|

|

Эдуард Артемьев (два интервью)
- и: Как ставятся задачи разными режиссерами? Какие слова и образы используют Михалков, Кончаловский? Как формулировал Тарковский?
Артемьев: Все по-разному. Никита - один из немногих режиссеров, кто четко знает задачу и твердо говорит: "Сделай вот так". и: Задачу музыкальную или эмоциональную? Артемьев: Иногда эмоциональную. А порой может сказать: "Сделай, как...". Например, как Рубинштейн. С Кончаловским трудно работать, потому что он учился в консерватории и лезет в ноты: "Не тот инструмент, не та гармония, Прокофьев бы так не сделал"... Хочет попробовать и так, и сяк, и эдак, пока не измочалит композитора. и: Но у большинства режиссеров нет музыкального образования. Артемьев: У Тарковского, например, не было. Он о музыке не говорил, только об образах. Когда он меня пригласил на "Солярис" - мы были шапочно знакомы к тому моменту, сказал: "Прочитай сценарий. Но учти, что музыка твоя мне не нужна". Я на него глаза вылупил. "Мне нужны твои композиторские уши и композиторский опыт, чтобы ты мне организовал шумы и вообще весь саунд". Он хотел отказаться от музыки в кино. Не только от музыки - ото всех вещей, которые кино взяло в силу своей беспомощности, как недавно рожденное дитя. Я как-то спросил у него: "Что ты Баха берешь в фильмы, Генделя? Я могу тебе сделать что-нибудь в этом духе". Он говорит: "Если ты заметил, у меня еще и картины старых мастеров обязательно присутствуют. Я подспудно хочу у зрителя вызвать ощущение, что кино - это такое же древнее искусство, как литература и живопись". - и: Что такое для вас русский композитор, русская школа, русская музыка?
Артемьев: Русский композитор - это Стравинский. Величайшая фигура. Чтобы так повлиять на мировую музыку - другого примера просто нет. Только Шёнберг на Западе, больше никого. и: Вы считаете столь важным оказывать влияние на мировую культуру? Артемьев: Ну, после Стравинского вся история музыки пошла по другому пути. и: Однако, скажем, Иван Шишкин или Исаак Левитан никак не повлияли на мировую живопись - с этой точки зрения они вторичны. Что не мешает им быть настоящими русскими художниками. Артемьев: Я вам скажу, Чайковский для меня - композитор в большей степени западный. То, что он цитирует народные песни, не делает его русским. А вот Мусоргский - русский композитор. У него сам способ мышления, способ слышания звуков - как у человека, живущего в России. - Полный текст
-
- в: А с Тарковским вы как начали работать?
о: Познакомились на вечеринке у знакомого. Выпивали, разговаривали. Я и не знал, что он такой знаменитый. Что-то краем уха слышал, была какая-то возня вокруг "Рублева" - он уже снял эту картину, и там начались неприятности. Меня представили, потом мы вышли в коридор покурить. Я рассказал про свое увлечение электроникой. Тарковский попросил послушать, потом предложил сотрудничество. А я знал, что он со Славой Овчинниковым работает, моим сокурсником по консерватории. И помнил про негласный договор между нами: друг у друга ничего не перебивать, особенно на "Мосфильме". Стал отказываться, но Тарковский сказал, что Слава - замечательный партнер и не нужно было бы другого, но после одного случая они расстались навсегда. Что за случай, не знаю - ни тот, ни другой мне так и не рассказали. в: Вы сделали с Тарковским "Солярис", "Сталкер", "Зеркало", а в "Ностальгию" он вас не позвал. Обидно было? о: В "Ностальгии" вообще нет композитора. Хотя поначалу Тарковский меня приглашал, разговоры велись. Но съемки проходили в Италии, и профсоюз римских музыкантов не утвердил мою кандидатуру. Потом выяснилось, что можно вступить в этот профсоюз, и тогда все получится, но там оказались очень высокие взносы. У меня в то время таких денег просто не было. И на этом все закончилось. Тарковский сказал: "Раз так, у меня вообще композитора не будет". И сдержал свое слово. - Полный текст
|
|