Сап, Тифаретч. Сегодня я расскажу вам как прилететь из Сан-Паулу в Дубай вместо Амстердама. Заранее оговорюсь, что не употребляю, а пива в тот день выпил всего две маленькие бутылочки, т.е. чуть менее, чем поллитра. Интересно, куда бы меня занесло, если бы я таки соблазнился на третью? Наверное, в Сомали.



Если бы мне еще пару дней назад сказали, что я когда-нибудь окажусь в Эмиратах, то я лишь недоверчиво рассмеялся бы: моя исламофобия и неприятие арабской культуры всем известны. Но обо всем по порядку.

Сижу я, значит, в кафешке в Гуарульосе — аэропорту Сан-Паулу. Познакомился там с чехом, который совершенно случайно летел одним рейсом со мной до Амстердама, а затем в родную Прагу. А симпатичная официантка-бразильянка незаметно от другого персонала угостила меня бутылкой минералки, не включив ее в общий счет. Подарил ей красивую монету в 50 песо с изображением солнышка Ла Платы, а она подарила мне только что сделанного маленького бумажного дракончика и оставила свой емейл.



Неожиданно из мегафона аэропорта доносится какой-то невнятный пиздеж на португальском языке. Я, естественно, не понимаю ни бельмеса, впрочем, особо и не вслушиваюсь. Но текст сменился перечислениями имен и фамилий, и среди прочих Перейра и Лопесов назвали сначала мою фамилию, а затем и моего собутыльника — чеха из Праги.

Подходим с ним к гейту. Но мои документы не устраивают операционистку. В итоге, посадочный талон конфисковывается. Дескать, вы летите из зараженной новым штаммом Бразилии в Голландию, а потом за пределы Евросоюза. А теперь это запрещено правительством Голландии. Поэтому мы заменяем ваш рейс на другой: вместо Амстердама вы полетите в Дубай, а оттуда уже в Москву! Чеху повезло больше: его тоже подергали немного, но, в конечном итоге, одобрили.

И тут приходят они — команда улетающего Боинга. Все красивые и нарядные. Мы — голландцы, и мы помним принца Виллема, давшего нам независимость от испанской короны. И летим мы сегодня в наш славный Амстердам. А ты — гадкий утенок, пидораха, и именно поэтому мы тебя не возьмем с собой, ты летишь нахуй. Хуе авонд, кретин!

Сказать, что я охренел с такого расклада — значит ничего не сказать. Нет, я все понимаю, может случиться всякое. Но почему мне не заменили Амстердам на Милан или Брюссель? На кой черт мне сдались эти арабы?!

На рейс в Дубай меня тоже сначала не хотели регистрировать. В эпоху ковида сильно увеличилось число необходимых документов, а ответственность на их контроль возложили на сотрудников авиакомпаний. Которые, вообще говоря, далеко не всегда знают правила, диктуемые страной прилета. Как, например, было и в моем случае. Дошло до абсурда: сотрудники Emirates, принимая решение о выдаче мне посадочного талона, просили меня же перевести им информацию с русскоязычного сайта, т.е. я выступал одновременно в роли подсудимого и приглашенного эксперта-переводчика на одном и том же процессе. В итоге, все обошлось.

Огромный Boeing-777, летящий из Сан-Паулу в Дубай, был почти пуст. Серьезно, салон выглядел как в фильме «Лангольеры». Я был единственным пассажиром на пару десятков мест. Соорудив кровать из трех кресел, я с наслаждением погрузился в сон, и проснулся уже, когда самолет летел над песками Сахары.

Аэропорт Дубая мне не понравился сразу. Я шел по длинному коридору с эскалаторами, и окружали меня люди в странной восточной одежде, и речь их звучала неестественно. Неуютно было мне, и желание поскорее покинуть это место вспыхнуло с новой силой.

Почти сразу же ко мне обратился какой-то не похожий на араба мужик. Из его ломаного английского я смог разобрать только «Where can I find my sheep?», и от этого вопроса у меня сразу отвисла челюсть. «Ни хуя себе! — думаю, — Только что прилетел в исламскую страну, часу, блять, не прошло, как уже кто-то задает вопросы про овец!» Лишь только потом я сообразил, что Дубай — портовый город, а чувак просто пересаживается с самолета на корабль, а вовсе не ищет удовлетворения своих низменных желаний.

Перелет из Дубая в Москву прошел без приключений, и уже скоро я сидел у окна аэроэкспресса и с радостью смотрел на проносящийся мимо подмосковный лес, на землю, на не до конца растаявший снег. Снег, которого я не видел почти три года.