tapirr

Фрагменты из http://www.inopressa.ru/newyorker/2008/09/15/15%3a58:09/echo

Эхо во тьме
Дэвид Ремник

спасибо sceptic_rus@lj

После того как в новогоднюю ночь накануне нового тысячелетия Ельцин ушел в отставку, к власти пришел Путин. Вскоре новый президент начал давить на прессу, используя финансовые и юридические рычаги, чтобы закрывать или превращать в свою собственность газеты и телекомпании, если считал их дух недружественным или владельцев – непокорными. Организация "Репортеры без границ" в своем всемирном рейтинге свободы прессы поставила Россию по свободе на 144 место из 169 стран – чуть ниже Афганистана и Йемена и чуть выше Саудовской Аравии и Зимбабве.


29 статья российской конституции гласит иное: она гарантирует свободу слова. Тем не менее Путин беспощадно и стремительно приструнил российские СМИ. Независимая телекомпания НТВ, активно освещавшая войну в Чечне, в 2001 году была отобрана у своих владельцев и основателей и выхолощена; "Первый канал", крупнейшая российская телекомпания, не имеющая себе равных по величине, вновь стала покорным продолжением политики правительства.

В глазах Путина реальный вес имеет только телевидение. Руководителей телекомпаний собирают в Кремле на регулярные еженедельные совещания, где предопределяется программа новостей; менеджерам предоставляют списки политических противников, которым не положено появляться в эфире. Преданность влиятельных ведущих, менеджеров телекомпаний и знаменитых корреспондентов покупается: они получают неслыханные оклады. Дискуссий и интервью в прямом эфире на телевидении больше не существует. Есть газеты и сайты, которые, как минимум, не менее свободны, чем "Эхо", но их аудитория столь узка, что Путин спокойно оттесняет их на обочину и не трогает.

"Проблема в том, что официальная пропаганда по телевизору страшно отвлекает – она гарантирует, что люди обсуждают чушь, которую показывают по ящику, – сказала мне Юлия Латынина, известный газетный обозреватель, комментатор "Эхо Москвы". – Например, если Россия сбрасывает на Грузию ракету с самолета, в репортаже будет говориться о величине воронки и будет поставлен вопрос, уж не вырыли ли грузины эту воронку сами, и прочий вздор. Внезапно ты начинаешь разговаривать о воронках, а не о том, пытается ли Россия припугнуть до смерти республику Грузия и прочих подобных "врагов". Телевидение также много выдумывает о предполагаемых врагах типа Украины, Латвии, Эстонии. У нас везде враги. Кто же хороший? Андорра? Иран? Все это отвлекает от реальной политической информации и мысли".

В 2001 году Путин пригласил Алексея Венедиктова на встречу в библиотеке Кремля.

Стараясь одновременно навести мосты и предостеречь относительно своего понимания отношений с Венедиктовым, российский президент пространно рассуждал о разнице между врагами и предателями.

"Для Путина это ключевая разница, – сказал Венедиктов. – Он сказал: "Враги прямо перед тобой, ты с ними воюешь, потом заключаешь перемирие, и все ясно. Предателя нужно уничтожить, раздавить". Таково его мировоззрение.

А затем он сказал: "Знаете, Алексей, вы не предатель. Вы враг"".

Я – наверно, по недомыслию – уточнил у Венедиктова, улыбался ли Путин, произнося эти слова.

"Улыбался? – переспросил Венедиктов. – Путин никогда не улыбается. Он просто разъяснял, кто я в его глазах. Он знает, что я не ударю его кинжалом в спину и не буду играть в игры, но просто буду делать то, что делаю. Я сказал: "Если вы хотите закрыть "Эхо", закрывайте. Я не могу заставить себя не делать то, ради чего мы существуем".


"Путин увиделся со мной, потому что хотел завербовать меня, как выражаются профессиональные разведчики, привлечь меня в свою команду, а потому говорил со мной по-товарищески, – сказал Венедиктов. – Это было проявление доверия в некотором роде. Он нуждался в репутации "Эхо Москвы". В глазах Путина радиостанция была отчасти полезна – в качестве показательного примера свободы прессы – но Венедиктов знал, что Путин в любой момент может передумать и закрыть ее. "Путин пришел из советского КГБ, он смотрел на прессу совсем иначе, чем Ельцин, и я моментально почувствовал эту разницу, когда он заговорил, – вспоминает он. – Я сказал моим друзьям, хотя все они проголосовали за Владимира Путина и считали его реформатором-модернизатором, что мы катимся вспять. Мне никто не верил. Меня называли узколобым пессимистом, говорили, что я утратил нюх. Теперь-то они, конечно, поверили".

Положение "Эхо Москвы" бесконечно парадоксально. С 2001 года радиостанция принадлежит "Газпрому", колоссальному энергетическому конгломерату, который является одним из столпов экономической и политической власти Кремля. Венедиктов называет Кремль "нашим основным акционером".


Несмотря на численность своей аудитории, "Эхо" не может претендовать на большое влияние на российское общество, которое по большей части глубоко аполитично и поддерживает Путина намного более рьяно, чем ранее Ельцина или Горбачева. Маша Липман называет этот феномен путинской эпохи "пактом о неучастии", заключенным в стране: население согласилось не вмешиваться в политику взамен на шанс воспользоваться потребительскими преимуществами российского бума энергоносителей. "Нельзя сказать, что и Запад столь единодушно бросается действовать, когда становится известно о злоупотреблениях служебными полномочиями, но такие факты становятся политическим вопросом, – поясняет Липман. – Здесь же, даже когда нечто скандальное публикует таблоид типа "Московского комсомольца", это не становится толчком к общественным дискуссиям, не влияет на массовое сознание. Люди не верят, что могут что-то изменить, и им на все наплевать. Они не хотят вмешиваться. Это и есть опора власти Путина".

Как-то я встречался с Кириллом Роговым, бывшим редактором "Коммерсанта" – лучшей российской "мейнстримовской" газеты, сооснователем политического сайта polit.ru в баре в здании театра имени Маяковского. Рогов ушел из журналистики; теперь он работает в одном московском аналитическом центре и иногда пишет колонки для журналов, но уважение к "Эхо" он сохраняет. "Долгое время оно было лучшим источником новостей, – сказал он. – Но возможно ли свободное средство информации в несвободной стране? По-моему, невозможно. В свободной стране газета публикует статью, это влияет на телевидение, достигает населения, а затем способствует выработке политического курса. В несвободной стране "Эхо Москвы" существует в изоляции, в чем-то типа индейской резервации. Оно передает сюжет или дискуссию, и аудитории это достигает, но дальше дело никогда не идет".

Одна из звезд "Эхо Москвы" – Евгения Альбац, преподаватель политологии. Когда она училась в США, то внимательно слушала National Public Radio и надеялась после возвращения домой подражать его стилю. Но по личным качествам она отличается намного большей горячностью, чем любой журналист NPR. Альбац правомерно говорит, что у нее репутация "странной женщины, которая высказывается без обиняков, немного сумасшедшей, верующей в демократию". Однажды Венедиктов пересказал Альбац отзыв неких кремлевских чиновников, которые признались ему, что испытывают к ней "животную ненависть".


Как и ее коллеги, Альбац обнаружила, что люди из российского государственного аппарата, в том числе действующие сотрудники спецслужб, слушают "Эхо", чтобы, так сказать, не терять связи с реальностью.

"Люди, которые в России принимают решения, далеки от реальной жизни, – сказала она. – У них есть деньги, они существуют вдали от жизни страны, а тем временем чиновничество скрывает от них конкретную информацию, если это отвечает интересам чиновников. Информация для чиновника – товар первой необходимости, он зависит от нее, чтобы получать финансирование, чтобы уцелеть, а потому, например, преувеличивает опасности, когда это ему выгодно. Политики давятся такой "информацией". Например, чиновники из разведслужб, чтобы выбивать все больший бюджет, должны распалять страхи у политиков, а потому они преувеличивают опасность прихода "оранжевой революции" (политического восстания типа того, которое почти три года назад преобразило Украину) в Россию, хотя подобной опасности вообще не существует".

Оглядевшись по сторонам, Альбац понизила голос: "Чиновники лгут, а потому эти политики слушают "Эхо". Это абсолютно дисфункциональная система, и мы играем в ней важную роль! Люди из Кремля – преданные слушатели "Эхо".

Под хитроумным руководством Венедиктова основные ведущие "Эхо" развили чутье на то, что можно себе позволить, а что нельзя.

"Можно называть Путина или Медведева дураками, что, разумеется, в советские времена было абсолютно невозможно, но если вы заглянете в их карманы, то можете нарваться на неприятности, – говорит Альбац. – Нельзя говорить, что вы слышали, что такой-то перевел на тот или иной офшорный счет икс триллионов долларов. Эти люди – конформисты и прагматики до мозга костей, идеология их абсолютно не интересует. Их волнует собственная власть и собственное имущество".

Другими словами, комментарии не ограничиваются, но у "Эхо" сложно с репортерской работой, особенно в области журналистских расследований. В беседах со мной Венедиктов уверял, довольно неубедительно, что журналистские расследования предполагают возможность публикации документов – "а как это сделаешь по радио?". Но для этого, по-видимому, есть подходящее средство – сайт радиостанции. Юлия Латынина признается, что заниматься журналистскими расследованиями почти "невозможно", но причины связаны с общим характером постсоветской России. "Основополагающая проблема состоит в том, что нельзя всерьез рассчитывать при режиме типа режима Маркоса или Дювалье на получение надежной информации о банковских счетах, – говорит она. – Все отворачиваются. Это не диктатура – не стоит преувеличивать и сравнивать ее с СССР – но при авторитарном режиме невозможно провести эффективное расследование так, как при демократическом. Речь идет не о выявлении отклонений. В современной России коррупция в гигантских масштабах – это всего лишь вопрос экономической политики. Ничего не попишешь. Поэтому остается лишь выдвигать логичные предположения. Взять, например, поглощение ЮКОСа".

Латынина подразумевала энергетический конгломерат, который Михаил Ходорковский возглавлял до своего ареста в 2003 году (предположительно ареста по приказу Путина); Ходорковский был отдан под суд по откровенно-сфабрикованному делу и отправлен отбывать тюремное заключение в Сибирь. "Когда ЮКОС поглотили, его совладельцем внезапно стал старый друг Путина Геннадий Тимченко из компании Gunvor" – конгломерата, торгующего энергоносителями, – "зарегистрированной в Швейцарии. В нынешнем году доходы Gunvor от экспорта от имени государства составили 70 млрд. Таким образом, невозможно доподлинно определить, какова доля Путина, но предположить можно. Я хочу сказать, Путин либо просто бескорыстно щедр по отношению к своему другу, либо кое на что рассчитывает. А я сомневаюсь, что Путин настолько щедр!".

На излете советской эпохи настоящих политических диссидентов было крайне мало. Мужчин и женщин, которые рисковали всем – работой, свободой, гражданством и даже жизнью – было по пальцам перечесть, так как опасность была очень велика. Венедиктова определенно нельзя причислять к постсоветским диссидентам (или даже политическим активистам); он – профессионал: в его понимании это журналист, преданный открытым расследованиям и дискуссиям, что бы ни случилось. Михаил Леонтьев, который до последнего времени вел на "Эхо Москвы" националистическую, прокремлевскую передачу, сказал в интервью Moscow Times, что, хотя и презирает общую либеральную политику радиостанции, восхищается открытостью Венедиктова. Леонтьев добавил, что существование радиостанции доказывает, что путинский Кремль относится к прессе далеко не кровожадно. "Эхо Москвы" – доказательство вегетарианства властей", – сказал он.

Однако либералы с "Эхо" находятся в незавидном положении. Путин четко разъяснил это Венедиктову в августе. По государственному телевидению Венедиктова, Юлию Латынину и Матвея Ганапольского – основные голоса "Эхо" – клеймят как представителей подрывной "пятой колонны".

"Когда встречаешь людей из Кремля или спецслужб, они всегда говорят: "Какие вы храбрые! Мы постоянно слушаем "Эхо Москвы"! – говорит Латынина. – Венедиктов умеет разговаривать с людьми из Кремля и делать безобидное лицо, когда они требуют и жалуются. Я в нем никогда не разочаровываюсь, даже если мы расходимся во мнениях. Я всегда могу говорить что хочется, и он всегда меня защитит".

Но, хотя принципиальность Венедиктова оказалась не менее эффективной, чем его политическое мастерство, его способность защитить своих людей не безгранична. За последние 8 лет в России произошло 20 убийств журналистов, оставшихся нераскрытыми. Когда два года тому назад убили Анну Политковскую из "Новой газеты", три корреспондента "Эхо" пришли в кабинет Венедиктова и сообщили, что увольняются и меняют профессию. В начале нынешнего года Венедиктов приезжал в Нью-Йорк, чтобы получить награду Overseas Press Club. Когда он сообщил об этом своей жене, та сказала: "Сначала награда, потом пуля". Пока "Эхо Москвы" вещает и имеет жизненно важное значение для своих слушателей, а также приносит пользу режиму. "Но что бы мы ни делали, – говорит Венедиктов, – как бы мы ни хитрили, мы всегда должны признавать, что нас можно уничтожить одним махом".