tapirr

Е.КИСЕЛЕВ: Я приветствую всех, кто в эту минуту слушает радио «Эхо Москвы». Это действительно программа «Наше все» и я, ее ведущий, Евгений Киселев. Мы рассказываем историю нашего отечества в лицах, начиная с 1905-го года за последние сто лет. Мы идем по алфавиту от А до Я. Мы дошли до буквы М. На букву М у нас шесть героев, и одного из них вы выбрали во время прямого эфирного голосования. Этот герой – священник отец Александр Мень. И сегодняшняя передача будет посвящена ему. Как всегда, в начале нашей программы портрет героя.

Священник отец Александр Мень – блестящий проповедник, просветитель, религиозный философ, духовный наставник множества известных деятелей культуры, правозащитников, диссидентов, автор многих книг и статей об истории церкви, о земной жизни Иисуса Христа, о том, как читать Библию, - уникальная фигура в истории Русской Православной Церкви, русской религиозной мысли в советскую эпоху, когда официальная власть была атеистической или, выражаясь по церковному, богоборческой. Отец Александр родился в 1935-м году, когда Русская Православная Церковь была почти полностью разгромлена, а многие уцелевшие священнослужители и миряне ушли в подполье, образовав т.н. «катакомбную церковь», в которой и был крещен будущий протоиерей.

Он был рукоположен в священники в 1960-м году и практически всю жизнь прослужил в подмосковных приходах, в последние 20 лет - в Новой деревне неподалеку от Сергиева Посада. Жил он по соседству, в Семхозе, в небольшой деревушке, в деревянном доме с садом и весьма привязался к нему. В Семхозе – это более, чем полтора часа езды от Москвы – отец Александр пользовался известным покоем. Именно там он писал свои книги. Двери его дома были всегда широко открыты для друзей, прихожан и даже людей незнакомых, искавших с ним встречи. Отец Александр был проповедником от Бога, он обладал редким даром разговаривать с новообращенными, жаждущими живого слова, непосредственно соответствовавшего их личному опыту. Благодаря своей духовной открытости, энциклопедическим знаниям, любви к литературе, искусству, интересу к наукам, он был идеальным собеседником для интеллигентов, от вопросов которых никогда не отделывался общими фразами. Среди его духовных чад было немало известных писателей, художников, актеров, кинематографистов. В 1988-м году при Горбачеве, когда православная церковь праздновала тысячелетие крещения Руси, отношение государства к церкви стало меняться, и отец Александр Мень начал вести публичную деятельность как проповедник, выступая с лекциями, участвовать в публичных дискуссиях, писать статьи в самых различных изданиях.

Как вспоминал один из учеников отца Александра Меня, выступал он обычно в черной рясе с наперсным крестом на груди. Испытания густо осеребрили его волосы и бороду, но лицо оставалось молодым и было необычайно прекрасным – с печатью нежности. В его черных сверкающих лицах одновременно читались доброта и ум. Говорил он – а голос у него был мягкий – без каких-либо записок и бумажек, передвигаясь по маленьким залам или по сцене с микрофоном в руке. Лицо его было удивительно выразительным – все время в движении и порою серьезное, порою озаренное улыбкой, а улыбка – то нежная, то шутливая, то очаровательная. 9 сентября 1990-го года отец Александр Мень был убит неизвестными при загадочных обстоятельствах. Преступление до сих пор не раскрыто.

Е.КИСЕЛЕВ: А теперь позвольте мне представить моего сегодняшнего гостя. У нас сегодня в студии отец Александр Борисов. Здравствуйте, отец Александр.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Добрый день.

Е.КИСЕЛЕВ: Можно ли Вас назвать учеником отца Александра Меня?
ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Ну, в каком-то смысле да.

Е.КИСЕЛЕВ: В каком?
ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: В том, что действительно его влияние было на меня очень большим. Но не только его – скорее его семьи. Дело в том, что я знаком с ним был с детства. Потому что я учился в одном классе с его братом. И мы до сих пор с ним дружны. То есть вот уже больше 60 лет. И я еще в первом классе выбрал Павла, его брата, дружить, и в их семье был чуть ли не каждый день. Мы жили в одном дворе, на Серпуховке, и конечно, я видел его брата – он старше был на 4 года нас, в школе это разница большая – замечательного, красивого, остроумного молодого человека. Ну и конечно, это влияние уже и тогда было, но особенно уже после окончания школы, когда я уверовал и пожелал принять крещение, и он стал моим крестным, а его мама, Елена Семеновна, стала моей крестной матерью.
Е.КИСЕЛЕВ: А расскажите, пожалуйста, чуть подробнее, что это была за семья.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Вы знаете, это была довольно обычная советская семья, живущая в коммуналке на Серпуховке, там 5-6 соседей, папа – инженер, мама закончила педагогический институт в конце войны, работала чертежником. В общем, такая интеллигентская семья. Это еврейская была семья. Но мама уже с детства имела огромный интерес к христианству и приняла крещение вместе со своим сыном Аликом в конце 35-го года, когда он родился. Отец знал о ее христианстве. Она ему перед браком сказала об этом. Но для него это не стало препятствием. Они договорились так: ты будешь ходить в церковь, а я буду ходить в это время в лекторий, и так далее, в музей, а потом мы будем рассказывать друг другу, обмениваться. Словом, он относился к этому всегда терпимо, лояльно. Они друг друга очень уважали, любили, поддерживали. Словом, это была очень хорошая семья, несмотря на различие взглядов. Отец был очень приятный, очень милый, добрый, остроумный человек. В общем, семья была очень приятная. Но жили очень скромно. Единственное у них было такое замечательное приобретение, еще до войны – он купил участок земли, тогда это было доступно инженерам, работникам, по Казанской дороге. Вот у них было дача, которая все время достраивалась. И вот они лето проводили более или менее хорошо – на даче, комнаты были у мальчиков, у мамы. И конечно, на этой даче я тоже почти постоянно бывал. Так что моя жизнь проходила в значительной мере с этой семьей тоже. Я сам рос без отца, мама учительница, мы рядом жили. Ну, вот так вот мы дружили очень близко. И сейчас. И конечно, то, что я видел в этой семье иконы в таком шкафчике, который закрывался, когда входили не свои, какие-то соседи, Библию с иллюстрациями Доре, огромное количество книг – Кант, Гегель, Брэм, прочее-прочее – у Алика были очень обширные интересы (так звали отца Александра в детстве). И вот в этой обстановке, в этой комнате – небольшая она, 20 метров, - семья одна. В ней отгорожен уголочек - книгами заваленный стол, аквариум с аксолотлем тут же. И у нас еще такой был общий биологический интерес – он был в ВООПе, такая была организация юношеская, очень интересная, оттуда вышло много биологов – Алексей Владимирович Яблоков, Дроздов Николай – это все были современники. А я был в КЮБЗе – это Клуб юных биологов зоопарка. Но это не то что мы так специально выбрали, так просто сложилось. Так что у нас был еще был этот общий интерес – к биологии. Но, в общем, я потом получил биологическое образование и до 33 лет работал в Академии наук именно как генетик, защитил диссертацию, ну а потом, спустя два года после защиты я решил изменить направление жизни и из Академии наук перешел в Духовную академию. Закончив 4-й класс семинарии, я был назначен на приход дьяконом у метро «Речной вокзал», и вот с тех пор будет уже 35 лет как я служу в церкви.

Е.КИСЕЛЕВ: А как стал священнослужителем отец Александр Мень? Как он к этому пришел?



ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Он уже почти с детства, будучи мальчиком, прислуживал в храмах Москвы, особенно в храме Иоанна Предтечи на Пресне, и уже с детства читал Евангелие, Библию. И уже где-то в 47-м году, когда ему было 12 лет, он уже тогда начинал писать такие рефераты об Евангелии. Одна из первых его книг, из которой потом выросли все остальные, - «Что нам говорит Библия?», для чего она нам нужна. И в 14 лет он составил план своей жизни. А в 12 лет, еще раньше, он решил стать священником, когда его одна монахиня, она жила в Загорске тогда, это Сергиев Посад сейчас, спрашивала – кем ты хочешь быть? – а ему было лет 5-6, он первое сказал, что он хочет быть писателем. Ну еще? Историком. Ну еще? Биологом. Ну еще? И он тихо сказал – священником. Все его желания, в общем-то, исполнились. Он получил биологическое образование, закончил пушно-меховой институт. Поступал в него Москве, но тогда по идее Хрущева все эти институты были переведены ближе к месту их работы, как и министерства. Рыбный институт – в Калининград. А пушно-меховой – в Иркутск, Сибирь. Было ли это правильно, сейчас трудно судить. Но во всяком случае, он там получил образование. И уже когда он был в Иркутске, он тоже участвовал в богослужениях как чтец, он в церкви работал в храме в Иркутске. Конечно, это стало известно институтскому начальству. Тогда была иная ситуация, чем сейчас. И, в общем, ему не дали сдать последний экзамен – по философии. Он как бы его не сдал, потому что неправильно ответил на вопрос – какова была религия первобытных людей? Он ответил, что был фетишизм, анимизм, разные формы язычества. А преподаватель говорит – нет, вы неправы. – «А какие же?» – «Они были стихийные материалисты, потому что если бы было не так, они бы не смогли выжить. Приходите через три дня». Отец Александр говорит тогда – «За три дня что, мои взгляды изменятся?» - «Нет, через три дня приходите». В общем, договорится не удалось. Ему не дали сдать экзамен. К счастью, у него тогда были уже пройдены военные лагеря, он получил справку об окончании – в армию не призывали, потому что у него уже было звание офицера запаса. И он – не было бы счастья, несчастье помогло, - уже тогда просил своего духовника отца Николая Голубцова, который его познакомил с митрополитом Макарием, и нашли возможным его рукоположить в тот же год окончания института, поскольку фактически ему не надо было отрабатывать, как тогда водилось, пять лет после института, поскольку он получил только эту справку. И, таким образом, он оказался уже на свободе. Он был рукоположен в сан дьякона в 58-м году в Москве, направлен недалеко от Одинцова в село Акулово, недалеко по Белорусской дороге, и там два года он служил дьяконом, а потом в 60-м году он был назначен настоятелем, рукоположен в сан священника и назначен настоятелем в село Покровское, это станция Алабино по Киевской дороге.

Е.КИСЕЛЕВ: А просветите, пожалуйста, - сан дьякона чем отличается от сана священника?

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Ну, если грубо говоря, это как лаборант и научный сотрудник. Дьякон принимает участие в богослужении, молитвословит, но он не совершает таинств, не крестит, не исповедует, не совершает евхаристию и так далее. А священник все это делает. «Дьяконос» - греческое слово, оно означает «служитель», «слуга». Первоначально дьяконы заботились о благотворительной деятельности в христианских общинах.

Е.КИСЕЛЕВ: А вот скажите, пожалуйста, в юности, в детстве отец Александр Мень или его семья имели отношение к катакомбной церкви?
ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Вы знаете, то было до 45-го года. Действительно, его крещение и годы до 45-го года проходили в церкви т.н. «непоминающих». Потом там были разные группы, которые образовали ИПЦ – Истинную Православную Церковь. Но они были вот в этой среде. Потому что действительно в церкви был такой раскол, можно сказать. Часть архиереев и священников согласились с линией митрополита Сергия на компромисс с властью, а часть заняла жесткую позицию, во всяком случае отстраненную – ушли в подолье.
Е.КИСЕЛЕВ: И от этого название «катакомбная»?

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Да. И вот, скажем, тот священник, который крестил отца Александра, архимандрит Серафим Битюков, он принадлежал именно к этой церкви, которая как бы ушла в подполье. И до 45-го года они были на нелегальном положении.
Е.КИСЕЛЕВ: Они служили по домам?

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Да, служили по домам, где-то жили. Ну, вообще они вынуждены были скрываться, потому что многих из них просто в конце 40-х годов – 44-й, 45-й – арестовали, сослали в лагерь и так далее. Так что она была гонимая. Они все время были на грани какого-то риска. Так что отец Александр Мень – как раз из людей, которые с детства в церкви, буквально с младенчества. Они каждое воскресенье ездили в Загорск, Сергиев Посад сейчас, принимали участие и во всенощном бдении, и в литургии. Все это дома, все это особая, конечно, атмосфера гонимых. И все это очень серьезно, глубоко. Но когда в 45-м году был избран патриарх Алексий, сейчас его Первым можно назвать, то те их руководители, которые были в заключении, передали благословение войти в эту церковь, то есть принять ее и быть уже на легальном положении, как и все остальные православные верующие, что они и сделали. С этого времени они стали в этой церкви. Они стали ходить в Николо-Кузнецкий на Серпуховке храм, Иоанна Воина на Якиманке. Так что они с детства в церкви в противоположность многим людям, которые, скажем, пришли из комсомола, из партии, с кафедр атеизма и так далее. Я не в осуждение говорю, просто я хочу подчеркнуть, что отец Александр эти все проблемы с детства пропустил через себя.

Е.КИСЕЛЕВ: А как он относился вообще к этому компромиссу историческому, который до сих пор, по-моему, является предметом горячих дискуссий? Я имею в виду Декларацию митрополита Сергия.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Да-да, я понимаю. Вы знаете, он как-то по этому поводу особенно никогда не высказывался. Это не было предметом его интереса. Потому что он понимал, что это была вынужденная мера, чтобы сохранить церковь. Можно было и так повернуть и идти в катакомбы, но все-таки у меня такое впечатление, что он всегда больше склонялся именно к официальному существованию в легальной церкви. И несмотря на какие-то компромиссы, которые принять трудно, с которыми трудно жить, он всегда говорил, что всегда можно найти сферу, где трудиться для Христа, где нести людям Евангелие, помогать людям, поддерживать духовно. Так что все, что происходит наверху, это не помеха для повседневного священнического труда.

Е.КИСЕЛЕВ: Отец Александр был не просто священником, он был богословом - он написал много книг, он читал лекции, он выступал перед аудиториями. Вот чуточку поподробнее расскажите об этом. Как он стал такой в некотором смысле публичной фигурой?

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Ну, видите, у него в детстве всегда было очень горячее желание поделиться тем, что он знает, с другими. В той форме, которая им доступна. Помню, часто какая-нибудь книжка, которую он смотрел… «Алик, что это ты там читаешь?» - «Ну, ребят, вам некогда будет эту книжку читать – я вам сейчас про нее расскажу». Какой-то американский или английский автор, «Война и мир»… Он кратко рассказывал, в чем основная идея, чтобы нас заинтересовать. Не чтобы заменить книгу, а заинтересовать. Он приготовил для своего учителя у нас в школе - Сергей Федорович был, вел у нас ботанику, зоологию – целый реферат по Брэму о животных. И точно так же он начал уже где-то с 6-7-го класса писать книгу «О чем нам говорит Библия?», которая переросла, собственно, в последующие книги. Он сам открыл на развалах Даниловского рынка, где всякие ножи, вилки, старые часы, Владимира Соловьева, которого тогда, конечно, не издавали. Он нашел какую-то книжку старую такого неряшливого вида. То есть мальчик в 14 лет понял, что это то, что нужно.

И, собственно говоря, Владимир Соловьев – философ, я имею в виду, - определил именно направление его дальнейшего труда. Потому что именно он, Владимир Соловьев, высказал идею о том, что религиозные поиски человечества до христианства – это не было сплошным заблуждением, ошибками, но это были поиски человека, в которых были крупицы истины, которые уже раскрылись целиком в христианстве. Вот эта идея Соловьева показать это была подхвачена отцом Александром, что он и делал в своих книгах, которые он писал именно вот об этих поисках человека и как на эти поиски Бог ответил в Библии и Евангелии. И собственно, книга «Сын человеческий» - самая его известная книга о Евангелии, написанная именно с целью помочь человеку начать читать Евангелии самому, она была закончена уже в 58-м году, как раз когда его рукоположили дьяконом, когда он только-только закончил институт. То есть он все время параллельно…

Е.КИСЕЛЕВ: То есть она была написана им, когда он был совсем молодым человеком?

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Да. Он был еще студентом.

Е.КИСЕЛЕВ: Ему было 23 года.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Да. По сути дела, он писал ее лет с 15-ти. Он все время переделывал ее, всю жизнь. Очень живо писал. Написана она так, как если б он был свидетелем всех этих событий. И он ее издал тиражом в 5 экземпляров – столько, сколько брала пишущая машинка, разные иллюстрации вырезал из журналов. Эти 5 экземпляров он давал людям читать. Потому что приходит человек – каждому не расскажешь обо всем…

Е.КИСЕЛЕВ: Но это уже самиздат.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Конечно.

Е.КИСЕЛЕВ: Это уже чуть ли не уголовное преступление по тем временам.
ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Конечно.

Е.КИСЕЛЕВ: Хорошо. Мы давайте на этом месте прервемся. Извините, у нас сейчас время новостей середины часа на «Эхе Москвы». И через минуту-другую мы продолжим разговор. Я напомню – мы сегодня говорим об Александре Мене с человеком, который знал его с детства, - со священником Александром Борисовым.

НОВОСТИ

Е.КИСЕЛЕВ: Мы продолжаем программу «Наше все» на волнах радиостанции «Эхо Москвы». Я напомню: наша программа – это история России в лицах за последние сто лет. Мы идем по алфавиту от А до Я, дошли до буквы М, и сегодняшняя программа посвящена священнику отцу Александру Меню, о котором сегодня у нас в студии вспоминает священник отец Александр Борисов, который служит в Москве в храме Косьмы и Дамиана в Столешниковом переулке. Отец Александр знал священника Александра Меня с детства, и мы остановились на том перед перерывом, что первую свою книгу – «Сын человеческий», посвященную земной жизни Христа и которая должна была помочь читателю научиться понимать Евангелие, отец Александр Мень написал, когда ему было всего 23 года, в 58-м году, и издал сам, напечатав ее на машинке в пяти экземплярах - сколько эта машинка могла взять, что на самом деле в каком-то смысле было по тем временам едва ли не уголовным преступлением, потому что это был самиздат и за это можно было, как говорится, отправиться в места не столь отдаленные.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Ну да. Во всяком случае, какое-то наказание понести.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, а у отца Александра ведь на протяжении всей его жизни были проблемы с властью и в том числе, как говорится, с компетентными органами, так ведь?

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Ну да, потому что, конечно, они все внимательно следили за каждым священнослужителем и особенно внимательно за тем, чтобы не приезжала молодежь, со старухами-то – ладно, пускай, они уже вреда никакого особо не принесут. А когда молодежь, то это всегда рассматривалось как криминал.

Е.КИСЕЛЕВ: Ведь было управление по делам религии, Совет по делам религии.
ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Конечно, да.

Е.КИСЕЛЕВ: Который, если мне память не изменяет, был создан на основе подразделения НКВД, которое занималось церковью.
ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Ну, вы знаете, я точно не знаю этой истории. Я просто знаю, что на самом деле, был двойной контроль – был Совет по делам религии, официальный орган при Совете министров, и было еще 5-е Управление КГБ, которое следило по своим каналам.

Е.КИСЕЛЕВ: Нет, ну 5-е Управление возникло при Андропове, оно было создано…

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Ну, может, оно как-то называлось иначе, но вот этот двойной контроль был всегда. С одной стороны – легально, и каждый священник, когда он назначался на приход, должен был получить регистрацию от уполномоченного Совета по делам религии, который в каждом регионе или области сидел. И он получал такую справку, что да, он имеет право служить, он имеет право в такой-то церкви в такой-то должности. Все. Только там.

Е.КИСЕЛЕВ: Но за отцом Александром ведь не просто следили – его и на допросы вызывали, и на профилактические беседы.
ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Да.

Е.КИСЕЛЕВ: Что было проблемой?

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Ну, проблемой как раз и было то, что вот, говорят, что молодежь к вам ездит, а некоторые под видом религии протаскивают антисоветские взгляды и так далее. Я знаю это очень хорошо, потому что меня тоже вызывали.

Е.КИСЕЛЕВ: Вызывали?

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Ну конечно. Стоило выпуститься из семинарии, уже в середине сентября позвонил один человек и сказал, что он работник КГБ, что он хочет со мной побеседовать, что – «Давайте встретимся с вами в вестибюле гостиницы «Москва», у меня в руках будет газета «Правда». Я его по этому признаку узнаю. Ну и мы с ним встречались, и он меня вербовал. И через это, по-моему, проходили сто процентов студентов семинарий и священнослужителей. Им важна была лояльность к этим органам и по возможности сотрудничество. Вы ж советский человек? Советский. Разве вы не хотите нам помочь? Мы же беспокоимся о могуществе нашего государства. Есть люди, которые хотят разрушить и так далее. Вот вы нам про них и будете говорить. А некоторые делают это под видом религии. Значит, к вам они и стекаются. Значит, вот нам и рассказывайте, что там у вас такое. И прочее, и прочее.
Е.КИСЕЛЕВ: Ведь были люди, которые не просто отказывались сотрудничать с этими органами, а были люди, которые попадали в места не столь отдаленные. Ну вот, допустим, священник Глеб Якунин. Ныне он, если мне память не изменяет, запрещен в священнослужении.
ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Да-да.

Е.КИСЕЛЕВ: То есть у него сложные отношения с Московской патриархией.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Да.

Е.КИСЕЛЕВ: Но он был, кстати, по-моему, одним из друзей отца Александра Меня.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР БОРИСОВ: Да, они действительно учились вместе в том же самом мехово-пушном институте. Так что они… Когда они ехали в Иркутск, отец Александр рассказывал потом, в одном купе с ним ехал такой рыжий парнишка, и смотрю, читает «Агни-йога» - такая книга нечастая в руках советского студента. Ну, он с ним начал говорить, заинтересовался. Отец Александр, конечно, тоже это направление прекрасно знал. Так что темы для разговоров были, и он его фактически вернул в церковь, потому что у отца Глеба очень верующие мать и тетушка, которые его до 14 лет водили каждое воскресенье на службу, а в 14 лет он заявил – «Все, я в вашу церковь больше не пойду». Такой бунтарь был с детства. И ушел из церкви действительно. А вот отец Александр Мень вернул его обратно. Ну, потом уже он священником стал.

Но такое бунтарское начало, видимо, в нем доминировало всегда и по настоящее время тоже, тут уже ничего не поделаешь. Ну, отец Александр всегда все-таки стремился найти легальные пути служения, и в том, что возможно, он старался по максимуму трудиться. Потому что само желание стать священником у него четко оформилось осенним вечером 1947-го года, когда праздновали 800-летие Москвы – грандиозное такое действо, по сталинским временам. Огромный портрет товарища Сталина был на аэростатах поднят над Москвой, и лучи прожекторов его высвечивали в ночном небе. И для Алика, который рос в этой среде катакомбной, где многих людей посадили, и они переписывались, то есть он всю эту подоплеку прекрасно знал, для него это был тиран, диктатор, который властвует, символ власти, и у него не было желания стать революционером, подкопы делать и прочее противопоставить этому, - он стал священником. Именно тогда он и принял это решение – что этому можно противостоять только будучи на стороне Христа, на стороне Бога.

от edictum@lj

Продолжение следует