Настроение: | tired |
Музыка: | Mekons - CURSE OF THE MEKONS |
Лучше служить султану турецкому, чем папе!
Все-таки гениальная книга Тиль Уленшпигель
В Хейсте Уленшпигель и Ламме смотрели с дюны, как одно за
другим прибывали из Остенде, из Бланкенберге, из Кнокке
рыбачьи суда с вооруженными людьми, а на шляпах у
вооруженных людей, как у зеландских Гезов, был нашит
серебряный полумесяц с надписью: "Лучше служить
султану турецкому, чем папе".
Антиглобалисты!
В принципе, так и есть, конечно, современные
голландцы типа этого замечательного ультраправого
гомосека, которого убили, будут мочить любую
универсальную культурную схему - хоть Ислам,
хоть Америку, хоть папизм. Папизм, конечно,
в особенности, потому что он всех давно заебал.
Но какая однако книжка Тиль Уленшпигель охуенная!
Я и забыл уже.
В принципе самые яркие эротические впечатления
раннего (5-6 лет) детства у меня были связаны именно с де Костером
- Помоги мне осуществить мой замысел, - сказал Уленшпигель, - я заплачу
тебе своей кровью, если понадобится.
- Помогу, - сказала Катлина, - но только если девушка, которая тебя
любит, возьмет тебя с собой на шабаш весенних духов, на Пасху соков земли.
- Я возьму его с собой, - молвила Неле.
Катлина налила в хрустальный бокал какой-то мутной жидкости и дала
обоим выпить. Затем она тою же самою жидкостью натерла им виски, ноздри,
ладони и запястья, дала проглотить по щепотке белого порошка и велела
смотреть друг другу в глаза, чтобы их души слились.
Уленшпигель посмотрел на Неле, и кроткие глаза девушки зажгли в нем
жаркий огонь. Затем, под действием напитка, у него появилось такое
чувство, как будто множество крабов впилось в его тело.
Потом Уленшпигель и Неле разделись - и оба они были прекрасны при свете
лампы: он - во всей своей гордой силе, она - во всей своей хрупкой
прелести. Но они уже не видели друг друга - они были словно во сне. Затем
Катлина положила голову Неле на плечо Уленшпигеля, а его руку на сердце
девушки.
Так они, обнаженные, лежали друг подле друга.
И казалось им, что тела их, соприкасаясь, излучают нежное тепло,
греющее так же, как греет солнце в месяц роз.
Некоторое время спустя они встали, - так они сами потом рассказывали, -
взобрались на подоконник, бросились из окна - и воздух подхватил и понес
их, как вода несет корабли.
Теперь они уже не видели ни земли, где спали несчастные люди, ни неба,
по которому плыли облака, - плыли у них под ногами. И вот они уже ступили
на холодное светило - Сириус. Оттуда перенеслись на полюс.
Здесь они с некоторым страхом устремили взоры на голого, заросшего
рыжей шерстью, сидевшего на льдине, прислонясь к ледяной стене, великана;
- то была Зима. Вокруг великана, урча, ныряли в полыньях белые медведи и
тюлени. Великан сиплым голосом скликал град, метель, вьюгу, свинцовые
тучи, желтые зловонные пары, ветры и в первую очередь - со страшною силою
дующий резкий северный ветер. И все это свирепствовало в том угрюмом краю.
Великан, посмеиваясь над стихийными этими бедствиями, улегся на цветы,
под его рукою вянувшие, на листья, под его дыханием блекнувшие. Затем
нагнулся и впился в землю ногтями и зубами - ему хотелось достать до
сердца земли и проглотить его, чтобы дремучие леса превратились в уголь,
хлеб на полях - в солому, плодородные земли - в песок. Но у земли сердце
огненное - великан не дерзнул прикоснуться к нему и в ужасе отпрянул.
Затем он воссел на свой царский престол и, окруженный белыми медведями,
тюленями и скелетами всех тех, кого он погубил в море, на суше и в ветхих
лачугах, поднес ко рту кубок с ворванью. Слух его ласкало рычанье
медведей, рев тюленей, хруст человечьих и звериных костей под когтями
коршунов и воронов, слетевшихся на скелеты в надежде, что на них остался
хоть кусочек мяса, грохот льдин, сталкивавшихся в черной воде.
А голос самого великана был подобен реву бури, вою вьюги, гуденью ветра
в трубе.
- Мне холодно и страшно, - сказал Уленшпигель.
- Духи сильнее его, - заметила Ноле.
Внезапно тюлени всполошились, поскакали в воду, медведи, прижав в
испуге уши, жалобно завыли, вороны зловеще закаркали и скрылись в тучах.
И вслед за тем Уленшпигель и Неле услышали глухие удары тарана в
ледяную стену, служившую опорой великану Зиме. Стена раскололась и
потряслась до самого основания.
Но великан Зима ничего не слышал. Он радостно ревел и гоготал, наполнял
и осушал кубок, проникал к сердцу земли, чтобы оледенить его, но
дотронуться до него все же не смел.
А удары между тем становились все громче, стена трескалась все сильнее,
осколки льда взвивались и падали дождем вокруг великана.
Медведи жалобно и неумолчно ревели, тюлени плакались в черной воде.
Наконец стена рухнула, в небе загорелся день, и с заоблачных высот,
опираясь на золотую секиру, спустился человек, нагой и прекрасный. То был
царь Весны Светозар.
Увидев это, великан забросил как можно дальше свой кубок и стал молить
не убивать его.
И от теплого дыхания царя Весны великан Зима обессилел. Царь взял
алмазные цепи, скрутил великана и приковал его к полюсу.
Затем он воззвал - нежным и ласковым голосом. И с неба спустилась
белокурая женщина, нагая и прекрасная. Она приблизилась к царю и сказала:
- Ты мой повелитель! Ты могуч!
Он же ей на это ответил:
- Если ты алчешь - вкушай, если ты жаждешь - пей, если тебе страшно -
подойди ко мне: я твой покровитель.
- Я алчу и жажду только тебя, - сказала она.
И еще семь раз воззвал царь зычным голосом. Вслед за тем заблистали
молнии, раздались страшные удары грома, и вдруг позади царя возник
усеянный солнцем и звездами свод. И царь с царицей воссели на трон.
А воссев на трон, они, не меняя благородного выражения лиц своих, не
нарушив царственного своего величия и спокойствия ни единым движением,
бросили клич.
В ответ на их клич всколыхнулась земля, задрожали скалы и льдины. И тут
Уленшпигелю и Неле послышался треск, как будто исполинские птицы разбивали
своими клювами скорлупу огромных яиц.
И при этом мощном движении всей земли, напоминавшем морской прибой,
возникали яйцевидные формы.
Внезапно вырос целый лес; сухие ветви деревьев сплетались, их стволы
шатались, как пьяные. Потом деревья расступились, и между ними
образовались широкие прогалины. Из все еще ходившей ходуном почвы возникли
духи земли, из чащи леса - духи деревьев, из моря - духи воды.
Далее взору Уленшпигеля и Неле явились гномы, что сторожат подземные
сокровища, - горбатые, криволапые, мохнатые, кривляющиеся уроды; владыки
камней; лесовики: этим рот и желудок заменяют узловатые корни, которыми
они высасывают пищу из недр земли; властелины руд, отсвечивающие
металлическим блеском, лишенные дара речи, не имеющие ни сердца, ни
внутренностей, движущиеся самопроизвольно. Тут были карлы с хвостами, как
у ящериц, с жабьими головами, со светлячками на голове, - ночью они
вскакивают на плечи к пьяным прохожим, к боязливым путникам, затем
спрыгивают на землю и, мерцая своим огоньком, который злосчастные путники
принимают за свет в окне своего дома, заманивают их в болота и ямы.
Были тут и феи цветов - цветущие, пышущие здоровьем девушки, нагие, но
наготы не стыдившиеся, прикрывавшие ее лишь роскошными своими волосами,
гордые своей красотой.
Влажные их глаза сверкали, точно жемчуг в воде; их упругое белое тело
позлащал солнечный свет; дыхание, излетавшее из их полуотверстых румяных
уст, было ароматней жасмина.
Это они мелькают по вечерам в садах и парках, в лесной глуши, по
тенистым дорожкам и взором, жаждущим любви, ищут мужскую душу, чтобы
насладиться ее обладанием. Если мимо проходят юноша и девушка, они
стараются умертвить девушку, но это им не удается, - тогда они вселяют в
сердце стыдливой красавицы такую силу страсти, что та поневоле отдается
своему возлюбленному, а половина поцелуев достается фее цветов.
Затем на глазах у Неле и Уленшпигеля с небесной вышины слетели духи -
покровители звезд, духи вихрей, ветерков и дождей - крылатые юноши,
оплодотворяющие землю.
Внезапно видимо-невидимо птиц взреяло в небе - то были птицы-души,
милые ласточки. С их появлением сразу стало светлее. Феи цветов, владыки
камней, властелины руд, лесовики, духи воды, огня и земли хором
воскликнули:
- Свет! Соки земли! Слава царю Весны!
Хотя единодушный их возглас прозвучал громче рева бушующего моря,
громче раскатов грома и воя урагана, слух Уленшпигеля и Неле, боязливо и
молча прижавшихся к корявому дубу, воспринял его как торжественную музыку.
Но им стало еще страшнее, когда мириады духов начали рассаживаться на
громадных пауках, на жабах со слоновыми хоботами, на клубках змей, на
крокодилах, которые стояли на хвосте и в пасти каждого из которых
поместилось целое семейство духов, на змеях, - на кольцах каждой такой
змеи уселось верхом более тридцати карликов и карлиц, - и на сотнях тысяч
насекомых, каждое из которых было больше Голиафа [по библейскому преданию,
силач-великан из войска филистимлян], вооруженных мечами, копьями,
зазубренными косами, семизубыми вилами и прочими ужасными смертоносными
орудиями. Насекомые дрались между собой, стоял невообразимый шум, сильный
поедал слабого и на глазах тучнел, доказывая этим, что Смерть проистекает
из Жизни, а Жизнь - из Смерти.
И все это кишащее, неразличимое скопище духов гудело, как отдаленный
гром, точно множество ткачей, сукновалов и слесарей, занятых своим делом.
Внезапно появились духи соков земли, приземистые крепыши, у которых
бедра были как гейдельбергские бочки, ляжки - как мюиды с вином, а мускулы
до того сильны и могучи, что при взгляде на этих духов можно было
подумать, будто тела их состоят из больших и малых яиц, сросшихся между
собой и покрытых красною жирною кожей, лоснившейся так же, как их редкая
борода и рыжие волосы. И каждый из них держал в руках огромную чашу с
какою-то странною жидкостью.
При виде их другие духи затрепетали от восторга. Кусты и деревья
заколыхались, земля потрескалась, чтобы впитать в себя влагу.
И вот духи соков земли наклонили свои чаши - разом все вокруг
распустилось, зазеленело, зацвело. Трава зашевелилась от множества
стрекочущих насекомых, в воздухе замелькали птицы и бабочки. Духи между
тем лили и лили из чаш, и все подставляли рты и пили сколько могли. Феи
цветов кружились вокруг рыжих виночерпиев и целовали их, чтобы те не
жалели им соку. Иные умоляюще складывали руки. Иные блаженствовали под
этим дождем. Но все они, алчущие, жаждущие, летавшие, стоявшие,
кружившиеся или же неподвижные, - все тянулись к чашам и с каждой выпитой
каплей становились резвее. Между ними больше не было стариков; и
уродливые, и прекрасные - все были преисполнены бодрости и юношеской
живости.
И они смеялись, шумели, пели, гонялись друг за дружкой по веткам
деревьев, как белки, в воздухе - как птицы, самцы преследовали самок и
исполняли под божьим небом священный завет природы.
А затем духи соков земли поднесли царю с царицей по большому кубку. И
царь с царицей выпили и поцеловались.
После этого царь, держа царицу в объятиях, вылил из своего кубка
остаток на деревья, на цветы и на духов.
- Слава Жизни! Слава вольному воздуху! Слава Силе! - воскликнул царь.
И все воскликнули за царем:
- Слава Силе! Слава Природе!
И Уленшпигель заключил Неле в объятия. Как скоро их руки сплелись,
начался танец, и все закружилось, словно листья на ветру, все пришло в
движение - деревья, кусты, насекомые, бабочки, земля и небо, царь и
царица, феи цветов, властелины руд, духи воды, горбатые гномы, владыки
камней, лесовики, светляки, духи - покровители звезд, мириады чудовищных
насекомых, сцепившихся копьями, зазубренными косами, семизубыми вилами, и
эта заполнившая вселенную круговерть увлекла за собою и солнце, и месяц, и
планеты, и звезды, и ветер, и облака.
Дуб, к которому прислонились Уленшпигель и Неле, тоже кружился в вихре
танца, и Уленшпигель шептал Неле:
- Девочка моя, мы погибли!
Эти слова услышал дух, разглядел, что это смертные, крикнул:
- Люди! Здесь люди!
Оторвал их от дерева и швырнул в самую гущу танцующих.
И Уленшпигель и Неле мягко опустились на спины духов, а те начали их
перебрасывать от одного к другому.
- Здравствуйте, люди! - восклицали они. - Добро пожаловать, черви
земные! Кому нужны мальчишка с девчонкой? Эти заморыши пришли к нам в
гости.
А Уленшпигель и Неле, перелетая с рук на руки, кричали:
- Не надо!
Но духи не слушали их, и они перекувыркивались в воздухе, кружились,
как пушинки на зимнем ветру, а духи все приговаривали:
- Молодцы паренек с девчонкой, молодцы, что танцуют вместе с нами!
Феям цветов захотелось разлучить Уленшпигеля с Неле, и они принялись
бить ее и могли бы забить до смерти, когда бы царь Весны одним мановением
руки не остановил танец и не крикнул:
- Подведите ко мне этих двух блошек!
И Уленшпигеля разлучили с Неле. И каждая фея, пытаясь оторвать
Уленшпигеля от своей соперницы, шептала:
- Тиль, ты готов умереть за меня?
- Я и так скоро умру, - отвечал Уленшпигель.
Карлы, духи лесов, несли Неле и вздыхали:
- Жаль, что ты не дух, как мы, - была бы ты нашей.
А Неле им в ответ:
- Потерпите.
Наконец Уленшпигель и Неле приблизились к престолу царя и, увидев
золотую секиру и железную корону, задрожали от ужаса.
А царь спросил:
- Зачем вы явились сюда, заморыши?
Уленшпигель и Неле молчали.
- Я тебя знаю, ведьмино отродье, - продолжал царь, - и тебя, угольщиков
отпрыск. Но ведь вы проникли в мастерскую природы силою волшебства -
почему же вы сейчас онемели, точно каплуны, набившие себе рот хлебным
мякишем?
Неле не могла без страха смотреть на грозного великана, но к
Уленшпигелю вернулись свойственные ему хладнокровие и мужество, и он
ответил так:
- Пепел Клааса бьется о мою грудь. Ваше божественное величество! Смерть
именем папы косит во Фландрии самых сильных мужчин, самых красивых
девушек. Все права у Фландрии отобраны, вольности ее упразднены, ее мучает
голод, ткачи ее и суконщики покидают отчизну, уходят на чужбину в надежде
найти такой уголок, где труд был бы свободен. Если не прийти на помощь
Фландрии, она погибнет. Ваши величества! Я - бедный человек, появился на
свет, как и всякий другой, жил ни шатко ни валко - словом, так себе
человек, темный, недалекий, совсем не добродетельный, отнюдь не
целомудренный, недостойный милости божеской и человеческой. Но Сооткин
умерла от пыток и от горя, но Клаас умер мучительною смертью на костре, и
я хочу за них отомстить и однажды уже отомстил. Еще я хочу, чтобы на той
бедной земле, где покоятся их кости, жить стало лучше. Я просил бога о
том, чтобы он умертвил гонителей, но он меня не услышал. Устав стенать, я
вызвал вас силою волшебных чар Катлины, и вот мы, я и моя трепещущая
подруга, ныне повергаем к стопам ваших божественных величеств просьбу -
спасти наш истерзанный край.
На это ему царь и царица ответили так:
Средь воины и огня,
Средь убийства и смерти
Ищи Семерых.
В смерти, в крови,
В разрухе, в слезах
Найди Семерых.
- Уродливых, злых,
Отечества бич,
Сожги Семерых.
Жди, слушай, смотри:
Иль не рад, горемыка?
Найди Семерых.
И все духи запели хором:
В смерти, в крови,
В разрухе, в слезах
Найди Семерых.
Жди, слушай, смотри:
Иль не рад, горемыка?
Найди Семерых.
- Ваше величество, и вы, господа духи! - молвил Уленшпигель. - Ведь я
же вашего языка не понимаю. Вы, верно, потешаетесь надо мной.
Не духи, не слушая его, продолжали:
В час, когда север
Поцелует запад,
Придет конец разрухе.
Найди Семерых
И Пояс.
И до того это был стройный и мощный хор, что от такого громоподобного
пения сотряслась земля и задрожал небосвод. И вороны заграяли, совы
заухали, воробьи запищали от страха, орлы с тревожным клекотом взад и
вперед залетали. И животные и звери - львы, змеи, медведи, олени, лани,
волки, собаки и кошки - дикими голосами рычали, кричали, визжали,
завывали, ревели, шипели.
А духи все пели:
Жди, слушай, смотри:
Возлюби Семерых
И Пояс.
Но тут запели петухи, и все духи исчезли, кроме злого властелина руд, -
этот дух схватил Уленшпигеля и Неле и безжалостно бросил в пропасть.
И вот они опять лежат друг подле друга и вздрагивают так, как
вздрагивают люди спросонья от холодного утреннего ветру.
И Уленшпигель увидел, что прелестное тело Неле все озлащено лучами
восходящего солнца.
я под это мастурбировал! Еще не зная, что это так называется.
Но что магия и секс это
одно и то же понимал прекрасно уже тогда
По
ссылке от
krylov@lj