собственности в сфере торговли – требует выплат за использование страной-членом патентов других стран, Россия в этой части никаких особых условий не оговорила (в отличие от Китая, Индии, Бразилии, ЮАР и др.). Кроме того, прямым последствием данного соглашения будет существенное подорожание лекарств: правила ВТО не позволяют закупать и использовать дженерики.
Минэкономразвития полагает, что присоединение к ВТО позволит выстроить систему регламентации прав интеллектуальной собственности. Основная проблемная страна, незаконно использующая наши разработки, особенно в оборонной сфере, – Китай. Медведков предрекает массу судебных споров РФ с Китаем, начиная со скопированной начинки самолета МиГ-30 и заканчивая позаимствованными нашим юго-восточным соседом технологиями производства стрелкового оружия. Вообще, Китай лидирует по количеству инициированных против него другими членами ВТО судебных споров, но США предпочитают просто выстраивать барьеры против наплыва китайских товаров, вводя десятикратные пошлины (как это было недавно, например, с китайскими солнечными батареями).
Особое внимание было уделено протекционизму в сфере услуг. Наше законодательство по факту практически не ограничивает доступ иностранных специалистов и компаний, а в дальнейшем это будет закреплено де-юре взятыми Россией обязательствами. Понятие «услуги» трактуется в ВТО расширительно, включая, например, сферы образования, медицины, консалтинга в области государственного управления и пр. По предложению Дмитрия Медведева мы отменили уголовную ответственность за нарушение таможенных правил, заменив ее административной, и тут же получили поток серого импорта из стран ближнего зарубежья.
«СПРАШИВАТЬ О ЧЕМ-ТО БИЗНЕС БЕСПОЛЕЗНО И БЕССМЫСЛЕННО»
Относительно общих принципов функционирования ВТО была высказана спорная мысль о том, что цель «больше товарного экспорта, меньше товарного импорта» уже не актуальна – теперь мировым показателем является не то, сколько страна экспортирует, а то, сколько добавленных стоимостей она создает. По этому показателю, например, Китай, мировой экспортер номер один, занимает куда более скромные позиции, чем многие другие члены ВТО. России в этом плане тоже особенно похвастать нечем – если исключить сырьевой сектор, показатели весьма скромны. Настораживает и объявленная экономическим блоком нашего правительства переориентация с развития секторов и отраслей на развитие компетенций – теперь можно не вкладываться в полные производственные циклы, а специализироваться на том или ином участке производственной цепочки. Думаю, изъяны такого подхода вполне очевидны.
В целом фетишизация российской властью ВТО как мирового мегарегулятора производит странноватое впечатление – видимо, в правительстве сложилось стойкое убеждение, что ВТО есть нечто, установленное раз и навсегда, а присоединение к ней России на весьма спорных, зачастую дискриминационных условиях – не только насущная неизбежность, но и великое благо.
Впрочем, многое становится понятным, когда Анатолий Чубайс на вопрос о том, насколько при принятии решения учитывали точку зрения представителей различных отраслей российского бизнеса, жестко отрезал: «Бизнес вообще спрашивать о чем-либо бесполезно, бессмысленно и не нужно – у нас не только экономика неконкурентоспособна, но и креативный класс тоже».
Дарья МИТИНА
http://www.vvprf.ru/archive/clause696.ht