tapirr

Рекомендую приобрести.

Вышел из печати третий сборник из серии «Правда Виктора Суворова».

В нём статьи историков, разделяющих взгляды Виктора Суворова на причины начала Второй Мировой войны и на события, предшествовавшие ей.

Содержание:

Дмитрий Хмельницкий. О ложной исторической памяти
Виктор Суворов. Про полмиллиарда.
Валерий Данилов. Сталинская стратегия начала войны: планы и реальность.
Богдан Мусиаль. «Мы схватим капитализм за шиворот».
Джамиль Гасанлы. Основные направления советско-турецких отношений на первом этапе начала Второй мировой войны (1939-1941).
Ричард Раак. Новые сведения о речи Сталина 19 августа 1939 г.
Кейстут Закорецкий. Когда был пленум?
Владимир Бешанов. Миф о неготовности.
Александр Гогун. «Освободительные походы» 1939-40 гг.: акты красной геополитики
Юрий Цурганов. Идея «Великой Отечественной». Основа советской мифологии наших дней.
Борис Поварницын. Песни о будущей войне.
Дмитрий Хмельницкий. «Антирезунизм» как субкультура.

Вот ствтья из антологии:

Дмитрий dmitrij-sergeev@lj Хмельницкий
«Антирезунизм» как субкультура


Часть I

Осенью 2005 года, только начав собирать материал для первого сборника «Правда Виктора Суворова», я сразу натолкнулся на проблемы с привлечением германоязычных авторов. Иоахим Хоффман, когда-то одним из первых поддержавший концепцию Суворова, к тому времени умер, а среди живых желающих принять участие в сборнике никого тогда найти не удавалось. Один немецкий историк, занимающийся сталинскими репрессиями, так объяснил мне ситуацию: «Среди исследователей, зависящих от получения грантов, вы не найдете никого, кто бы открыто выступил на стороне Суворове независимо от того, что они сами по его поводу думают. Это может им дорого обойтись».

Пророчество оказалось не совсем верным, в чем могут легко убедиться читатели второго и третьего сборников, в которых приняли участие известные немецкие исследователи Хайнц Магенхаймер, Штефан Шайль, Богдан Мусиаль.

Но проблема действительно есть, причем даже на научная в прямом значении этого слова. В научном сообществе Германии роль СССР в развязывании второй мировой войны предпочитают не обсуждать вовсе. В этом смысле о Советском Союзе принято говорить как о покойнике – либо хорошо, либо ничего. Хорошо, это значит так, как внушалось советской пропагандой – Советский Союз жертва гитлеровской агрессии и спаситель Европы от фашизма. Все что выходит за рамки этой формулы воспринимается, как правило, как некое хулиганство, нарушение правил профессиональной этики. И автоматически подпадает под подозрение в симпатиях к реваншизму. При этом делается абсолютно нелепый логически, но традиционный и популярный вывод: «если некто хочет сказать, что не один Гитлер виноват в развязывании мировой войны, то этот некто пытается оправдать Гитлера». Такая постановка вопроса в принципе исключает попытки разобраться в ситуации.

Один американский историк, часто бывающий в Германии, рассказал мне, что когда в беседе с немецкими коллегами речь заходит о роли СССР в подготовке к войне, лицо у них каменеют, а желание развивать тему начисто пропадает. При этом нельзя сказать, что в Германии (и вообще на Западе) существует научная оппозиция суворовской концепции о подготовке Сталиным нападения на Европу. Ничего более убедительного, чем пересказ старых, советских еще тезисов, не появляется. И более убедительной критики Суворова, чем широко известная и многократно заслуженно изруганная за низкий научный уровень книга Габриеля Городецкого «Миф Ледокола» тоже нет. Есть табу. Есть простое нежелание говорить на эту тему и нежелание ее исследовать.

Но ситуация все-таки меняются, о чем можно судить по выходу книг названных выше авторов, да и по содержанию традиционно выпускаемых ежегодно к разным военно-историческим датам телевизионных фильмов, тон которых в отношении СССР становится все менее апологетическим.

Когда первые книги Суворова – «Ледокол» и «День М» – вышли в России, то сразу разгорелась очень бурная полемика.

Против Суворова выступили заслуженные советские военные историки А. и Л. Мерцаловы, Ю. Горьков, В. Анфилов, М. Гареев... В поддержку Суворова выступили М. Мельтюхов, В. Данилов., В. Невежин, Ю. Фельштинский и др. В дальнейшем старая антисуворовская гвардия вышла из игры. Во всяком случае, они не принимают больше участия в публичных дискуссиях и не выпускают последовательно опровергающих Суворовскую концепцию сочинений. Число сторонников Суворова в академической среде в то же время постоянно растет, о чем можно судить хотя бы по списку авторов уже трех сборников «Правда Виктора Суворова». Место академической по форме критики Суворова заняло в России огромное количество (уже около трех десятков) книг чисто пропагандистского характера, чаще всего пытающихся заклеймить «предателя Резуна» и всячески его скомпрометировать. Как правило, они издаются под псевдонимами типа «Кадетов», «Грызун», «В.Суровов» и т.п. А место научной оппозиции – чрезвычайно активное и агрессивное, но исключительно сетевое, сообщество «антирезунистов». Их забавная отличительная особенность, в первую очередь бросающаяся в глаза – принципиальное нежелание именовать Виктора Суворова тем именем, которым тот подписывает свои книги. Видимо в их среде настоящая фамилия Суворова – Резун – считается неблагозвучной, а потому обидной. Впрочем, это не единственное и, пожалуй, самое безобидное нарушение ими правил приличного поведения.


Мне пришлось познакомиться с этой виртуальной публикой после выхода весной 2006 г. первого сборника «Правда Виктора Суворова» – сначала на одной из чужих страниц «Живого Журнала», а потом и на моей собственной. Сотни реплик, как правило высокомерно-оскорбительных и намеренно грубых, симулировали обсуждение книги, которую ни один из участников-«антирезунистов» не читал. Многие явно не понимали даже, что речь идет не текстах самого Суворова, а сборнике статей совершенно других авторов.

Реакция была очень однородная – глумление, ненависть к Суворову, нежелание читать книгу и, одновременно, неверие в то, что выводы Суворова поддерживают другие исследователи. Хотя книга как раз из таких статей и составлена. Немедленные попытки втянуть в традиционные обсуждения третьестепенных деталей. Причем диспутанты явно не различали ключевые аргументы суворовской аргументации и совсем необязательные. Было ясно, что их возмущали не неточности в деталях, а суть концепции, т.е. выводы о политике и намерениях Сталина. Но попыток опровергать ключевые аргументы не наблюдалось. Шли ритуальные и явно хорошо отработанные танцы вокруг деталей вроде тактико-технических данных танков и другой военной техники, в наивной уверенности, что если удастся доказать неточности в книгах Суворова, идея того, что Сталин готовил нападение на Европу, угаснет сама по себе.

Критика в принципе бывает двух сортов – уточняющая или опровергающая. Уточняющая критика оспаривает частности и тем самым помогает автору избавиться от неточностей.

Парадоксальность активности «антирезунистов» состоит в том, что вся она в лучшем случае укладывается в рамки уточняющей критики (удачной или неудачной – неважно). Но крик при этом стоит такой, как будто толпы народу уже давно концепцию Суворову растоптали и теперь пляшут на костях. Хотя ничего похожего на последовательное опровержение его концепции и близко не появлялось. Ни опровержения ключевых доказательств, ни альтернативной исторической концепции нет. Есть попытки «ущучить» по мелочам.

От меня требовали немедленного ответа, почему Суворов ошибается в тех или иных тактико-технических данных и т.п. Справиться с ними в целом оказалось довольно легко, нужно было только попросить высказать обоснованные претензии по поводу данной книги в целом и дюжины ее авторов помимо Суворова. И народ увял. В целом наезд производил впечатление хорошо отработанной методологически акции по травле сторонников Суворова, случайно оказавшихся в поле зрения этой публики. У участников срабатывал «активно-оборнительный», как говорят кинологи, рефлекс на само имя Суворова. Но только на него. Ни одной попытки зацепить или оспорить других ученых, приходящих к тем же выводам, что и Суворов, не помню. Многие выступления были настолько грубы и нелепы, что производили впечатление активности нанятых «клакеров». В целом эти акции ни в малейшей степени не напоминали споры на научные темы, даже на любительском уровне.

Характерна цитата из книжки «Грызуна», которую привел владелец сайта, на котором происходило обсуждение, выступавший под сетевым псевдонимом u_96: «Наглая подтасовка, направленная на очернение одного из самых светлых, (хотя и трагического) периодов нашей истории. Почему мы считаем Резуна фальсификатором? Резун, замахнувшись на самое святое в истории своего народа (все равно, кем он себя считает, русским или украинцем), обвинив его в совершении самого тяжелого преступления в истории XX века, ни разу не усомнился в своих выводах».

Вот это «самое святое» они и защищали всеми доступными способами. Но почему-то только от Суворова. Видимо, срабатывала дурацкая уверенность, что легкомысленный стиль его книг позволяет встать на одну с ним доску кому угодно.

***

У этого сообщества имеется неформальный идеологический центр в лице историка Алексея Исаева, выступающего в сети под именем «Доктор Гильотен», автора вышедшей в 2006 г. и ставшей сразу широко известной книги «Антисуворов». В «антирезунистской» среде обычно считается, что Исаев – единственный кто может не равных выступать против Суворова.

На самом деле – ни в коем случае не может. Даже и не пытается. Они с Суворовым играют в совершенно разные игры и преследуют совершенно разные цели. Если Суворов пытается решить историческую проблему, то Исаев под видом критики Суворова решает проблему компрометации самого Суворова, оставляя суть дискуссии в стороне, даже не пытаясь предложить вместо отвергаемой им концепции некую альтернативу. Поэтому, книга Исаева чрезвычайно любопытное и довольно редкое явление с точки зрения жанра.

У книги «Антисуворов» есть подзаголовок, вынесенный на обложку – «Большая ложь маленького человечка». Уже одна эта выходка выводит Исаева за пределы круга людей, с которыми допустимо вести дискуссии, тем более научные. Хотя, конечно, не с точки зрения его сторонников, для которых такое поведение – норма.

Существует логика ведения научных дискуссий. Для того чтобы опровергнуть некую научную концепцию (в том числе и историческую) нужно сочинить текст – книгу или статью – по определенным правилам.

1. Изложить концепцию критикуемого автора.

2. Изложить его основные аргументы (такие, без которых концепция рассыпается)

3. Опровергнуть эти аргументы. Показать, что логика автора не работает, а из приведенной информации следует сделать совершенно иные выводы, дающие в итоге иную историческую картину.

4. Нарисовать эту картину.

Применительно к Суворову это выглядит так. Следует доказать, что его основные аргументы в пользу подготовки Сталиным нападения на Европу в 1941 не и работают. Что приведенная им информация более убедительно истолковывается обратным образом – в пользу подготовки обороны (или любого другого варианта действий, если удастся его вообразить). Следует доказать также, что его аргументы в пользу того, что политика Сталин в тридцатые годы была направлена на провоцирование мировой войны также не работают, а то что известно о ней, указывает на совершенно иной образ мыслей и действий Сталина и советского руководства. И объяснить – на какой. Собственно говоря, эти два тезиса – а) вся политика Сталина изначально была направлена на провоцирование мировой войны, в котором СССР должен был остаться победителем и б) подготовка к нападению на Европу велась и должна была закончиться к июлю 1941 – и составляют суть концепции Суворова. Вокруг них и разворачиваются все споры.

В 1996 г., вскоре после выхода «Ледокола» в России, Михаил Мельтюхов опубликовал в сборнике «Советская историография», вышедшем в серии «Россия ХХ век» под редакцией академика Ю. Афанасьева, статью «Современная историография и полемика вокруг книги В. Суворова «Ледокол». Статья интересна не только взвешенным взглядом на работу самого Суворова, но и жесткой оценкой выступлений его российских критиков. Мельтюхов рассмотрел основные поднятые Суворовым вопросы в контексте традиционной советской историографии и первой волны обрушившейся на Суворова критики. Из тридцати трех страниц журнальной статьи одиннадцать занимали ссылки по теме (186 ссылок). Выводы Мельтюхова относительно состояния тогдашней российской (а по сути еще советской) военной историографии и научного уровня критиков Суворова неутешительны: «В военно-исторической литературе пересмотр официальной версии только начался и появление «Ледокола» В. Суворова, который предложил новую концепцию, послужило толчком к его ускорению. В то же время ход связанной с книгой дискуссии свидетельствует о том, что отечественная историография еще не готова к радикальной перемене устоявшихся подходов. Дискуссия показала, сколь слабы историографические разработки большого числа тем, сколь велика потребность в крупных проблемных исследованиях этих вопросов. Только дальнейшая разработка проблем кануна войны на основе значительного расширения источниковой базы и отказ от всякой идеологической зашоренности будет способствовать их глубокому изучению и проверке на конкретном историческом материале»
Иными словами, тогда советская наука с Суворовым ничего поделать не смогла. В вышедшем в 2000 г. фундаментальном исследовании «Упущенный шанс Сталина» Мельтюхов пришел к практически тем же выводам, что и Суворов: «Германия, и СССР тщательно готовились к войне, и с начала 1941 г. этот процесс вступил в заключительную стадию, что делало начало советско-германской войны неизбежным именно в 1941 г., кто бы ни был ее инициатором. Первоначально вермахт намеревался завершить военные приготовления к 16 мая, а Красная армия — к 12 июня 1941 г. Затем Берлин отложил нападение, перенеся его на 22 июня, месяц спустя то же сделала и Москва, определив новый ориентировочный срок — 15 июля 1941 г. Как ныне известно, обе стороны в своих расчетах исходили из того, что война начнется по их собственной инициативе»

В упомянутой уже серии «Россия ХХ век» в 1996 г. вышел сборник «Другая война 1939-1945», тоже под общей редакцией Ю. Афанасьева. Первая часть сборника, девять статей, была целиком посвящена полемике вокруг концепции Суворова. Годом раньше, в 1995 г., в Москве вышел еще один сборник статей на ту же тему, составленный Владимиром Невежиным – «Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера? Незапланированная дискуссия» (12 авторов). Позиции оппонентов Суворова в обоих сборниких выглядели, мягко говоря, слабо.
За последующие десять лет появилась масса новых материалов и новых исследований по этой теме. Среди них – фундаментальные, например «Синдром наступательной войны» Владимира Невежина (1997), «Механизм власти и строительство сталинского социализма» Ирины Павловой (2001), многие другие. Практически все серьезные исследования в той или иной степени подтверждают и углубляют выводы Суворова и с каждым годом их становится все больше и больше.

Следует отметить название сборника Невежина. Оно точно отражает суть проблемы. Критика книг самого Виктора Суворова – задача второстепенная с точки зрения исторической науки. Суворов может быть в чем-то прав, в чем-то неправ. Но поддержка его идей, или борьба против них никак не могут быть главной задачей научных исследований или научных дискуссий. Заслуга Суворова в том, что он первый обозначил самую болезненную проблему и обсуждать имеет смысл именно эту проблему, далеко выходящую за относительно узкие рамки тем суворовских книг. Поблема эта в общем виде представляет собой вопрос вынесенный в заголовок сборника В. Невежина. В еще более общем смысле ее можно сформулировать так: «Чего вообще добивался Сталин в 30-е гг. своими действиями и своей политикой? Каковы были его стратегические цели?».

Любые попытки критики Суворова без анализа проблемы в целом и без попытки ответить иным, нежели он, образом на поставленные им вопросы обречены на неудачу. Собственно никакая научная дискуссия не может строится на критике одного автора без критического рассмотрения исследуемой им проблемы в целом. Если это, конечно, не уточняющая критика, когда принципиальных претензий к автору нет, а речь идет о корректировке отдельных деталей.

Алексей Исаев в своей книге 2006 г. делает заявку на решение по существу той же самой задачи, что и Михаил Мельтюхов в статье 1996 г. – анализ концепции Суворова. Причем заявку далеко идущую и многообещающую: «Претензии к Владимиру Богдановичу, это не указание мелких недочетов, а критика самой методологии построения доказательств».

Последние слова особенно пикантны, поскольку Исаев критикует Суворова методами никакого отношения к научным не имеющими. И дело не только в постоянном хамстве (например, введение к книге озаглавлено «А врать-то зачем?»)

В книге Исаева вообще отсутствует описание состояния научной проблемы. Нет не только библиографии по теме и ссылок на других историков, нет вообще упоминаний о том, что кто-то кроме него и Суворова занимался исследованиями в этой области. Эта научно-информационная стерильность забавно контрастирует с декларированными во введении намерениями автора: «Предлагаемая читателю книга – это не только полемика с Суворовым, это попытка написать своего рода энциклопедию войны, дать базовые знания о принципах ведения боевых действий и применения оружия и боевой техники».

Может «энциклопедию войны» и можно писать не используя научную литературу, но с критикой Суворова этот трюк точно не проходит. Хотя способ, которым критик избавил себя от необходимости возражать многочисленным коллегам Суворова и вообще давать обзор обсуждаемой проблемы, нельзя не признать остроумным.

Надо еще отметить, что книги Суворова, хотя и написаны военным историком и вообще военным специалистом, собственно войну оставляют за кадром. Ход военных действий и анализ событий второй мировой войны с точки зрения военного искусства Суворова не интересуют. Проблема, которую он поднял первым и в решение которой оказались вовлечены десятки других историков – это проблема в большей степени политической, нежели военной истории. Она состоит не в том, как и какими средствами Сталин воевал, а в том, как, какими средствами и с какой стратегической целью он готовился к войне. Поражение Красной армии лета 1941 г. с точки зрения Суворова результат не военного, а политического просчета. При ином внешнеполитическом планировании Сталина, при ином анализе политической ситуации и, как следствие, при иных принятых сроках действий, те же самые военные меры могли привести и к запланированным Сталиным успехам.

Исаев то ли действительно не понимает сути проблемы, на которую он замахнулся, то ли лукавит. В введении он пишет: «Историческая наука, несмотря на отсутствие специфических символов, как математические... является не менее сложной наукой, требующей вдумчивого и серьезного подхода и определенных профессиональных навыков. В этом я убедился по собственному опыту, потратив несколько лет на изучение законов оперативного искусства, методов исторического исследования, документов и книг о той войне»

Знание законов оперативного искусства, конечно, не может помешать правильному анализу политической истории СССР 30-х годов, но использование только этого знания делает задачу такого анализа неразрешимой – даже если бы Исаев удосужился ее поставить. Об этом, однако, и речи нет, что само по себе ставит под сомнение уверенность автора в том, что ему удалось изучить методы исторического исследований.

В книге Исаева собственный анализ предвоенной политической ситуации и намерений Сталина отсутствует напрочь. А методы, которыми он пытается добиться поставленной перед собой цели, довольно экзотичны.

****

В первой главе «Конкурс наступательных планов» Исаев замахивается на то, что ему кажется одним из основных тезисов Суворова: «Он (Суворов – ДХ) утверждает, что у СССР наличествовал только наступательный план освободительного похода»
Исаев возражает: «Однако за кадром остался вопрос, у кого они были оборонительные. Все планы войны крупных держав – участников двух мировых войн двадцатого столетия были наступательными. Причем наступательный характер не зависел от того, кто являлся инициатором войны. Для военного планирования это было абсолютно безразлично, планы вопрос очередности объявления войны не рассматривали. Оборонительными были только планы мелких стран, основной линией планирования в этом случае была упорная оборона в надежде на то, что могущественные союзники сокрушат напавших на страну-карлика противников»

По этой схеме получается, что все крупные европейские державы перед второй мировой войной имели только наступательные планы, то есть все они в равной степени (а не только СССР и Германия, как утверждает Суворов) готовили агрессии против соседей и в равной степени виновны в разжигании мировой войны. И на этом фоне военные планы СССР ничем не выделялись. Версия экзотическая и нуждающаяся в доказательствах.

За этим утверждением следуют пять страниц рассказа о действиях мировых держав в первой мировой войне, а затем автор переходит, наконец, ко второй.

Он рассказывает, о том, что польский главнокомандующий маршал Рыдгз-Смигла «несмотря на очевидный факт, что Германия сильнее Польши и, возможно, нанесет основной удар не по союзнику Польши Франции, а по самой Польше, заложил в план не только оборонительный элемент, удержание всей территории Польши, но и наступательный элемент, удар по немецкой группировке в Восточной Пруссии».
Из сказанного совершенно не следует, что Польша и Франция изначально готовили неспровоцированное нападение на Германию и именно этой идее было подчинено (как это происходило по мнению Суворова в СССР) предвоенное польское военное планирование. Далее следует рассказ о том, что «31 мая 1939 г. французский генеральный штаб начал разработку плана наступления на фронте между Мозелем и Рейном, который должен был стать основой военный действий против Германии».

Что ж, если военный план был продиктован изначальными агрессивными намерения Франции против Германии, а не был элементом плана по противодействию угрозе со стороны Германии, то да, этот факт может работать на тезис Исаева о равной агрессивности будущих участников мировой войны. А если нет, то нет. Чтобы выяснить это, нужно как минимум связать появление этого плана (ровно за два месяца до нападения Германии на Польшу!) с политической ситуацией того времени в Европе и с политическими намерениями французского правительства. Но об этом у Исаева ни слова.

Следующий пример касается Финляндии: «Вы будете смеяться, но у Финляндии в 30-е годы тоже был наступательный план: предусматривалось наступление вглубь СССР. По этим планам линия Маннергейма отражала удар с юга, а финская армия наступала по всему фронту на восток в Карелию. Когда война уже была на пороге, благоразумие взяло вверх, и 9 октября 1939 г. войскам дали указание готовится к обороне, но с оговоркой, что при необходимости нужно будет провести наступательную операцию в районе Реболы, отодвигая границу от самой узкой части Финляндии».

Это все очень интересно, но из сказанного совершенно не вытекает, что финское военное планирование носило изначально агрессивный характер. Наоборот – совершенно очевидно, что все действия были продиктованы оборонительными намерениями и обусловлены угрозой со стороны СССР.

Однако, Исаев делает общий вывод: «Как мы видим, со времени Первой мировой ничего принципиально не изменилось – как «плохие парни» в лице Германии, так и «хорошие парни» в лице Польши, Франции, Англии и даже Финляндии имели наступательные военные планы. Почему в этом ряду СССР должен был быть исключением?»

Стоп. А о чем собственно речь? Исаев показал, что военные планы Польши, Франции и Финляндии предполагали в определенных случаях переход в наступление. При этом он не привел совершенно никаких аргументов за то, что сами планы не были реакцией на угрозу со стороны Германии и СССР, а носили изначально агрессивный характер, то есть предполагали неспровоцированное нападение на Германию или СССР. В качестве аргументов против Суворова приведенная Исаевым информация вообще не имеет никакого смысла. Концепция Суворова обосновывает исходно агрессивный характер советской внешней политики и вытекающего из нее советского военного планирования. Суворов ни в каких своих книгах не утверждал, что какие бы то ни было оборонительные планы не могут включать себя элементы наступления.
Советский Союз так же, как и Германия, планировал мировую войну в качестве способа распространения свой власти на территории других государств. Именно этим оба они отличались от Франции, Англии, Польши, Финляндии и многих других участников мировой войны, которые ничего подобного не планировали. Можно с этим тезисом не соглашаться, но тогда надо аргументировать по существу спора. Аргументы Исаева не просто несостоятельны, они направлены вообще в сторону, никак не задевая ни концепцию Суворова, ни его аргументацию.
Плохо представляю себе, что Исаев действительно не понимает в чем суть проблемы и того, какими методами она может решаться. Слишком уж хитроумный выбран способ. Скорее всего, это сознательное передергивание. Суворов говорит о политическом планировании Сталиным захвата Европы и о вытекающей из него военной подготовке нападения на Германию летом 1941 г., а Исаев рассказывает о том, что оборонительные планы стран-противников Германии и СССР включали себя наступательные элементы. И выдает это за аргументы, опровергающие Суворова. Налицо подстава. Не дискуссия, а симуляция научной дискуссии.

Исаев далее: «Советский союз не был карликовым государством, которое могло рассчитывать только на то, чтобы дорого продать свою жизнь или дождаться, когда большие добрые дяди накостыляют обидчику. Соответственно и военное планирование носило наступательный характер, по крайней мере с 1938 г.»

Получается, что у СССР могло быть только два выхода: либо ждать, когда его кто-нибудь защитит, либо защищаться самому путем подготовки нападения на потенциального обидчика. Эту фантастическую политическую ситуацию Исаев никак не обосновывает, заявляя ее как нечто само собой разумеющееся. В то же время Суворов обоснованно рисует совсем другую картину – именно СССР был, наряду с Германией, тем самым обидчиком, которого боялись соседи, и карликовые, и не карликовые. Советское военное планирование носило наступательный характер соответственно советским же агрессивным планам относительно соседей, а не соответственно советским страхам перед нападением со стороны неких гипотетических обидчиков. И не с 1938 г., а практически всегда.

Этот тезис Суворова, на самом деле – ключевой, Исаев даже не пытается задевать. На последующие 11 страницах первой главы наполненных цитатами военных теоретиков и выкладками по поводу советского военного планирования в 1939 – 1941 гг., нет ни слова о советских внешнеполитических планах и намерениях. Их цель – подвести читателя к мысли, что «Последовательность действий СССР, военное планирование РККА не носили характера чего-то агрессивного или из ряда вон выходящего. Вполне заурядные и общепринятые мероприятия, сами по себе не свидетельствующие ровным счетом ни о чем. Ни об агрессивности, ни о белизне и пушистости».

Поскольку Исаев не уточняет, для какой ситуации советские военные приготовления можно считать «заурядными и общепринятыми» – для подготовки обороны или подготовки агрессии, вся идеологическая конструкция зависает в воздухе. А поскольку он ни говорит ни слова о причинах заблуждений Михаила Мельтюхова и еще как минимум пары десятков российских и зарубежных исследователей, которые независимо от Суворова, на том же самом материале сделали вывод об однозначно агрессивном характере советских военных приготовлений непосредственно перед 22 июня 1941 г., то и научная ценность его рассуждений, мягко говоря, не велика.

Например, на страницах 26-28 Исаев рассказывает о том, что в 30-е годы европейские военные теоретики активно разрабатывали теоретические аспекты использования «армий прикрытия» и «армий вторжения», и что превращение армий прикрытия в армии вторжения – это не советское изобретение, как якобы утверждает Суворов, а иностранное. И что даже Шарль де Голль в своей книге «За профессиональную армию» указывает на возможность ее применения в качестве «армии вторжения».

И далее: «Кое-что из военной теории было доведено до практической реализации. В 1933 г. в Польше была проведена военная игра, в ходе которой отрабатывалось вторжение на территорию СССР с целью срыва мобилизации и развертывания собственных вооруженных сил. В 1934-1936 гг. на учениях в Польше, Германии, Италии, Франции отрабатывались действия армий вторжения. Изучались возможности рейдов механизированных соединений и конницы с целью срыва развертывания сил противника. СССР не остался в стороне от этих тенденций, и генеральный штаб в 1934 г. разработал проект «Наставления по операции вторжения».

Из этого читатель должен получить представление, что раз теоретическими разработками связанными с «армиями вторжения» занимались все, то и вторгаться на территории соседей собирались все и с одинаковыми целями. То есть, намерения СССР, у которого в реальности до начала мировой войны вообще не было врагов, способных на агрессию, ничем не отличались от намерений, например, Польши, которая в находилась под угрозой реального (и случившегося в 1939 г) нападения с двух сторон.


Первая глава заканчивается странным тезисом о том, что «импровизированные» действия РККА летом 1941 г. объяснялись тем, что в отличие от первой мировой войны в 1941 г. отсутствовал период до начала первых операций, «в течение которого противники мобилизовывали армии и везли войска к границе. У СССР в 1941 г. такой возможности не было ввиду отсутствия периода обмена нотами и ультиматумами. Вермахт к началу конфликта был полностью мобилизован и выдвинут к границе с СССР в том составе, в котором должен был вести первую операцию. РККА не была полностью отмобилизована ввиду позднего осознания опасности войны. Войска, которые должны были участвовать в указанных выше наступлениях, к границе подвезены не были. Соответственно план мог быть хоть оборонительным, хоть наступательным. Группировка для его осуществления отсутствовала. Называется такое положение «упреждение в развертывании».
Стоп. Но ведь и Суворов пишет о том же самом – группировка советских войск 22 июня была еще не готова к наступлению. Но он пишет и другое – к обороне она не готовилась изначально. Да, Исаев прав – 22 второго июня РККА была не способна ни защищаться, ни нападать. Но если бы у Сталина было время довести ее до готовности, а Гитлер все равно опередил бы его хоть на день, то разгром был бы еще страшнее. Потому что, согласно Суворову (а также Мельтюхову и еще многим-многим другим), Сталин, готовил самостоятельное и не обусловленное угрозой со стороны Германии нападение на нее. К обороне он просто не готовился.

Фраза Исаева: «Соответственно план мог быть хоть оборонительным, хоть наступательным. Группировка для его осуществления отсутствовала» – характерный для него трюк, перевод внимания читателя с главного на несущественное. Получается, что как бы неважно, какой у советского командования был план, если в момент немецкого нападения Красная армия все равно была небоеспособна.
Но именно это и важно. Именно об этом и пишет Суворов. Если бы советский план был оборонительный, группировка РККА на границе выглядела бы совсем иначе, и не погибла бы в первые дни войны, не сумев, по существу, вступить в бой. Оборонительный советский план означал бы, по существу, предотвращение войны. А организовывать непреодолимую для немцев оборону Сталину, как показал дальнейший опыт, удавалось даже после потери летом 1941 г. почти всей кадровой Красной Армии. Было бы желание.


Собственно говоря, Исаев не отрицает тезис Суворова о том, что Красная армия готовилась к нападению на Германию и не собиралась от нее обороняться. Он считает, что это вообще несущественно: «Проблема 1941 г. была не в том, что Красная армия готовилась к наступлению. Если бы она готовилась к обороне, было бы то же самое. Ни наступательная, ни оборонительная группировка войск просто не успела сложиться».


Тут расчет на внезапное помутнение разума читателя. Такое впечатление, что эта самая группировка складывалась сама по себе, стихийно и никто не мог знать заранее как она сложиться. Но это же вздор. Складывалась наступательная группировка, и никакая другая. Если бы Красная армия готовилась к обороне, она не выстраивалась бы на границе в выступах-балконах, чрезвычайно уязвимая и обреченная на окружение в случае внезапного удара (как это и вышло), не переводила бы прямо к границе аэродромы и огромные запасы снаряжения, потерянные в первые же дни войны. То есть, совершала бы совершенно другие и подробно описанные Суворовым действия, в результате которых была бы создана оборонительная линия, которую немцам пришлось бы преодолевать в условиях подавляющего численного и технического превосходства Красной армии, если бы они вообще зачем-то на это безумие решились.


Исаев не в состоянии доказать, что Красная армия готовилась к обороне, поэтому он идет на смелый шаг, фактически заявляя, что между подготовкой к обороне от соседней страны и подготовкой к нападению на нее вообще нет никакой разницы. Раз не успели подготовиться к нападению, то значит и обороняться не сумели бы.

***

Продолжение следует