tapirr

Сон семинариста Кукушкина

рассказ slavindo@lj

Холодным и дождливым апрельским вечером семинарист третьего курса Петя Кукушкин пришёл домой после вечерней архиерейской службы. Петя был невысоким молодым человеком с тёмными волосами и тёмно-карими глазами. Выражение лица у него всегда было несколько сконфуженным или озадаченным. Эту конфузливость он обычно пытался компенсировать при разговоре излишней улыбчивостью и неуместными ласковыми интонациями.


Жил он у бабки, в деревянном домике на окраине города. Стараясь по привычке пройти незамеченным мимо «бабки», он разделся и проскользнул в свою комнату. Комната, скорее комнатка, была маленькой, и, наверное, произвела бы на городского жителя удручающее впечатление своей «деревенскостью»: тёмными стенами, маленькими окнами и почерневшей от времени мебелью. Украшение этого жилища составляли разве что корешки увесистых книг, занимавшие две полки над столом, да висевший на двери прошлогодний календарь с изображением Казанской иконы.

Войдя, Петя сразу присел на кровать, чтобы немного отдохнуть перед ужином, но от усталости заснул сидя на кровати, прислонившись спиной к стене…



Постепенно он стал погружаться в другой мир: каменистая почва, сильный ветер с песком, ударивший ему в лицо, какие-то маленькие корявые деревца. Это была Палестина. Справа у ног плескались волны Генисаретского озера, простиравшегося почти до самого горизонта. В высоком безоблачном небе ещё мерцали крупные звёзды, но на востоке занималась слабая полоска света.

Он увидел бородатого мужчину, уже в возрасте, идущего по берегу озера и одетого в какой-то грубый коричневый балахон, и почему-то сразу понял, что это был апостол Пётр, и что он идет ловить рыбу в озере. Пётр сначала был виден как бы со стороны, но потом Петя почувствовал, что смотрит его глазами. Осознавать себя апостолом Петром было, с одной стороны, очень приятно и величественно, с другой… – у апостола слишком сильно ныл от голода живот.



И вот Пётр подошел к большой деревянной лодке, стоявшей у самой кромки моря. На корме лодки, подложив под голову рыболовную сеть и свернувшись калачиком, спал сам Христос!



Тут Петю объяла радость, настолько сильная, что он во сне побоялся проснуться и потерять её. Он чувствовал, что шел, возможно, к этой встрече всю свою жизнь, что может быть, сейчас перевернётся вся его судьба. Эта радость была каким-то образом смешана с обычным для него чувством неловкости и боязнью сделать что-нибудь неправильно.



Пётр залез в лодку и нерешительно потряс Иисуса за плечо:

­– Иисус проснись, я пойду ловить рыбу, ты пойдёшь со мной? – тихо, почти шепотом спросил он.

Иисус поднялся, открыл глаза, но взгляд у него был всё ещё отсутствующий, как будто он остался наполовину во сне.

– А, это ты, Пётр? Сколько сейчас времени?

– Уже вторая половина четвёртой стражи, Учитель.

Иисус почесал бороду, замялся на несколько секунд, как будто он хотел сказать что-то, что ему не совсем удобно говорить.

– Знаешь… Я давно хотел завести этот разговор, да всё откладывал его... Ты вот, действительно считаешь, что ВСЁ ЭТО нормально? – Он показал рукой как бы вокруг себя.

– Что "ЭТО"? – взгляд Петра вдруг в недоумении останавился.

– Ну, хотя бы это запанибратское обращение среди ночи: "Иисус, проснись!" – довольно искаженно передразнил он Петра, – прямо как к какому-то мальчику!

– А как же мне обращаться?

– Я же ведь всё-таки тебе не ровня. Надо соблюдать элементарные нормы этикета! Обращайся ко мне хотя бы так: «Высокопреосвященнейший Владыка», или нет, лучше: «Ваше Высокопреосвященство». И при подходе, кстати, кланяйся и целуй мне руку.

– Хорошо, Иисус... простите, Ваше Высокопреосвященство. – ответил озадаченный Пётр.



Тут что-то привлекло внимание Петра, он посмотрел на небо: звёзд уже не было. Казалось, небо стало каменным и опускалось вниз. Ещё через секунду он понял, что это уже не небо, а свод купола огромного и очень древнего храма. Озера больше не было видно, а вдалеке виднелись гигантские каменные колонны. Голос Христа теперь многократно отражался от далёких стен храма, каждое слово подолгу металось между каменными стенами, постепенно гасло в них.



– И ещё. Что это за одежда? – Иисус показал на свой балахон, материал которого напоминал больше нашу мешковину. - Что это за бродячая жизнь без постоянного жилья? Не подумай, что я требую комфорта­­­. Я беспокоюсь прежде всего об эффективности нашей проповеди. Скольких людей мы смогли бы привлечь к вере, обладая постоянной резиденцией в столице, выглядя привлекательно для основной массы народа? Привлекательно! А не как бродяги.

– Резиденция в Иерусалиме? Да кто нам даст… – пробормотал Пётр.

– Кстати, я об этом не так давно думал. Здание нам мог бы дать, например, тот же царь Ирод.

– Ирод? Этот кровавый убийца?!!

– Да. В ответ на определенные встречные шаги этот, как ты выразился, «кровавый убийца» вполне готов предоставить нам подходящее здание.

– Но ведь это власть оккупантская, мерзкая, поработившая наш народ! Какие могут быть для неё «встречные шаги»?

– Запомни, Пётр: не бывает власти не от Бога! Вот и Ирод – это правитель, данный нашему народу от Бога. Введение этой новой идеи в мои проповеди и будет той небольшой услугой, за которую римское правительство предоставит нам и подходящее здание, и официальный религиозный статус! Возможно даже статус одной их государственных религий. Ты представляешь, какой размах!?

– Да, но что мы будем делать дальше, посреди Иерусалима, среди всяких там богатеев, без лепты в кармане?

– Вот тут ты прав. Нам понадобятся приличные деньги. На представительские расходы, на дорогие одежды, соответствующие нашему новому, официальному положению. Для этого придётся войти в тесный контакт с теми, кем мы раньше пренебрегали, с теми, у кого есть деньги: с властями, торговцами, сборщиками податей – убедить их пожертвовать на наше дело, опять таки, в обмен на определенные встречные шаги.

– Но ведь ты…, простите, Вы, Ваше Высокопреосвященство, сами всегда говорили, что блаженны нищие!

– Ну да… Но надо будет это как-то переделать, перевести в духовную плоскость, понимаешь?



Тут Пётр снова оглянулся вокруг и понял, что огромного купола над головой больше нет. Они стояли уже не в храме, а в семинарии, в классе, где им преподавали догматическое богословие. В голосе Христа и во внешнем виде всё больше проскакивали черты преподавателя богословия и куратора их курса, протоиерея Николая Кубышко.



Иисус продолжал:

– Нельзя так сильно расстраивать хороших, добрых людей, которые дают нам деньги. А ещё, кстати, если уж есть такая потребность в деньгах, то не пора ли нам начать брать деньги за совершаемые нами обряды?

– Это как?

– Ну, как же? Крещение, освящение помещений, посещение свадеб, похорон, исцеления - это ведь тоже есть своего рода работа для нас. А за всякую работу, как известно, должна быть и оплата. Конечно, это должно подаваться вами не как оплата за профессиональную деятельность, а как некое пожертвование на благое дело нашей проповеди, как богоугодный дар. Я правильно рассуждаю?

– Вроде бы всё правильно. - Весьма апатичным голосом согласился Пётр.

– И кстати, не забудь сделать и повесить на видное место примерно такую табличку:



«Оплата за совершение обрядов.

Поминание в молитве: 2 динария

Крещение: 4 динария

Посещение свадьбы: 40 динариев

Посещение похорон: 60 динариев

Исцеления: каждую первую субботу месяца,

15 динариев с человека, запись за неделю»



– С последним пунктом явно вышла ошибка! – набравшись смелости, Возразил Пётр. – За месяц у нас накопится столько больных, что ты не сможешь наложить на них руки и не успеешь исцелить всех сразу.

– А всех и не надо. Исцелим только тех, кого получится, а остальным скажем, что они не исцелены, потому что на их болезнь есть воля Божья!

– Но деньги, которые нам…

– Ничего. Вы им потом объясните, что пусть на внешнем, физическом плане исцеления не произошло, зато они получили пользу на невидимом, духовном плане, короче, переведите всё в область невидимого, всяких там прощенных грехов… А ещё надо будет сделать такую круглую большую шапку, – зевая, сказал Иисус – украшенную золотом и драгоценными камнями. Она будет символизировать… мой терновый венец...



После этих слов Петя уже не видел Христа. Он ощутил во сне, что снова находится в своей тёмной «деревенской» комнате, что она с каждой секундой становится всё меньше и меньше. Что-то давило ему на грудь: то ли комната, которая сжалась уже до размеров тесного гроба, то ли слёзы. Последние слёзы ребёнка, у которого отняли самую заветную детскую мечту. Проснуться он почему-то не мог, да и некуда было просыпаться от этого сна. Последней робкой надеждой, оставшейся у него в этом сне, была мысль снова вернуться в самое начало, к тому озеру, всё исправить, добудиться Христа, поговорить с Ним ещё раз, убедиться, что это всё это была не правда, не на самом деле.

Ведь этот кошмар не может быть на самом деле...?



Christ driving the traders from the temple
TURNER, Joseph Mallord William
C. 1832
Oil on mahogany
Tate Collections