I

Ничто человеческое мне не чуждо. В том числе и сентиментальность. Особенно ближе к зиме. Это летом душа нараспашку: оттянулся до кровавых брызг на кустах и траве с какой-нибудь нимфеткой и пошёл пиво пить - самодостаточный и не требующий никакой благодарности. Когда серое небо в метре над головой - всё намного сложнее. Хочется, чтоб тебе сказали спасибо, полизали попку - и не из под ножа или плётки, а из чистой любви (ну это уж я загнул) или хотя бы из благодарности.

II

Я приметил её на тремпиаде: на вид она была старовата - как минимум шестнадцать, но вида явно русского, да и попа имела место быть, русый хайр тоже, чего уж там привередничать. Моё чутьё сообщило мне, накачав хуй кровью (вот-вот лопнет, как передутый воздушный шарик): "Смелее, любимый!" Я сделал несчастное лицо: 
— Извините, девушка... - на "вы", как со взрослой, ха-ха-ха. - Вы случайно не в Тель-Авив едете? - если уж полагаться на чутьё, то до упора. 
— Не знаю... - вид растерянный. Ну вот ты и попалась. 
— Как это? Куда глаза глядят едете, милая? - я такой обаятельный, и зачем мне вообще эти женщины... Ах да, вспомнил: человек существо общественное. 
— Да нет... куда первый тремп остановится... я из дома сбежала... - нет, бог всё-таки есть! 
— И куда же теперь? Зима же на носу, дожди... - сострадательный я. 
— В Эйлат, наверное... - пора идти ва-банк. 
— Ох, ничего себе, у тебя там кто знакомый есть?.. 
— Нет... - и она заплакала, и я обнял её за плечи, оттопырив зад, чтобы случайно не прижаться к ней вставшим писюном. 
— Если хочешь, пойдём ко мне, я здесь недалеко живу, у меня пока впишешься, а там посмотришь... 
— А ты ко мне приставать не будешь? - с надеждой. Ей явно так не хочется в Эйлат. 
— Знаешь что, дорогая, пока меня сама не попросишь - и пальцем до тебя не дотронусь, да и дверь у меня всегда открыта - если что не понравится, всегда на тремпиаду вернуться успеешь, - самое интересное, что всё, что я ей сказал - чистая правда. Ох, как она меняпопросит, с кровавыми слезами на глазах, на коленях, чтоб я её отъебал жесточайше.

III

На то, чтобы подсадить её на героин, мне потребовалось меньше недели: шесть дней. 
О, детское любопытство! О, огрехи семьи и школы. Сначала мы с ней вмести покурили героин с фольги: 
— Ты что не знаешь, что подсаживаются только те, кто колются? Вам что, в школе не рассказывали? 
— Нет, нам говорили, что после первого раза ломка начинается... - и испуганно, - а ты, часом, не наркоман? 
— А что, похож? 
— Нет... вроде. 
— Я так, изредка... - чистая ложь, наркотики не переношу, но ради дела... Чего не сделаешь ради святого дела? 
— Ну, только я чуть-чуть... 
— А вдруг ломка? - притворно ужаснулся я, и мы оба рассмеялись. Смейся-смейся. Хорошо смеётся тот, кто стреляет последним. 
Ей понравилось. И никакой ломки не было. И она покурила ещё - я не стал, сослался на важные дела, для которых нужна трезвая голова. Куда ей догадаться, что это за дела: 
подсадить её на иглу и поизмываться всласть. 
На шестой день я принёс героина совсем чуть-чуть. 
— Да здесь и курить-то нечего... - расстроилась Юля, - так её звали. Эти женщины все пытаются сразу заставить меня запоминать их имена. А какого, извините за выражение, хуя, мне знать их имена. У всех вдоль, и ни у одной - поперёк, с меня и этого хватает. 
— Ну... - застываю в притворном смущении, - могу сходить купить тебе шприц... 
— Нет! Я колоться никогда не буду! - сталь в её голосе умиляет меня до слёз. Так и хочется крикнуть: "Ты уже вляпалась! По самые уши вляпалась, блядина!" Но нет, актёрский понт не позволят идти наперекор сценарию. 
— Правильно, ты что-то уж слишком часто употребляешь. Отдохни чуток. 
К вечеру у Юли начался насморк, да и суставы заныли как перед гриппом. Всю ночь она проворочалась и прохрюкала на матрасике на полу, а к открытию аптеки побежала по утреннему холодку за шприцом.

IV

Ещё неделю я снабжал её героином на халяву. А потом перестал. Сказал с очень сочувственным видом: 
— Так действительно наркоманкой стать недолго. Всё, хватит, подруга. Да и бабки у меня на исходе. Через пару недель у меня зарплата - тогда ещё оттянешься. ОК? 
— ОК... - не очень уверенно ответила она, а что ещё она могла ответить. 
На следующее утро она впервые попыталась поцеловать меня. 
— Ты чего... - отстранился я почти испуганно, - ты же сама сказала: без этого. Зачем?.. 
— Я тебя люблю... - так, сейчас перейдёт к делу... точно, - Купи мне ещё разок, последний раз героина... 
— Ага... Вот почему ты меня любишь... - эффектная пауза, - Вон!!! Чтоб я тебя больше не видел!!! Ебаная блядь! 
Юля, побледнев, начала запихивать трясущимися руками свои шмотки в сумку. Я отвернулся к стене и улыбался. Она хлопнула дверью. 
Вернулась через два часа: 
— Извини... Пожалуйста, извини... Вот я тут из дома кое-что принесла, - сказала ломающимся дрожащим голосом Юля и извлекла из кармана горсть золотых побрякушек. - Может, это можно поменять на, ну... это... 
И тут я ударил её. Несильно. Только чтобы увидеть реакцию. Она улыбнулась. Я бил её минут пять, и всё это время мы оба улыбались. Потом я трахнул её в жопу так, что, когда я вынул член, он весь был покрыт кровью. 
Золото я кинул ей в рожу, да так, что рассёк лоб, а потом вышел, бросив, не оборачиваясь с порога: "Жди, тварь!"
Погуляв, так для понта полтора часа по городу и выпив пивка, я открыл дверь. Юля лежала на полу и монотонно выла, изредка стукаясь о ножку стула головой. Когда весь раствор ушёл из шприца ей в вену, я наконец услышал то, ради чего затевал всю операцию:"Спасибо!" Что может согреть человеческое существо лучше простой, искренней благодарности другого человеческого существа. Спектакль закончен! Я трахнул её в жопу ещё разок, оделся и, глядя в её глаза с ласковой улыбкой на лице проворковал: 
— А теперь ты пойдёшь отсюда на хуй, и ели я ещё хоть раз увижу тебя возле своей двери, я тебя убью! - по моим глазам она поняла, что я не шучу. 
— А как же я... теперь... 
Ладно, я, в конце концов, не зверь: 
— Пойдём, познакомлю тебя с пушером...

V

Через полгода я встретил её на рынке. Ах, что делают с людьми наркотики. На вид ей было уже тридцать, попа исчезла, будто и не бывало, хайр из русого стал мышино-серым. Сквозь рваную юбку были видны покрытые синяками грязные ноги. 
— Парень, не хочешь русскую девушку? - спросила она меня на иврите. 
— Иди-ка ты на хуй, Юленька-солнышко-тварь-ебучая, - ответил я ласково. 
Узнав меня, она заковыляла прочь. Приятно осознавать, что в общем-то мимолётное - ну что такое две недели?! - знакомство со мной может так изменить жизнь человека! 
Приятно, бог меня полюби!

КОНЕЦ