Автор Марина Р.…Мое детство - это стайка двоюродных бабушек, потому что у бабушки было три (Госссподи, или четыре?) сестры. Вокруг одной из них, тети Нины (а они само собой все хотели быть «тётями», а не бабушками), так вот вокруг одной из них – постоянно вертелся муж, дядя Боря, с вопросами «Нинок, тебе шаль принести?», «Нинок, может, чаю хочешь», «Нинок, а я тебе путевочку в санаторий достал». Тетя Нина смотрела на все это несколько скептически, считала мужа тряпкой и жаловалась бабушке, что он скряга.
У них был сын Эдик, потом внук Гриша, примерно мой ровесник. Никто из них стариков вниманием особо не баловал.
Однажды тётя Нина слегла, и слегла серьезно. Операция, после которой не встать на ноги. Плюс она покрылась неведомыми науке язвами по всему телу, не пролежнями – именно язвами. Каждую ранку дядя Боря обрабатывал, мазал какими –то раздобытыми прополисами или чем-то вроде, но занимало это по несколько часов в сутки. «Скряга» дядя Боря таскал на дом (это в советское то время) – врачей, сиделок, знахарей. Выходил. Вытащил из такого ада, который Орфею и не снился. При этом – мыл, стирал, готовил.
Тетя Нина после болезни напоминала мумию, голова оплешивела, она косынкой её накрывала, лицо после язв – рябое. Но каждый раз, когда она отходила хоть на пять минут по телефону поговорить, когда возвращалась, глаза дяди Бори сияли, как если бы он её не видел вечность.
Когда тетя Нина умерла, сын Эдик переехал жить к отцу. Вроде как - чтобы тому не было одиноко, ну и чтобы со снохой (Гришенька к тому времени успел жениться) – в одной квартире не жить.
Дядя Боря беспробудно запил. Напивался и плакал - «Нина, Нина». В один такой день Эдик, пытаясь бороться с пьянством отца, нашел спрятанную бутылку водки и, уходя на работу, вылил ее в унитаз. Ушел, оставив деда, сидящим в коридоре на стуле и плачущим. Вернувшись, он нашел стул перевернутым, а дядю Борю в петле.
В моей памяти дядя Боря остался, как человек, которому судьбой было уготовано любить.