tapirr

Эгон Шиле - Беременная женщина и смерть, 1911



Portrait of Johann Harms, 1916.
Oil with wax on canvas, 54 1/2 x 42 1/2 inches.
Solomon R. Guggenheim Museum



Portait of Karl Grunwald   1917
oil on canvas



Madre e bambino, 1912
olio su tavola
36,5 x 29,2 cm
Leopold Museum - Privatstiftung, Wien



Шиле, пишущий обнажённую натуру перед зеркалом, 1910
карандаш
Graphische Sammlung Albertina, Вена



Selbstbildnis, 1914
Staatsgalerie Stuttgart


Nudo femminile



Друзья, 1913
48,2x32cm



1912
45,1x31,7cm



1917
45x28cm



Austrian Expressionist Painter, 1890-1918

Эгона Шиле многие современники рассматривали как наследника Густава Климта, но считали, что он умер раньше, чем смог выполнить свое предназначение. Его отец Адольф Шиле работал на австрийской Государственной железной дороге, и отвечал за важную станцию Tully, где его сын и родился в июне 1890. Так как вблизи не было школы, Эгон был отправлен в 1901 году сначала к Krems, потом в Klosterneuberg в северных предместьях Вены. В 1904 всё семейство последовало за ним туда из-за ухудшения здоровья его отца. Безумие Адольфа Шиле быстро прогрессировало и в следующем году он умер, в возрасте пятидесяти четырех лет. Шиле впоследствии всю жизнь чувствовал на себе влияние своего отца.

Во время своей запоздавшей юности, чувства Шиле были направлены к его младшей сестре Герте. В результате не обошлись и без кровосмешения. Когда ему было шестнадцать, а ей - двенадцать, они на поезде ездили в Trieste, где проводили ночи в двухместном номере в гостинице. Однажды его отец сломал дверь запертой комнаты, где и увидел, что делают там два его ребёнка.

В 1906 Эгон Шиле, преодолев сопротивление своего опекуна, дяди по матери, получил место в Школе Изобразительного искусства в Вене, где до этого учился Густав Климт. Там в нём почувствовали проблемного ученика и отправили его в более традиционную Академию искусств. Шиле хорошо сдал тамошний вступительный экзамен. Ему было шестнадцать лет. В следующем году он разыскал своего кумира, Климта, и показал ему некоторые из своих рисунков.

“В них виден талант?”
“Да” - ответил Климт. “Даже слишком виден!”

Густав Климт любил поощрять молодые таланты, и очень помог Эгону Шиле, покупая его рисунки или меняя их на свои собственные, организуя для него работу с моделямии и знакомя его с потенциальными покупателями. Он также представил Шиле в цех ремесел, связанных с Сецессионом. Эгон Шиле делал случайные работы для них, проекты мужской одежды, женских ботинок, и рисунки для открыток. В 1908 состоялась его первая выставка, в Klosterneuberg.

В 1909 он оставил Академию искусств, проучившись там три года. Он нашел квартиру и организовал там студию. В это время предметом его картин часто становились дети на грани полового созревания, особенно девочки. Как вспоминал Paris von Guetersloh, молодой художник, современник Шиле, его студия была наводнена ими:

“Они там спали, укрывались от преследований родителей или полиции, просто лениво слонялись там целыми днями, расчесывали волосы, чинили одежду и обувь, мылись… подобно животным в клетке, которая удовлетворяет их, они были предоставлены сами себе, по крайней мере им так казалось.”

Будучи уже превосходным рисовальщиком, Шиле сделал много рисунков этих юных моделей, некоторые из которых были чрезвычайно эротическими. Он делает это своим зароботком, снабжая распространителей и коллекционеров порнографии, которыми Вена в то время изобиловала. Шиле был также очарован своим собственным телом, он делает огромное количество автопортретов. Но впечатлил он не только самого себя, но и всех с кем входил в контакт. Автор Артур Роесслер, один из его защитников и покровителей, описывал его таким образом:

“Даже на фоне известных эксцентриков и оригиналов, необычные взгляды Шиле выделились... Он имел высокое, тонкое, податливое тело с узкими плечами, длинными руками и длинными пальцами руках. Его загорелое, безбородое лицо было окружено длинными, темными, непослушными волосами. Его широкий лоб прорезали горизонтальные линии. Необычность его лица была особенно видна, когда он принимал серьёзное, почти грустное выражение, как бы вызванное внутренней болью, которая заставляла его страдать.... Его лаконичный стиль говорить афоризмами в сочетании с его взглядом производил впечатление глубокого внутреннего благородства, которое казалось столь очевидным, поскольку было глубоко естественно для него, внутренне ему присуще.”

И в этот период своей жизни и впоследствии Шиле любил производить впечатление чрезвычайной бедности. Но его утверждения, что в это время он ходил почти в лохмотьях, противоречат не только словам его современников, но и   оставшимся от него фотографиями. Его письма однозначно дают понять, что он страдал от мании преследования - например, он писал в письме 1910 года:

“Как здесь отвратительно! Все завидуют мне и сговариваются против меня. Прежние коллеги разглядывают меня злорадными глазами.”

В 1911 Шиле встретил семнадцатилетнюю Уолли Невзила, которая стала жить с ним и послужила моделью для некоторых из его лучших картин. Уолли была уже немного известна тем, что была до этого моделью для Климта, и возможно была одной из любовниц Климта. Шиле и Уолли хотели выйти из клаустрофобии Венской обстановки, и переехали в маленький город Krumau, в котором у Шиле были родственники, но были вытеснены неодобрением местных жителей. Тогда они переехали в такой же маленький город Neulengbach, тридцать минут из Вены поездом. Опять, как это было и в Вене, студия Шиле опять стала сборищем для всех неблагополучных детей окрестности. Его стиль жизни неизбежно пробудил враждебность, и в апреле 1912 он был арестован. Полиция захватила больше чем сотню рисунков, которые они сочли порнографическими, и Шиле был заключен в тюрьму, по обвинению в совращении. На суде обвинения в похищении и совращении были отклонены, но художник был признан виновным в показе эротических рисунков в месте, доступном для детей.



 Поскольку двадцать один день он уже провел в заключении, это было принято во внимание, и он был приговорен только заключению на три дня. Хотя судья счел обязательным для себя лично сжечь один из рисунков Шиле перед собравшейся толпой, он был очень рад так легко отделаться. В то время, как он был в тюрьме, он нарисовал ряд автопортретов, подписанных саможалостливыми фразами: “я не чувствую себя наказанным; только очищенным”; “ограничить художника - преступление. Это должно убить прорастающую жизнь.” Неуленбахское  дело никак не сказалосьна его карьеру, и, видимо,  не отразилось на его характере.

В 1912 он был приглашен показать свои работы на Sonderbund выставке в Кельне, и  познакомился с важным дилером Хансом Гольцем в Мюнхене. Их отношения были постоянной борьбой из-за цен на картины -  Шиле всегда требовал самые большие гонорары за свои работы. Тем временем он хвастливо писал матери, в марте 1913:

“Все красивые и благородные качества были объединены во мне ..., я буду плод, который оставит вечную жизнь позади даже после ее распада. Насколько большой должна быть ваша радость, что  вы родили меня.” Самовлюбленность Шиле, эксгбиционизм и мания преследования ясно видны в эмблеме, которую он нарисовал для своей первой персональной выставки в Вене, проходившей в галерее Арно в самом начале 1915, где он выставил себя как Cвятого Себастьяна.

Год 1915 стал поворотным пунктом в жизни Шиле. В этом году он встретил двух девочек среднего возраста, которые жили напротив его студии. Эдит и Адель был дочерями слесаря, владельца мастерской. Шиле привязался к им обоим, но в конечном счете остановился на Эдит; к апрелю 1915 он был очень увлечен ею, и Уолли Невзил была довольно равнодушно изгнана. Последняя встреча Шиле к Уолли имела место в их местном кафе Eichberger, где они играл в бильярд почти каждый день. Он вручил ей письмо, в котором он предложил, чтобы, несмотря на их разделение, они брали отпуск вместе каждое лето - без Эдит. Не удивительно, что Уолли отказалась. Она присоединилась к Красному Кресту как медсестра и умерла от скарлатины в военной больнице около Раскола в Далмации как раз перед Рождеством 1917. Шиле и Эдит стали супругами, несмотря на протесты ее семейства, в июне 1915. Мать Шиле к тому времени уже умерла.

Через четыре дня после свадьбы Шиле был призван в армию. По сравнению с большинством его современников, он легко пережил войну. Он был отправлен в часть, которая переворзила  русских военнопленных в Вену и из неё, а позже служил в  лагере для пленных русских офицеров в нижней Австрии. Наконец, в январе 1917, он был переведён в саму Вену, где служил на склад, который снабжал продовольствием, спиртными напитками, табаком и другими продуктами Австрийскую армию. В стране, где продовольствие всё более  дорожало, это было привилегированное место.

Армейская служба  Шиле не остановила роста его популярности – о нем теперь говорили как о ведущем австрийском художнике молодого поколения.  Его пригласили принять участие в поддержанных правительством выставках в Стокгольме и Копенгагене, намереваясь улучшить образ Австрии в нейтральных Скандинавских странах. В 1918 он был приглашен быть главным участником на 49-ой выставке Сецессиона. Для неё он нарисовал проект эмблемы, напоминающей Тайную Вечерню, со своим собственным портретом вместо Христа. Несмотря на войну, показ вызвал настоящий триумф. Цены за рисунки Шиле росли, и ему заказывали множество портретов. Он и Эдит переехали в новый великолепный дом-студию. Но их удовольствия в нем были кратки. 19 октября 1918 Эдит, которая была беременна, заболела гриппом, тогда свирепствовавшим в Европе. 28 октября она умерла. Шиле, который, кажется никогда не написал ей настоящего любовного письма и который во время ее болезни написал достаточно холодное письмо её матери, где говорилось что, "вероятно, она умрёт", был опустошён потерей. Почти немедленно он слег с той же самой болезнью, и умер 31 октября, через три дня после своей жены.