tapirr

Когда-то мы поймём что потеряли, лишь бы не было поздно.



Хочется процитировать статью Яна Арт (Обозреватель журналов «Профиль» и «BusinessWeek» Россия), которая замечательно показывает насколько деградировала Россия, заменяя русские слова на иностранные.

ПОВАЛЬНАЯ ДЕГРАДАЦИЯ В РОССИИ.

Пару месяцев назад я почувствовал себя идиотом. Которому не статьи писать, а улицу подметать. Причем поганой метлой. Меня вербовали в один московский медиа-холдинг – в качестве обозревателя нового журнала. И после беседы с директором милая 20-летняя девушка из кадровой службы вручила мне лист бумаги:

«Это ваш жоб-оффер. Поставьте, пожалуйста, здесь свою подпись».

Тут во мне сыграла семейная традиция. Дед в 1930 - 1940-е пару раз обживал тайгу по распоряжению товарища Ягоды (далее – Ежова, Берия). И вывел из сего опыта два постулата. Первый: советская власть — [цензура]. Второй: ничего не подписывай, не прочитав. В данном случае завет деда вступил в явный конфликт с победным шествием новой эпохи. Потому как я не мог не только прочитать сей документ, но и понять, что это за зверь такой – жоб-оффер.

«Не знаете, что это? – поползли вверх бровки девушки. — А как вы вообще собираетесь работать у нас с таким уровнем развития?».

Идите вы в жоб-оффер.

Парировать было нечем. На ее стороне — сокровенное знание этого загадочного понятия, а на моей – только 20 лет работы в журналистике и докторская диссертация, да и та пока незаконченная. И я ушел, палимый солнцем и стыдом. Позже выяснилось, что жоб-оффер – это предложение о работе. Это мне разъяснил старый однокашник из числа нового поколения менеджеров, делающих успешную карьеру в преуспевающей корпорации. Однокашник показывал мне отремонтированную с иголочки квартиру:

- Тут у меня музыкальный центр, тут диван, тут СВЧ-печь, а там будет стоять рефрижератор.

- Чего там будет стоять?» – удивился я, полагая, что целый грузовик в обычную московскую квартиру не влезет. И евроремонт не поможет.

- Рефрижератор, — объяснил бывший сокурсник покровительственно.

- Холодильник что ли? — наконец дошло до меня.

- Ну да, раньше было такое слово.

Я подошел к Владу и положил руку ему на плечо.

- Послушай, старина, — начал я проникновенным тоном. – Я смирился с тем, что ты работаешь чиф-файншнл-офи…, в общем, кем-то работаешь. Смирился, что ты занимаешься то ли подготовкой бренчей, то ли анализом трендов. Смирился, что мы перестали вместе обедать в нашем любимом ресторанчике, и ты теперь ходишь исключительно на «бизнес-ленч» и как людоед жрешь там что-то сырое под названием «сашими». Я даже готов терпеть, что в твоем доме невозможно смазать сосиску обыкновенной горчицей, а вместо этого ты подсовываешь зеленый пластилин под именем «вассаби». Но «рефрижератор» вместо холодильника…

И вырвал грешный мой язык?

В предыдущем абзаце я попытался вместо «целый грузовик» написать слово «цельный». Но мой компьютер не позволил. С зубовным скрежетом он включал автоматическую программу транслита и вместо «цельный» у меня выходило «Wtkmysq».

- А может в этом и есть сермяжная правда? — тоскливо думал я после четвертой попытки. — Может, русскому языку пора на свалку истории? Ну, подумаешь, Пушкин, Толстой. Ну, подумаешь, бабушки и дедушки поймут своих внуков только с переводчиком. Зато все получим по жоб-офферу и начнем «арбайтен» по западным стандартам.

Как невинно сейчас выглядит то, что лет двадцать назад называли «иностранщиной». Тогда вместо мышления мы вдруг получили «менталитет», оригинальность и качество стали называть «эксклюзивом», а образ – «имиджем». Даже появление «франчайзинга» и его старшего брата «мерчендайзинга» теперь вспоминается с умилением. Хотя тогда казалось, что это как минимум имена чертей из 9-го круга дантовского ада. Выяснилось, что все это было детским лепетом на фоне могучего сашими… — тьфу! – цунами заимствований, которое превращает сегодняшнее общение русских профессионалов в обезьяний цирк. Недавно у меня в одной из редакций поинтересовались, в чем заключается «хэви-контент» моей статьи.

- Не знаю, — обескуражено ответил я. – Вот идея вроде есть, стиль тоже, говорят, присутствует. Вот цифры, вот факты, вот комментарии. А «хэви-контента» боюсь, что нету совсем. А что, сильно скажется на гонораре?

Оказалось, сильно: без «хэви-контента» никак. И это у них все рерайтеры и копирайтеры знают. С этой редакцией мы тоже расстались. Потому как я объяснил, что всегда считал себя журналистом. К тому же, простите за атавизм, русским журналистом. Плюс – отношусь к тому поколению, которое появилось на свет немного раньше пейджеров и Виндус98. Мол, «рерайтеров» мы еще в 1917-м году «контентом» по «ньюс-руму» гоняли. А десять лет назад в одной конторе, ознакомившись с моей биографией, сообщили, что по своим данным я идеально подхожу на место аккаунт-директора.

- Идеально – это правильно, это прям про меня, — радостно согласился я. — И директором быть мне импонирует. В общем, я согласен. Только для начала объясните мне одну вещь. Что такое аккаунт?

Ныне я, как и огромное количество обитателей России, знаю, что такое «аккаунт». Знаю и много других слов. Но хоть убей — не понимаю: какого контента надо повально заменять русские слова англицизмами? Почему «кадровика» надо обзывать «ханд-хантером»? Он от этого умнее становится? Или работает эффективнее? Зачем вместо премии выплачивать «бонус»? Он больше, чем премия? Если больше, то я согласный. Не больше? А чего тогда? А почему «тенденция» теперь называется «трендом»? А марка – «брендом»? Который к тому же пол России пишет через «э» — брэнд. Как приснопамятная пишущая машинка с турецким акцентом в конторе «Рога и копыта». Еще одно словечко вошло в обиход — «на аутсорсинге». Красиво! По-русски – на подряде. Четко и ясно. У меня, например, сантехник работает на подряде, когда в унитазе га… контент застревает. Но я боюсь, что если он начнет ко мне «на аутсорсинге» ходить, то бутылкой я не обойдусь. Впрочем, уже. Недавно унитаз хотел починить. Звонок. Открываю дверь и упираюсь взглядом в лакированные ботинки. А над ботинками интеллигентное такое лицо без привычной синевы.

- Специалиста по фаянсу вызывали? — поинтересовался владелец лица с ботинками.

- Чегой-то? — слегка опешил я.

- Вы унитаз меняете? — поморщившись от непонятливости клиента, холодно осведомился сантехник.

- Я, да, а это, где дядя Коля?

- На пенсию вышел, — ботинки проследовали в мой сорти…, простите, «дефикат-рум».

- Ну, все! — понял я. – Это мне дорого обойдется.

И точно – выложил за установку в два раза больше стоимости самого унитаза. Хотя так и не понял, чем работа «специалиста по фаянсу» отличается от дяди-колиной.

Словесный апгрейд.

Оказалось, что отличается. Ибо «как вы яхту назовете, так она и поплывет». Ибо, говоря словами героя Джигарханяна в «Собаке на сене»:

«Дороже стоит граф!».

Например, предлагает вам некое учреждение провести обучение сотрудников. Как ныне принято — однодневное:

«Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь».

Много за это дадите? Вряд ли. А если назвать это «коач-сейшн»? Ага! «Коач-сейшн» — это вам не баран чихнул, тут уж, понятно дело, придется раскошеливаться. А еще можно покормить обучаемых в перерыве. Накладно? Можно плеснуть кофе с сушками и обозвать это «брейк-кофе» — тогда обычное скупердяйство выглядит стильно и современно. И за апгрейд можно взять гораздо больше, чем за обычную переустановку комплектующих. И «девелопер» выглядит куда почетнее (пардон – эксклюзивнее), чем «застройщик». Потому как застройщики, шельмы, на Руси спокон веку приворовывали. А девелоперы – они инвестируют. Совсем другой колер. Что мы имеем в сухом остатке? Погоня за иностранщиной постепенно теряет всякий смысл и превращается в самоцель. А от специалистов часто требуется не подлинное знание своего дела – будь то строительство торговых центров или установка унитазов, — а владение заморским сленгом. Главное – глянец на фаянс навести. Зато заимствования предоставляют широчайший простор для маскировки собственной несерьезности и несостоятельности. Например, российские банки, наперегонки раздающие кредиты по ростовщическим ставкам, озаботились дилеммой – то ли больше клиентов охомутать, то ли проверять кредитоспособность заемщиков. И придумали экспресс-проверку под названием «скоринг». Звучит солидно. Но в отрыве от европейской практики, где за каждым клиентом стоят многолетние кредитные истории, выглядит этот самый «скоринг» просто. В былые времена его можно было понаблюдать на любом вокзале. Правда, под другим именем – «наперстки». Потому как до уровня хотя бы кроссворда эта система проверки никак не дотягивает.
Автор как-то проверил этот самый «скоринг» на себе. В крупном торговом центре с интервалом в пять минут я подал заявки на одинаковый кредит в два отделения одного и того же банка. «Скоринг» длился 20 минут. И по прошествии этого времени в одном отделении мне сообщили, что «к сожалению, в кредите вам отказано», а в другом – тут же выписали искомую сумму. В обоих случаях у клерков были очень важные лица. Оно и понятно: «скоринг» — дело серьезное. Банки вообще большие новаторы в деле усовершенствования нашего убогого языка. Чего стоит словосочетание «визуальный андеррайтинг». Вам страшно? Мне – нет. Потому как это значит, что 20-летнего клерка обучили «на глазок» определять кредитоспособность заемщиков. Мол, если дядя пришел с грязью под ногтями, в порванной тельняшке и с татуировкой «Здесь был Вася» на левой ягодице – это «не наш клиент». И вообще, не девелопер он никакой: наврал, подлец, в анкете. Опять же из личного опыта: сижу в банке, заполняю вместе с кредитным экспертом заявление на ссуду. Доходим до пункта «ваш месячный доход». Когда я поставил «4,5 тысячи долларов», юный клерк снисходительно улыбнулся:

«Простите, но я вам не верю».

- Почему? — искренне удивился я, благо профессия моя весьма публична и доходы легко поверяемы.

- А на вас кроссовки, — объяснил «визуальный андеррайтер. – У меня зарплата 700 долларов, я и то туфли от Карло Пазолини покупаю.

Тут настала моя очередь улыбаться:

«Дитя мое, поверьте, когда вы будете зарабатывать больше 4 тысяч долларов в месяц, вам, возможно, будет глубоко плевать от Карло Пазолини на вас обувь или от папы Карло».

Вал заимствований породил еще один эффект: теперь мат в обычном российском офисе – не роскошь, а средство связи. Из прерогативы прорабов русский мат перешел в язык журналистов, финансистов, биржевиков и прочих и прочих. Потому как заимствования лишают нас всех нюансов и эмоций родного языка. Судите сами: везде ныне устанавливают «дед-лайн». Ну и что? Как понять русскому человеку, что уже наступил не «просто дед-лайн», а «очень сильный дед-лайн»? А вот если к слову «дед-лайн» добавить что-то вроде «Абанамат!», то становится ясно: работу пора сдавать. Иначе бонусов не будет.

Каждый пишет, как он слышит.

Полтора года назад мне пришлось по работе отправиться на Чернобыльскую АЭС. И самым необычным, неестественным, аномальным там показались вовсе не вид циклопического саркофага над печально известным 4-м реактором, не двухметровые мутировавшие сомы в обводных каналах и даже не покинутые людьми городки в «зоне отчуждения». На одном из участков дороги, среди мотков колючей проволоки и бетонных блоков КПП, у которых дозиметристы в желтых куртках «слушают» выезжающие из «зоны» КамАЗы, зажато строение с надписью «Duty free». «Зону» пересекает украинско-белорусская граница и на этом участке воздвигли магазин беспошлинной торговли. Мол, все как положено в «большом мире». Только неясно, что выглядит большей мутацией. И вот здесь и таится опасность. Любой психолог скажет, что название вещи или явления, в конечном счете, влияет на их восприятие. Сломанный язык приводит к сломанному восприятию мира. К сломанному менталитету, наконец, да простит меня Даль. Например, одна моя знакомая недавно сообщила, что она меня «зафрендила».

- Я щекотки боюсь! — на всякий случай предупредил я и поинтересовался, что это такое.

Выяснилось, что наши блоги в Интернете теперь соединены. И мы можем там «френдить». То есть дружить. Потому что она много работает и дружить «в реале» не имеет времени. Поэтому только «френдит». А для более интимных отношений у нее «аська». «Френдить» я отказался. Во-первых, лень писать «за бесплатно». Во-вторых, как сказал бы сейчас поэт, «дружить бы рад — зафрендиваться тошно». Что-то в этом есть неестественное. Как у модных ныне стразов от Сваровски: хорошее имя для подделки. А недавно у семейной пары моих друзей – очень современных — случился кризис. Она работает в «бэк-офисе», он сидит в «ньюс-руме». Она занимается клирингом, а он, как гласят буклеты его фирмы, «дизайном&версткой». И вот в семье — кризис&скандалы. Маячит развод и девичья фамилия. И ушли мои друзья в «поиски себя».

- Жена считает, что нам надо перестроить наш «лайф-стайл», — рассказал мне Андрей. – Она ходит на комьюникатив-тренинги, и мы занимаемся ментальным сексом.

- Чего вы делаете? — переспросил я.

- Ментальным сексом занимаемся, — повторил мой друг.

- Да уж это точно!

- А чему ты смеешься?

- Да просто, ты никогда не думал как словосочетание «ментальный секс» переводится на русский?

Думал он примерно с минуту.

- Так это что ж получается, что мы заняты мозгое…вом?

- Вот именно, Андрюш. А заодно этим занята та самая комьюникатив-коач-тренинг-фирмешка, которой твоя жена каждый месяц отдает триста долларов. Так что отбери у нее деньги, купи на них цветов и хорошего вина, подкарауль вечером дома и попробуй отделить слово «ментальный» от слова «секс». Можешь колотушкой добавить, больше будет пользы для «лайф-стайла».

Любопытно, но совет подействовал. Уж больно сильное впечатление на моего друга произвел перевод «ментального секса».

Кто я? Где я?

Забавно, что апологеты «рускости» и «советскости», когда-то рьяно бичевавшие «поклонников Запада», во многом оказались правы:

«Сегодня он танцует джаз, а завтра родину продаст».

Мы думали, что это смешно, а выяснилось, что в России это вполне реально. И есть куча людей, готовых соглашаться и даже присоединиться к убийству родного языка. Высокие слова? Да, это нынче – вне «трендов». Но почему-то не хочется идти на «блокбастер» и жевать там «попкорн». Лучше посмотрю кино и съем кукурузу. И почитаю на досуге «Дом с мезонином». Потому как боюсь, что в варианте «Коттедж с пентхаузом» мы что-то потеряем. Что-то важное и нужное. На фоне, которого опасность оказаться «сырьевым придатком» Запада куда как менее неприятна. Потому что есть опасность оказаться его «ментальным» придатком. Очень не хочется показаться ретроградом. Понятно, что язык – дело живое и ему приходится меняться и впитывать в себя новое. Понятно, что когда-то «трамвай» и «тротуар» казались надругательством над русским языком. И автор вовсе не призывает вместо «алло» говорить в телефон: «Внимаю». Но. Есть смысл все же хоть иногда задаваться простым трудом – перевести на русский. Чтобы случайно не потратить жизнь на ментальный секс.

P. S.

Кто знает, как отключить, этот чертов транслит?
И как всегда по старой и доброй традиции, я процитирую стихотворение довольно известного народного поэта, философа и мыслителя с Урала Евгения Бастрикова:

РОССИЯ!

На что ты надеешься, милая,
Мечтая, как дура Ассоль?
Ведь жизнь наша, в жопу унылая,
Смердит, как гнилая фасоль.

Посыпав технической солью,
Москвы новогодней месиво,
Чиновники дымчатой молью,
Страну пожирают весело.

Бредут века – мастодонты,
Вялыми льются медузами,
Кавказские Лаомедонты,
Торгуют на рынках арбузами.

По синим волнам бегущая,
Безмозглая девка Ассоль,
Россия, наивная, ждущая,
Какая тоска и боль.

Личное мнение Валерия Сивоконь.

Источник: http://rustod.ru/publicistika/my.-chast-10./