Прочитал сборник статей русского военного историка первой половины XX века Е.И.Мартынова "Политика и стратегия". (серия "Антология отечественной военно-политической мысли")(Е.И.Мартынов - генерал-лейтенант царской армии, выпускник Академии Генерального штаба, участник русско-японской войны, после революции преподавал в Академии Генерального штаба РККА).
Очень интересно. Книга состоит из четырех работ:

-Обязанности политики по отношению к стратегии
-Из печального опыта русско-японской войны
-Царская армия в февральском перевороте
-Корнилов (история попытки переворота)

Из первого текста (1899 г.) любопытное о внешней политике Романовых, по-моему, освобождает от некоторых иллюзий.

... От … положительных примеров перейдем к отрицательным.

Здесь могут быть два случая: или в политике нет руководящей идеи, или эта идея неверна.
В первом случае даже победоносные войны не приведут к серьезным результатам, так как политика преследует расходящиеся цели и зачастую сегодня разрушает то, что создавала вечера.

Прекрасный пример этого представляет политика Елизаветы и Петра III. Как известно, в Семилетнюю войну, следуя совету своего канцлера Бестужева-Рюмина, находившего нужным "сократить силы скоропостижного прусского короля", а отчасти, руководимая личною неприязнью к Фридриху, императрица Елизавета Петровна примкнула к составившейся против Пруссии могущественной коалиции. Начиная с 1757 года, наши армии ходят по прусской территории, опустошают ее, бьют пруссаков, иногда и сами бывают биты, и после четырехлетних бессвязных (хотя в отдельных своих эпизодах и талантливых) усилий приводят Фридриха на край гибели. Восточная Пруссия уже присягнула на подданство России, для нее чеканится монета с изображением императрицы... В этот момент, 25 декабря 1761 года, умирает Елизавета Петровна и на престол вступает Петр III, усердный почитатель прусского короля и поклонник всего немецкого. В первый же день своего царствования он приказывает остановить военные действия, а жителям разоренной Померании раздать пособия из русской казны. Не ограничиваясь этим, 24 апреля он заключает с Фридрихом самый тесный союз и отдает свою армию в его распоряжение. Таким образом, с вступлением на престол нового императора прежний враг становится для нас союзником, а прежние союзники - врагами. Вместе с тем Петр начинает готовиться к походу в Данию с целью исправления границ герцогства Голштинского. По всей вероятности, и эта война была бы также удачна для прусского оружия и также бесполезна для русского государства; но, к счастью, вступление на престол Екатерины положило конец такой антинациональной политике.

"Я довольно воинственна, - сказала Екатерина одному из посланников при русском дворе, - но никогда не начну войны без причины; если же сделаю это, то не так как императрица Елизавета, из угождения другим, а лишь тогда, когда найду это удобным для себя".

Участие в Семилетней войне не принесло России никаких выгод, а между тем обошлось ей в 300 тысяч человек и 30 миллионов рублей.

Примеров в таком роде, когда политика действовала без руководящей идеи, можно указать в истории бесчисленное множество, хотя, конечно, не всегда они проявлялись в столь рельефной форме. Гораздо реже встречается другая ошибка, когда политика руководствовалась неверной основной идеей.
Такова была политика России со времени вступления на престол императора Павла и до кончины Николая I. Основную идею ее составляла борьба с революцией.

Император Павел, успевший в свое короткое царствование положить краеугольный камень этой политики, наследовал от великой Екатерины царство сильное и грозное, внушавшее почтение и страх всем державам Европы. Под руководством императрицы, бывшей немецкой принцессы, окрепло русское народное чувство. Здоровый государственный эгоизм руководил всеми нашими действиями. Наша политика была строго национальной - она не преследовала других целей, кроме польз и нужд своего народа.

Опираясь на грозную вооруженную силу, русские дипломаты, по свидетельству английских соперников своих, приняли в сношениях с Европой особый тон - это был тон не допускавшего никаких возражений ультиматума, тот язык, которым когда-то говорил Рим. Поставив себе две цели - присоединение Польши и овладение выходом из Черного моря - Екатерина шла к ним удивительно последовательно, вмешиваясь в дела западноевропейских государств лишь постольку, поскольку это могло облегчить выполнение основных ее задач. Поэтому когда вспыхнула французская революция и в соседние страны вместе с победоносными французскими армиями хлынула волна свежих идей, Екатерина, прекрасно зная дух своего народа, оставалась совершенно спокойной. Она была, правда, возмущена неистовствами революционеров, обещала угрожаемым монархиям свою помощь, привела даже армию на военное положение; но в действительности хотела лишь воспользоваться происходящей на Западе неурядицей в смысле прямых интересов России. Под предлогом того, что Польша, проникнувшись "республиканскими правилами" французов, обратилась в очаг революционной заразы для Востока, она устроила второй и третий разделы ее, думала уже о том, чтобы нанести решительный удар Турции, когда смерть положила конец ее планам.

Таково было громадное политическое наследство, которое получил император Павел. Новому императору - подозрительному, чрезвычайно ревнивому к своей власти - было ненавистно по самой идее происходившее на Западе освободительное движение. Поэтому, хотя иностранные державы и были извещены о том, что Россия не намерена принимать прямого участия в войне с Францией, но, вместе с тем, в сообщении, сделанном венскому, лондонскому и берлинскому дворам, император объявил, "что он чувствует нужду противиться всеми возможными мерами неистовой французской республики, угрожающей всей Европе совершенным истреблением закона, прав, имущества и благонравия".
В первое время эти меры заключались в целом ряде распоряжений административного и полицейского характера: французы, не имеющие паспортов за подписью законного короля, были высланы из России, вообще все иностранцы получали право въезда в империю не иначе как по особому, в каждом отдельном случае, высочайшему повелению; русским выезд за границу был безусловно воспрещен; иностранные книги и газеты в Россию не допускались; внутри империи все частные типографии приказано было закрыть;
французские моды были изгнаны; многие французские слова исключены из русского языка; некоторые русские выражения заменены другими; так - вместо "отечество" приказано говорить "государство", вместо "граждане" - "обыватели"; слово же "общество" совсем упразднялось.
Однако эти предохранительные меры ненадолго удовлетворили императора Павла. Успехи Французской республики продолжались. Бонапарт вытеснил австрийскую армию из Ломбардии. Пьемонт был присоединен к Франции. Образовалось несколько новых республик... Монархическая Европа не в состоянии была остановить этого поступательного движения революции и просила помощи у Павла. Вот как выражался в своем письме один из изгнанных монархов, король неаполитанский: "Предоставляю Вашему Величеству, могущественному и единственному защитнику коронованных глав, мою убедительную просьбу: будьте моим заступником, подпорою и мстителем".

Несомненно, что с точки зрения прямых интересов России было совершенно безразлично - существует ли в Италии Неаполитанское королевство, или Партенопейская республика; но император Павел, польщенный доверием западноевропейских монархов и считая необходимым подавить революцию раньше, чем она достигнет границ империи, объявил Франции войну. Цель последней в рескрипте, данном генералу Римскому-Корсакову, он определил так: "Остановить успехи французской республики, дабы пресечь ей способы к распространению заразительных правил пагубной вольности и восстановить древние престолы от Бога поставленных государей".

Таким образом, борьба с революцией во имя монархического принципа - вот та идея, ради которой начата была война 1799 года.

На престол вступил император Александр I. Либеральное воспитание, им полученное, заставляло его сочувствовать принципам, провозглашенным во Франции. Но он желал, чтобы эти принципы были проведены в жизнь самими государями, чтобы свобода была дарована народам с высоты трона. В крутых поступках революционеров он видел злоупотребление силой - не просвещенный либерализм, а грубый бунт. Исходя из такого взгляда, император Александр желал прежде всего успокоить бурю, поднятую революцией, и возвратить Францию в ее законные границы. Только после этого предполагал он приступить к "переустройству Европы на началах права и справедливости, дабы обеспечить вольности и благосостояние народов".

Вторая (мечтательная) часть этой программы, как известно, осталась невыполненной; но первая (реальная) легла в основу нашей внешней политики и вызвала войны 1805-го и 1807 годов. В указе, данном сенату, выставлены были следующие побудительные причины начавшейся борьбы: "Среди происшествий, покой Европы столь сильно возмутивших, не могли мы взирать равнодушно на опасности, ей угрожающие. Безопасность Империи нашей, достоинство ее, святость союзов и желание, единственную и непременную цель нашу составляющее, водворить в Европе на прочных основаниях мир, решили нас двинуть ныне часть войск наших за границу и сделать к достижению намерения сего новые усилия". Таким образом, на практике в наших международных отношениях ничто не изменилось.
Только после свидания в Тильзите Александр на короткое время сблизился с Наполеоном. Император французов, прекрасно понимая огромное значение такого союза, старался привлечь Россию всевозможными средствами: он предлагал Александру чрезвычайно выгодную в стратегическом отношении границу по Висле, когда же последний из сострадания к Пруссии отказался от этого, то Наполеон объявил обращенную против нас и запиравшую устья Вислы прусскую крепость Данциг вольным городом и заставил Пруссию уступить нам Белостокскую область; с его согласия и при его дружественном нейтралитете мы овладели Финляндией; от Австрии он отобрал в нашу пользу часть Галиции; он указал нам на Бессарабию, предлагал Александру Молдавию и Валахию, согласен был даже на окончательный раздел Турции.
Для России открывалась, таким образом, полная возможность раз и навсегда разрешить восточный вопрос. Заветная мечта Екатерины, казалось, близилась к осуществлению. Наши действительные интересы нигде не сталкивались с французскими. Разгром соседних государств, Австрии и Пруссии, был выгоден для нас. Точно так же, несмотря на временную стеснительность континентальной системы, была выгодна для России и та ожесточенная борьба, которую Наполеон вел с нашим постоянным врагом - Англией. Однако франко-русский союз просуществовал недолго. Причин этому было несколько; но главная, приведшая к окончательному разрыву, заключалась в том, что император Александр желал остаться верным унаследованной еще от отца роли "единственного защитника коронованных глав".

Декретом 13 декабря 1810 года Наполеон присоединил к Франции: Ганзейские города, герцогство Лауэнбургское и все прибрежье Немецкого моря между нижними частями Эмса и Эльбы под именем 32-го военного округа.

В середине этой обширной территории лежали владения герцога Ольденбургского, которому Наполеон взамен их назначил город Эрфурт с округом. Однако герцог, приходившийся дядей императору Александру, остался недоволен такою меною и обратился с жалобой в Петербург. Дело его вызвало горячее заступничество нашего правительства. Наполеон отвечал, что присоединенные области ему необходимы ввиду борьбы с Англией, но что, из уважения к своему союзнику, он готов вознаградить герцога самым щедрым образом за счет его новых соседей. Тем не менее герцог продолжал упорствовать, и наше правительство, поддерживая его, поручило своему послу в Париже, князю Куракину, заявить формальный протест России против присоединения Ольденбурга. Долго французский министр иностранных дел убеждал князя Куракина не делать этого, указывал на то, что Франция нисколько не мешает осуществлению русских планов на Востоке и что взамен этого Россия должна предоставить ей свободу действий в Германии. В своем нежелании доводить дело до разрыва французский министр дошел даже до того, что отказался взять пакет, который так и остался у Куракина нераспечатанным.

Тогда наше правительство прибегло к энергической мере. Оно разослало всем кабинетам Европы ноту, в которой говорилось следующее: "Его Императорское Величество с удивлением узнал, что его союзник император французов включил в объем Франции герцогство Ольденбургское. Его Величество поставил на вид императору союзнику своему, точно так же, как ныне поставляет на вид всей Европе, что по Тильзитскому договору упрочено было спокойное владение герцогством законному своему государю. Его Величество напомнил императору Наполеону и напоминает всем державам, что по договорам 1767-го и 1773 годов Россия уступила королю Датскому все свои владения в Голштинии и получила взамен их графства Ольденбург и Дельменгорст, которые, по известным договорам, в коих необходимо долженствовали принять участие многие державы, возведены были во владетельное герцогство в пользу младшего колена того же самого Гольштейн-Готторпского дома, к которому принадлежит и Его Императорское Величество. Император полагает, что это государство, обязанное бытием своим великодушию его Империи, не может быть уничтожено без нарушения справедливости и прав его и потому находит себя вынужденным - оградить от имени своего и наследников своего престола все права и обязательства, установленные помянутыми договорами".

Этот протест, который большинство государей даже боялось принять от русских послов, произвел чрезвычайно неблагоприятное впечатление на Наполеона. Тем не менее, решившись во что бы то ни стало, в крайнем случае, даже посредством войны с Россией, развязать себе руки для уничтожения Англии (что составляло конечную цель всей его политики), он продолжал делать попытки к соглашению с императором Александром. Так, в августе 1811 года, в присутствии многочисленных дипломатов, приносивших ему поздравления по случаю дня рождения, Наполеон обратился к нашему послу с длинною речью, в которой сказал между прочим следующее: "Вот уже шесть месяцев мы ведем переговоры, а дело не подвинулось вперед ни на шаг. Стоит ли небольшое герцогство, приносящее полмиллиона франков дохода того, чтобы из-за него ссорились великие державы, находившие так много действительных выгод во взаимном союзе? Несколько раз я уже просил вашего государя, чтобы он сам назначил вознаграждение за герцогство где-либо в Германии; не могу объяснить себе его молчания. Вообще, я не могу понять вашей политики..."
Таким образом, желание оградить законные права монархов разрушило столь выгодный для нас союз с Францией и вызвало опустошительное нашествие 1812 года.

Затем, когда французы со всеми союзниками своими были изгнаны из России, фельдмаршал Кутузов решительно высказался за прекращение войны. Он доказывал, "что Наполеон теперь уже для России не опасен и что следует поберечь его для англичан". Того же взгляда держался и государственный канцлер граф Румянцов. Общественное мнение в России также высказывалось против заграничного похода. Но вопреки всему этому император Александр пожелал быть спасителем Европы. Он не отказался от этой роли даже и тогда, когда после неудачного для союзников сражения при Лютцене, Наполеон предложил нам заключить отдельный мир на условиях любого территориального приращения на счет Австрии. Венский конгресс показал, насколько ошибочна была политика государя. Как известно, во время этого дипломатического совещания, не соглашаясь на присоединение к России герцогства Варшавского, Франция, Англия и Австрия заключили 22 декабря 1814 года против нас тайный союз. Только неожиданное возвращение Наполеона с острова Эльба заставило их сделаться уступчивее и предотвратило опасность, угрожавшую России. Найдя упомянутый секретный договор в Тюльери в кабинете Людовика XVIII, Наполеон немедленно отправил его к императору Александру, предлагая свой союз на каких угодно условиях; но Александр и после этого остался верен делу коалиции.
Если действия императора Александра, несмотря на проявленное им в отдельных случаях упорство, всегда носили на себе печать некоторой двойственности, то его преемник император Николай I был натурою вполне цельною. Глубоко веруя в божественное происхождение царской власти, он считал главною обязанностью правительства как внутри, так и вне государства защищать монархический порядок от всяких покушений.

"Революция у ворот России, - сказал он при своем вступлении на престол, - но клянусь в том, что пока я жив, она не проникнет в нее".

Действительно, когда в 1830 году вспыхнула июльская революция во Франции и волнение, произведенное ей, отразилось в Бельгии, Италии и разных местах Германии, император Николай тотчас же привел свою армию на военное положение и потребовал того же от своих союзников, императора австрийского и короля прусского. Считая борьбу с революцией общим делом всех монархов, государь предлагал сосредоточить австрийскую армию в Италии; прусскую - на Рейне; русскую - в Польше и затем принять меры к водворению законного порядка во Франции. В то же время шестидесятитысячный корпус наших войск должен был двинуться в Бельгию, чтобы восстановить там законную власть короля Нидерландского. "Нужно доказать якобинцам, что их не боятся, - говорил император Николай, - и что если суждено нам (монархам) погибнуть, то мы погибнем с честью: грудью своею защищая пробитую брешь".

Однако государи Австрии и Пруссии, занятые у себя дома, отказались от вмешательства во внутренние дела Франции. Вскоре польский мятеж отвлек также и внимание императора Николая. Но, усмирив Польшу, наше правительство опять возвратилось на прежний путь активной борьбы с революцией. Этой идеей объясняется предпринятый императором Николаем венгерский поход. С точки зрения прямых интересов России события в 1848 году, разыгравшиеся в Австрии, были чрезвычайно выгодны. Соседнее государство, недоброжелательство которого мы уже много раз имели случай испытать, разрушалось без всяких усилий с нашей стороны. Разрешение восточного вопроса облегчалось. Славянские народности, входившие в состав монархии Габсбургов, освобождались и, конечно, легко поддались бы нашему влиянию. Наконец, Галиция - эта старинная русская область, о которой наша космополитическая дипломатия совершенно забыла на Венском конгрессе, могла быть воссоединена с Россией, и мы приобретали прочную естественную границу по Карпатам.

Таковы были действительные интересы русского народа. Тем не менее, император Николай, объявив, что: "Мятеж и безначалие распространились в Австрии и Пруссии и в безумии своем, не зная себе более пределов, угрожают нашей, Богом нам вверенной России", - повелел своей армии вступить в пределы Венгрии.

Престол Габсбургов был спасен; но роль охранителя порядка в Европе в течение многих лет, бескорыстно исполняемая нашим правительством, приобрела ему, наряду с симпатиями нескольких династий, неприязнь народов, которые привыкли видеть в России главного врага своего свободного развития. Крымская война была искупительной жертвой за эти ошибки.

Оглядываясь на описанный более чем полувековой период, мы видим, что все войны, за это время веденные нами на Западе, вытекают из одной основной идеи - борьбы с революцией во имя монархического принципа. Наша политика отличалась замечательной последовательностью; но положенная в основу ее руководящая идея была неверна, и потому Россия не извлекла из этого ряда по большей части удачных войн никакой существенной пользы. Наоборот, мы даже затруднили себе разрешение наших исторических задач, своими руками создав могущество тех государств, которые в настоящее время стоят у нас на пути. Между тем кампании 1799-го, 1805-го, 1807-го, 1812-го, 1813-го, 1814-го, 1848-го и Восточная война 1853-1856 годов стоили русскому государству около двух миллионов человеческих жизней и почти миллиард металлических рублей, не говоря уже о тех огромных потерях, которые понесло народное хозяйство.

Вместе с тем дух времени взял свое: политические и социальные реформы были постепенно проведены во всех государствах Европы, а после Крымской войны на путь преобразований вступила и Россия."

---