Всем напомним! А начнём с кохлов!

Выхожу в ночную комендантскую Москву. Людей, как ни странно, довольно много. Тут и там патрули, обмундированные в смесь военной и милицейской формы, и почему-то с автоматами АК-47 такого вида, как будто они поучаствовали в войне где-нибудь в Уганде или Руанде, откуда вернулись на родные склады. В отдалении то там, то здесь звучат автоматные очереди: наверное, патрули палили то ли для страху, то ли со страху.

Оглядеть пейзаж я не успел: ко мне подваливает патруль. Трое пацанов в шинелях, похоже, взятых со склада, где они пылились лет 30; двое в кирзачах, но гражданских брюках, третий – в афганке под шинелью и совершенно гражданских жёлтых, остроносых ботинках на высоком каблуке. Этот третий, малорослый и тощий, почему-то всё время подпрыгивал. В голове мелькнул кадр из "12 стульев" ("Товарищ Бендер, в жёлтых ботинках!), и ещё описание налётчика на квартиру Василисы в "Белой гвардии": "На голове у него старая офицерская фуражка с красным околышем и следом от кокарды, на теле двубортный солдатский старинный мундир с медными, позеленевшими пуговицами, на ногах черные штаны, на ступнях лапти, поверх пухлых, серых казенных чулок".

Прыгунчик, не прекращая подпрыгивать, направил автомат мне в живот. Другой, с повязкой на рукаве (старой!) забубнил: "В соответствии с положением о комендантском часе в Москве мы, при отсутствии у вас пропуска, имеем право вас задержать до выяснения…"

"…Расстрелять!" - закричал прыгунчик, и лицо его осветилось детской радостью.

Я достал билет, протянул старшему: "Я только с поезда, из Тулы, вот документ".

Тут прыгунчик вырывает у меня билет и швыряет в темноту. Повернулся к старшему и жалобно так заскулил: "Вась (или "Петь", не помню), ну давай его расстреляем! Счас во двор заведём, и.. Ну пожааалуйста!" И опять запрыгал. Дитё малое…

Старший, не обращая внимания на его скулёж, почему-то воровато огляделся (опять вспомнился Булгаков) и быстро сказал: "Давай деньги".

Мне уже и смешно, и противно, но прыгунчик опять упёр в меня автомат. Я, уже медленно, куражась, достал кошелёк и начал отсчитывать бабки. "Ты чего – всё давай!" - возмутился старший. "Нет, ребята, они мне самому нужны", - отвечаю. Передал сколько-то, старший, не считая, сунул в карман.

Развернулись и пошли за памятник Пушкину. Только прыгунчик всё стоял и смотрел на меня взглядом обиженного дитяти: не дали ребёнку поиграть – застрелить дядьку. Потом вдруг жалобно сказал: "Дядь, дай ещё денежек. А о со мной не делятся…". Автомат в руках повис стволом к асфальту.