А вот и долбославие пошло вместе с Достоевским-поехавшим протофашистом:

В основе — православие, то есть концепт, что человек должен стремиться к стяжанию Духа Святого, к обожению. Очень трудно помыслить себе более высокий религиозный идеал, который сияет особенно ярко по сравнению с деградацией западных христианских конфессий, капитулирующих перед обмирщением и содомией-трансгендером.

Тот взгляд, то мировоззрение, которые транслирует великая русская культура и которые до сих пор сохраняет и развивает большинство русских, это опять же великий культурный идеал. Мировоззрение Фёдора Достоевского, его сочетание глубокой человечности, обострённого сострадания и религиозного одушевления, вызывало восторг и у немца, и у француза, и у японца, и у индийца, и у сирийца.

Быть «человеком Достоевского» — это понятная идентичность для немалого числа людей из любых уголков мира. А сам Достоевский — это и «всемирная отзывчивость», и «слезинка ребёнка», и «хозяин России есть один лишь русский», и «Царьград должен быть русским». Две стороны его мировидения, общечеловеческая и русская национальная, нерасторжимы. И достаточно подчеркнуть, что «достоевское» (а это значит и пушкинское, и гоголевское, и бунинское, и ахматовское, и солженицынское, а во многом — и толстовское) мировоззрение невозможно без русского национализма, и многие на Земле примут этот русский национализм.
Радикальный гуманизм Достоевского (при этом чуждый всякому безбожию, характерному для либерального гуманизма) казался Василию Розанову основой громадного будущего влияния России на мир:

«Я думаю, отсюда-то именно и вытечет, через век, через 1/2 века, огромное "нашептывающее" влияние русских на европейскую культуру в её целом. Под воздействием этой непрерывной и страшной любви к себе, полной такого самозабвения, такого пламени, уже скучающая "мещанскою скукою" Европа не может не податься куда-то в сторону от своего эгоизма и сухости, своей деловитости и практицизма. <…> … можно представить взрыв восторга, когда всем им показана страна, показан целый народ, где никогда никто не смеет обидеть "сиротку" не в имущественном, а вот в нравственном смысле, — обидеть "убогого" по положению, по судьбе, по "ломке жизни"».

Во второй половине ХХ века поворотной для огромного количества западных людей фигурой стал Александр Солженицын. И если для возбуждённых наших неосоветистов Солженицын — «русофоб, разваливший СССР», то для Запада (как и для не разделяющих неосоветчины людей в самой России) — продолжатель Достоевского. Его лагерные произведения — это рассказ о боли человека, нуждающегося в сострадании, требование настоящей человечности и добра, а не лицемерной равнодушной «толерантности». И в то же время Солженицын — самый беспощадный за последнее полстолетия критик одновременно и либерализма, и коммунизма, всех доктрин, основанных на идеологии безбожной эпохи Просвещения. При этом страстный русский патриот и националист, проповедующий всему миру идеи Николая Данилевского и Ивана Ильина и первый поставивший вопрос о непризнании Россией беловежских границ.

Мыслящий человек не может не прийти к выводу, что между радикальным гуманизмом, который при этом не ставит человека на место Бога, а, напротив, поднимает человека к нему, и «русским национализмом и мессианизмом», с одной стороны, есть некая таинственная связь. Что невозможно одно без другого. И если Евангелие Достоевского и пророчества Солженицына ему близки, то он должен быть за Россию не только в эстетическом или религиозном, но и в политическом смысле. Россия есть вселенская религиозная ценность.