Разговор великанши с Браги принадлежит к весьма распространенному в древнескандинавской традиции типу словесных поединков (самые знаменитые из них- эддические состязания в мудрости), заканчивающихся гибелью побежденного, причем участниками таких поэтических разговоров-состязаний, как и в "Младшей Эдде", нередко оказываются герой и сверхъестественное существо (обмен строфами между героем и великаншей описывается, например, в "Саге о Кетиле Лососе" и в "Саге о Гриме Бородатом").



Впоследствии этот тип поэтических поединков, ставкой в которых неизменно служила жизнь его участников, был преобразован в состязания в скальдическом мастерстве импровизации, в которых на карту ставилась не жизнь, а слава противников.

Разговор великанши с Браги как будто бы совмещает оба мотива: с одной стороны, уже одно то, что в роли вопрошающего выступает существо из другого мира, свидетельствует о зловещем характере беседы и о грозящей скальду опасности, с другой - несомненно, что традиция сохранила этот эпизод как пример поэтического мастерства Браги-импровизатора.


Впрочем, для нас вовсе не так существенно, который из двух мотивов преобладает в этом рассказе. Какой бы смысл ни вкладывался в подобные диалоги-состязания, ядром их непременно является самый момент импровизации, условия которой для второго участника поединка всегда одинаковы: не только тема, но и форма, т. е. стиль и размер ответной висы полностью предопределяются поэтическим выпадом наступающей стороны. Таким образом, чтобы победить, Браги должен ответить на строфу великанши висой, в точности воспроизводящей все поэтические "параметры" ее стихов. С точки зрения запечатлевшей этот эпизод традиции, победа скальда несомненна. Между тем, при ближайшем рассмотрении оказывается, что виса Браги по своему стилю находится в разительном несоответствии с висой великанши.



В обращенных к Браги стихах великанши мы не найдем ни одного традиционного кеннинга. Обычные кеннинги великанши - женщина/богиня гор (ср.: "Хильд гор" (fjalla Hildr B I 130, 11), "женщина грота" (hellis sprund B I 142, 14)) или - самая распространенная модель - жена великана (ср., например: "невеста великана гор" (bergrisa brúðr B I 24, 2), "женщина Хримнира" (Hrímnis drós B I 143, 17), "вдова Хреккмимира" (Hrekkmímís ekkja B I 141, 9)). Однако ни один из подобных кеннингов не употреблен в процитированной висе. Приведенные великаншей наименования не принадлежат также и к числу известных кеннингов великана (князь/бог/житель гор). Судя по всему, единственная бесспорная аналогия среди этих "кеннингов" во всей скальдической традиции - это кеннинг волка-великана в "Драпе о Торе" Эйлива Годрунарсона (конец X в.): himintǫrgu vargr B I 140, 4 "волк щита неба (= солнца)", восходящий к тому же мифу, что и наименование hvélsvelg himins "заглатывающий (-щая) колесо неба" в висе великанши. Что же касается всех остальных обозначений великанши (или великана?), употребленных в этой висе, то они не только не имеют прямых соответствий в известных стихах, но и в большинстве своем непонятны и допускают весьма различные толкования.



Возникает впечатление, что традиционные обозначения избегаются в этой висе намеренно: великанша перечисляет отнюдь не поэтические синонимы слова troll, не обычные кеннинги, но имена, призванные раскрыть его суть или качества, значимые сами по себе и еще не успевшие утратить своего непосредственного содержания. Это впечатление должно будет перерасти в уверенность, если мы примем другую интерпретацию первой строки висы: Troll kalla mik...: не "тролли зовут меня", т. е. им. падеж мн. числа, но "троллем зовут меня" - вин. падеж ед. числа. При таком толковании (а оно ни в коей мере не может быть признано менее правдоподобным или предпочтительным, чем приведенное ранее) все последующие наименования в перечне всего лишь варьируют открывающее ряд ключевое слово (troll), однако ни одно из них не обладает необходимым признаком кеннинга - заместительной функцией, возникающей лишь в отсутствии замещаемого существительного.



То же должен был сделать в ответной висе и Браги. И ему предстояло описать скальда нетрадиционными средствами, не прибегая к известным кеннингам. Между тем, среди наименований скальда в висе Браги только одно не является кеннингом (greppr óhneppr букв, "муж (или "скальд") нескудный (т. е. щедрый)") и только один кеннинг не имеет прямых аналогий в скальдической традиции - skipsmiðr Viðurs "кузнец корабля Видура (= Одина)" (где "корабль Видура" = необычный кеннинг поэзии; см., однако, ниже). Что же касается остальных кеннингов, то все они построены по традиционным моделям, хорошо известным из творчества других скальдов.


Так, первый из этих кеннингов, Gauts gjafrǫtuðr "нашедший дар Гаута" (Gauts gjǫf- кеннинг поэзии, воспроизводящий модель дар/вино Одина), - трехчленный кеннинг поэта с именем деятеля в основе и кеннингом поэзии в качестве определения не выходит из употребления на всем протяжении истории скальдического стихосложения (ср., например, в поэзии разных времен: valkjósanda víns beiðir В I 74, 21 (Кормак, 955-70 г.) "добытчик вина выбирающего павших в битве (= Одина)"; Viðris víns veitir В II 424, 21 (Эйнар Гильссон, XIV в.) "податель вина Видрира (= Одина)"). Кеннинг Yggs ǫlberi "несущий пиво Игга (= Одина)" - не что иное, как вариант предыдущего кеннинга. Следующее за этим наименование поэта в висе Браги - óðs skap-Móði "создатель-Моди поэзии" - также кеннинг, построенный по традиционной и притом самой распространенной модели - создатель/бог поэзии (46) (ср., например, у скальдов Х в.: bragar Ullr В I 50, 36 (Эгиль, 951 г.) "Улль поэзии"; óðar gildir B I 101, 24 "оценщик поэзии" и bragar greiðir В I 99, 17 "исполнитель поэзии" (Гисли, 970-е годы); bragar Móði В I 106, 2 (Торарин Черный, 983-984 гг.) "Моди поэзии"). Последнее обозначение поэта в этой висе, hagsmiðr bragar "искусный кузнец поэзии" (ср. аналогичные наименования: óðar smiðr B I 603, 1 (Аноним XII в.) "кузнец поэзии" и обозначение самого Браги в "Младшей Эдде", bragar frumsmiðr "главный (первый) кузнец поэзии") - также кеннинг, являющийся вариантом предыдущего.



Как представляется, описанное несовпадение в выборе поэтических наименований, привлекшее наше внимание прежде всего потому, что оно противоречит жанровой природе вис, которыми обменялись великанша и Браги, получит свое объяснение и может быть устранено лишь в одном случае - а именно, если мы признаем его фактом диахронии. Иначе говоря, нам придется предположить, что несоответствие формы не было присуще этим висам изначально, но явилось результатом последующей эволюции поэтического языка и что Браги, следуя примеру великанши, на самом деле употреблял в своих стихах вовсе не готовые и давно известные кеннинги скальда, но изобретенные им же самим поэтические имена, которые впоследствии, благодаря его авторитету и легендарной славе "первого скальда", были подхвачены традицией и со временем превратились в модели кеннингов поэта. Это должно было произойти не позднее середины X в., так как кеннинги, образованные по этим моделям, мы находим уже в висах Эгиля и Кормака. Иная судьба, как мы видим, была уготована поэтическим наименованиям великанши - они так навсегда и остались невостребованными скальдической традицией.



Предложенное объяснение, прямо вытекающее из особенностей жанра рассматриваемых вис, разумеется, исходит из признания их аутентичности (при этом совершенно несущественно, кто был автором стихов, якобы сочиненных великаншей!) или, во всяком случае, древности: чтобы дать начало моделям кеннингов скальда, изобретенные (или только приписываемые?) Браги поэтические имена должны были появиться не позднее первой половины X в.

(...)



Мы позволили себе столь подробно остановиться на поэтическом состязании Браги с великаншей прежде всего потому, что этот эпизод, как можно полагать, не только дает возможность проследить историю возникновения целой группы скальдических кеннингов, но и раскрывает ту роль, которую должны были играть в формировании поэтического языка великие скальды. Тогда как изобретенные великаншей имена так и остались поэтическими окказионализмами, а произнесенная ею виса утратила в глазах последующих поколений скальдов всякий самостоятельный смысл и сохранилась в их памяти единственно как повод, по которому была сочинена виса Браги, все без исключения наименования поэта оказались в той или иной форме восприняты скальдической традицией, а в большинстве своем - если наше предположение верно - прямо дали начало моделям, пополнившим основной скальдический "лексикон" - систему кеннингов.



Этот единственный в своем роде случай, когда традиция как будто бы сама приоткрывает перед нами тайны формирования поэтического языка, не единственная, однако, возможность проникнуть в неуловимые на первый взгляд процессы его эволюции.

эдип
@
сфинкс