Участника «СВО», который стал мэром Сосновки в Кировской области, снова отправляют на фронт после его заявлений о коррупции в городе

https://theins.ru/news/277411

Нового главу администрации города Сосновка в Кировской области Никиту Горелова, воевавшего в Украине, хотят снять с должности и отправить обратно на фронт из-за того что он поднял вопрос коррупции в городе. Об этом сообщают «Осторожно, новости».

Горелов возглавил администрацию Сосновки 28 октября. После этого он завел собственный Telegram-канал, где стал публиковать жалобы местных жителей, которые те высказывали на городских собраниях.

20 декабря участник “СВО” написал в посте, что его собираются снять с должности из-за того, что он поднял вопрос коррупции в городе. Кроме этого, ему пришло предписание с требованием вернуться на фронт.

«Для чего я был отозван с Донбасса? Если для того, чтобы на честного человека и патриота города списать все и потом списать его самого, то мы друг друга на берегу не правильно поняли. Этого не будет…», — написал Горелов, обращаясь к губернатору Кировской области Александру Соколову.
Горелов также заявил, что у него «в разработке материалы на несколько уголовных дел», информацию по которым «не успели уничтожить жулики» в администрации и гордуме. По его словам, он знал о готовящейся провокации от источников в силовых структурах.

По данным издания, помощник Горелова позже заявил, что главу администрации все-таки отправляют на фронт. Он обвинил в этом губернатора Соколова. Жители Сосновки запустили петицию в защиту Горелова. Она набрала более 1,5 тысяч подписей.

Ранее «Коммерсантъ» писал о том, что российские регионы в начале 2025 года начнут массово запускать программы для участников «специальной военной операции (СВО)», аналогичные президентскому проекту «Время героев». С инициативой о развитии таких программ выступил Владимир Путин на съезде «Единой России» 14 декабря. Он привел в пример регионы, где уже действуют подобные проекты, и предложил расширить их на всю страну.

---

Соворность — это и есть соборность антиобщества. Если в соборности правит не порядок, не канон, не Священное Писание, не церковные институты, а некая неуловимая общность, сплоченность тайны, — то в антиобществе правит дух круговой поруки, сообщность в беззаконии. Соборность деградирует в соворность именно потому, что ей не поставлены преграды ни в виде законов, соблюдаемых обществом, ни в виде индивидуальной свободы его членов. Даже в самые честные и благополучные периоды российской истории идеал соборности сочетался с практикой соворности, оставаясь основой негласного общественного согласия. Это признавали и верховные правители — и даже находили некое утешение в том, что им самим — и только им — воровать не приходится. Екатерина II: «Меня обворовывают точно так же, как и других; но это хороший знак и показывает, что есть что воровать» (1775). Николай I за несколько месяцев до смерти, рассерженный кражей инвалидных сумм, сказал, что знает лишь одного человека, который не крадет, и это он сам (1855). А ведь ближайшее окружение императоров не могло не быть патриотичным: они правили Россией, воевали за Россию, готовы были отдать за нее жизнь, и тем не менее, воровству это не мешало, а напротив, как бы служило скрепой. Только императору было не у кого воровать, поскольку он, собственно, и был владельцем всего.

Презрение к закону, религиозно оправданное, даже освященное, принадлежит к числу исконных духовных традиций Руси. Одно из первых произведений древнерусской литературы “Слово о законе и благодати“ митрополита Илариона (сер. 11 в.) провозглашает ничтожество закона перед действием всемогущей благодати. Такое противопоставление, само по себе достаточно рутинное в христианском богословии, в данном случае приобретает особо наглядный, даже демонстративный смысл. Сам Иларион, первый Киевский митрополит славянского происхождения, был возведен великим князем Ярославом в верховный сан вопреки церковному уставу и канону. Не было испрошено разрешения у константинопольского патриархата, в котором Киевская митрополия пребывала со времен крещения Руси. Тем самым был брошен реальный вызов закону и создан прецедент политического превосходства “благодати” — в данном случае княжеского благоволения (или своеволия).

Антисоциум — сложная ритуальная система, в которой есть место не только страху и террору, но и смеху и сарказму. Законы учреждаются, чтобы все понемногу могли их нарушать, глумиться над ними, — но при этом и трепетать перед властью, высшей, чем закон, неподотчетной и непостижимой. Видимо, общественная бедность и неравномерность распределения богатства обусловливают эффективность такого двоения в антисоциуме. Для выживания каждый должен делать хоть что-то незаконное, а значит — осознавать свою вину и подсудность. Официальные законы создаются максимально жесткими — именно для того, чтобы их нельзя было полностью соблюдать, чтобы каждый уповал только на милость, а не на закон. Антисоциум — общество совиновных людей, которые обкрадывают друг друга и самих себя и договариваются хранить это в тайне. Здесь не может быть уверенных в себе, правых, чистых, — все мечены, на всех есть хотя бы крошечный компромат. При этом очень важно соблюдать меру: потеряешь страх, сорвешься на крупном «хапе» — загремишь в тюрьму. А захочешь быть честным и гордым, прямо смотреть закону в глаза, — будешь влачить жалкое существование, пойдешь по миру с сумой. Приходится вертеться между тюрьмой и сумой, не зарекаясь от обеих.

Можно привести множестве больших и малых примеров отрицательной инициации в антисоциум, в том числе литературных и анекдотических. У Венедикта Ерофеева в «Москве—Петушках» есть сцена, когда товарищи упрекают Веню за то, что он при них ни разу в открытую не сходил в сортир. Своим чистоплюйством он как будто выражает им свое презрение. «Выходит, ты лучше нас! Мы грязные животные, а ты, как лилея!.. …Ну так вставай и иди. Чтобы мы все видели, что ты пошел. Не унижай нас и не мучь. <…> Ну что ж, я встал и пошел. Не для того, чтобы облегчить себя. Для того, чтобы их облегчить». Чтобы стать хорошим товарищем, Вене надо себя «замарать». Пусть не пролить кровь, как в «Бесах» Достоевского, где кровью Шатова скрепляется братство революционной пятерки, но на глазах у всех пролить мочу, потому что только неприличие, «преступание» и образует основу истинного товарищества. Это недавно еще раз было продемонстрировано «по-сочински», в череде допинговых скандалов, явивших всему миру пример спортивного антисоциума.

Меня всегда удивляло, что почти все официально воспетые советские герои оказываются какими-то ненастоящими, от пионера-доносчика Павлика Морозова до 28 панфиловцев, подвига которых, оказывается, вообще не было (газетный вымысел, признанный таковым еще в 1948 г.). И Чапаева, как выясняется, убили не белые, а скорее чекисты — выстрелом в затылок, поскольку у него давно были счеты с комиссарами, прежде всего с самим создателем его литературного жития Фурмановым, который в реальности строчил на него пламенные доносы и грозил чрезвычайкой. И подвиг Зои состоял в том, что она сжигала крестьянские избы и лошадей, практически не нанеся при этом урона врагам. Матросов совершил свой подвиг 23 февраля 1943 г., хотя на фронт попал только 25 февраля; в своем "родном" Днепропетровске ни разу не был; юность провел в режимных колониях; и звали его Шакирьян Юнусович Мухамедьянов. С молодогвардейцами вообще получился полный конфуз, что, как предполагают, стало одной из причин самоубийства Фадеева.

Возникает вопрос: разве не было за все эти годы настоящих героев, с достойным прошлым, высоким моральным духом, большим личностным содержанием, которые сознательно приносили бы себя в жертву Отечеству? Разумеется, были. Почему же пропаганде нужно было создавать подделки даже там, где можно было бы опереться на реальность? Видимо, вранье служит той же цели, что и воровство, надежнее сплачивая членов антиобщества в приверженности лживому мифу. Кстати, «вор» и «врать», по М. Фасмеру, происходят от одного корня. Кто не врет или не верит вранью, тот не свой.

То, что Россия всегда позиционирует себя по отношению ко враждебному миру и якобы окружена врагами: "еретиками", "иноверцами", "нехристями", "жидомасонами", "капиталистами", "антикоммунистами", "антисоветчиками", "русофобами", — это тоже свидетельство перевернутости. Весь мир против нас — это означает, что мы сами против окружающего мира. Мир, стоящий на голове, не может не воспринимать как перевернутое все, что его окружает.

Постсоветская и особенно посткрымская ситуация очень многое прояснила в истории России и в природе российского социума. Стало понятно, что дело не в марксизме, не в социализме и коммунизме, хотя вроде бы с них и началось сползание России в антимир. Такие обобщенные термины, как "тоталитаризм" или "идеократия", применимые и коммунизму — советскому или китайскому, и к нацистским и фашистским режимам Германии и Италии, тоже не подходят, поскольку они явление выдают за сущность. То, что однопартийное государство всецело подчиняет себе жизнь общества, экспроприирует частную собственность, устанавливает правящую идеологию и карает малейшие отступления от обязательного образа мыслей, все это — вторичные признаки более глубокого феномена: "общества навыворот", структурной реверсии социума. Такое общество формируется не соблюдением законов, а согласованным отступлением от них. Рычагом создания антисоциальности служит "революционная партия" как модель отрицания всех существующих законов.

Большевистской революцией был дан новый, сильнейший импульс "антисоциуму", который в результате обрел официальное, идейное основание и стал строить большое общество по модели "партии". Беззаконие под названием "революционной законности" вошло в плоть и кровь этого общества. «Но если он скажет: "Солги", — солги. Но если он скажет: "Убей", — убей” (Э. Багрицкий). Теперь человека, ставшего челом своего «века», ничто не связывает с цивилизацией, по законам которой он — преступник. Теперь он всецело принадлежит новому кругу товарищей, с которыми повязан круговой порукой и воровским общаком. И когда коммунизм, тоталитаризм, идеократия потерпели крах и распался Советский Союз, антисоциум выжил и его структура, основанная на системном беззаконии, осталась прежней. Антисоциум может вполне существовать без тоталитаризма, без коммунизма, без интернационала, без марксизма (который оказался всего лишь удобной подпоркой для переворота, для идейного оправдания антисоциума задачей классовой борьбы). Но он не может существовать без преступлений, участие в которых доказывает верность кругу товарищей.

Вот почему, как ни страшны «коррупция» или «мафиозность», — это лишь эвфемизмы, прикрывающие гораздо более глубокую тайну соборности-соворности как основания антиобщества. Общество может успешно бороться с коррупцией и другими нарушениями закона, а вот может ли антиобщество перевернуть себя, попрать свою природу?