О летчике Михаиле Громове (из книги Ф.Чуева "Солдаты империи")

(а также - о Сталине, Коневе, Чкалове, Туполеве - старшем и младшем и других)

...Я вышел из дому заранее, с запасом времени, ехал на метро, потом на трамвае, но уже от трамвайной остановки со мной рядом потянулось столько народу, что я стал сомневаться, попаду ли?
За несколько дней до этого по радио я услыхал, что 1 марта 1979 года в Доме культуры Московского авиационного института состоится встреча с Героем Советского Союза Михаилом Михайловичем Громовым. Прежде я никогда его не видел, но, конечно, читал о нем и знал, что это - легенда авиации.
С детства знал. В глиняной кишиневской хибаре, где я жил с родителями, кнопками к сырой стене была приколота глянцевая открытка тридцатых годов: Громов, Юмашев, Данилин. Фантастический экипаж, совершивший в 1937 году сверхдальний перелет в Америку через Северный полюс. Летчики - во весь рост, в белых рубашках и галстуках. Открытка по краям была аккуратно, округло обрезана, потому что кочевала с нами и красовалась на стенах разных квартир от Дальнего Востока до Молдавии. Мама, конечно, обрезала.

...Вместе с толпой я втиснулся в слякотное фойе Дома культуры. Народ осаждал кассу. И тут я понял, что люди рвутся на новый американский фильм, название которого я не запомнил, да и, кажется, не прочитал - можно ли сравнивать какое-то кино с тем, что позвало меня сюда! Рядом, слева, располагался малый зал, почти пустой, только в первых рядах сидели, да еще кое-где...

Он воцарился на сцене за столом, высокий, сухощавый, стройный- восьмидесятилетний Громов. Черный строгий костюм, белая рубашка, темно-красный галстук, платок в нагрудном кармашке, над ним - Звезда Героя и маленький знак ордена Почетного леги-она Франции. Каждая деталь подчеркнуто выделялась. Даже Золотая Звезда казалась нестандартной, ярче, чем у других Героев.
Он говорил сидя. Кажется, ни разу не улыбнулся. Поначалу - все-таки ощущение старости. А потом оказалось, что это волнение, с которым он быстро справился, когда стал говорить о перелетах на туполевском АНТ-25:
- На этом самолете был установлен рекорд дальности 10 800 километров за 62 часа - моим экипажем. Все остальное - выдумки журналистов. Ничего особенного рекорд не представлял. Два раза попадали в обледенение, портилась аэродинамика.



Он говорил четко, размеренно, таким, я бы сказал, интеллигентно-аристократическим, княжеским голосом, как говорят сейчас лишь первые эмигранты:
- Единственный раз было трудно, когда подходили к Мексике. Горючего хватило бы и до Панамы, и мы запросили разрешения сесть в Южной Америке, но Сталин ответил: "Садитесь в США. Дикари нам не
нужны". Мы и сели в США на границе с Мексикой и доказали, что летаем не хуже других.
Чкалов пролетел намного меньше нас (я ждал, когда же он заговорит о Чкалове. - Ф. Ч.), а бензина у него оставалось только на несколько минут. У нас же и горючего было достаточно, и, когда американцы открыли капот, на моторе не было ни капли масла! Можно начинать сначала.
Были полеты куда тяжелее, чем этот рекорд дальности. Пройдя сложную жизнь, могу сказать, что я попадал в такие моменты испытаний, когда требовалась борьба. Требовалось творчество.
В годы моего детства автомобиль был еще на деревянных колесах. Что сделало творчество! Человек - непревзойденное произведение Вселенной.

...А я, слушая Громова, подумал и о том, что самолет - величайшее достижение человека. Громову было уже четыре года, когда поднялись в небо братья Райт. Сам он летал целую эпоху. Но об этом говорил мало. Больше - о психологии:
-Надо работать над своей психической деятельностью, научиться постоянно следить за ней и своим поведением, то есть как бы глядеть на себя. Через месяц ваша деятельность будет автоматизироваться.
Если я сижу непрямо, я себя одерну. Идти вперед, во всем- вперед! Как? Очень просто: следить за собой
рационально, в кратчайшее время и наилучшим образом. И каждый почувствует, что он идет вперед, идет
к прекрасному.
Громов говорил о Сеченове - это его кумир. И все-таки коснулся авиации, сказав:
- В течение полувека летчика, равного мне, в мире не было. Меня называли "Летчик номер один".

Может, кому-то такое высказывание показалось не слишком скромным, но сидевший рядом со мной человек сказал соседу: "А ведь это на самом деле так!"
- Там, где я летчик, - продолжал Громов, - я пе-дант. Но я и романтик. Я увлекаюсь логикой, психологией, литературой, живописью. К сожалению, наш русский язык пошел сейчас книзу, а не кверху. "Имело место" - это по-русски? Зачем такую неметчину вносить в родной язык? Жизнь наша очень коротка, и надо интересоваться тем, что нас двигает вперед. Нарисовал Пикассо кошку. Кошка ли это?
Громов говорил, и хотелось его слушать и слушать. Может, обаяние имени?

Что чувствовал я тогда в полупустом малом зале Дома культуры МАИ? Имя этому чувству - причастность. Я видел великого человека, гордился, что застал его живым, слушал, как он говорит. Я уважал всех, кто пришел сюда, сюда, а не в соседнее большое вместилище за стеной, где дребезжал американский фильм. Боже, как я презирал толпу, что прошла мимо самого Громова! Они никогда не увидят его, да и зачем им это?
Почему привлекает только то, что современно или имеет видимость современности? Почему такое узкое, немасштабное мышление? Может, я постарел или от-стал от жизни? Нет, и в двадцать лет у меня были такие же взгляды, меня никогда не волновало сиюминутное. Уже тогда я был благодарен своим родителям за то, что мы жили идеями, жили крылато, не приспо-сабливаясь, ненавидя формулу "устроиться в жизни", благодарен за ту открытку с обрезанными краями, приколотую к сырой стене послевоенной хибары. Я видел Громова. Ну и что? Да ничего. Я решил написать об этом человеке прежде всего для себя. Ну и, конечно, для почитателей славы Отечества. К тому же этой встречей Громов для меня не закончился.

Через три года, 6 февраля 1982 года, я неожиданно попал к нему в гости. Открываю одну из многочисленных тетрадей своих дневников
...
О Громове на Калининском фронте я вспоминаю эпизод, рассказанный самим Михаилом Михайловичем.
Командующим фронтом был Иван Степанович Конев. Провинился один летчик, и Конев приказал Громову:
- В расход его!
А через некоторое время командующему снова по-пал на глаза этот летчик, живой и невредимый, более того - летает на боевые задания!
- Ка-а-ак?- высказал Конев свое возмущение Громову.
- А я думал, в расход- это в столовую,- ответил невозмутимый Громов,- я его туда и определил временно.

- У меня не было ни одно невыполненного задания,- говорил Громов.- У меня не было ни одного полета, который был бы задан и я бы его не выполнил от начала до конца. Я не умел еще летать по приборам, в тумане, или где, но от начала до конца все выполню - вот! И никто не скажет, что это не так. А в этом соль. Коккинаки полетел в Америку и сел в болото, Гризодубова полетела на Дальний Восток, ей все говорили: "Полевей, полевей", - она - трах! - выкинула девку в болото, Раскову, раньше времени. Там, где ты сядешь, там ты сначала и выброси, чтоб ей близко было найти самолет, она ее выбросила и села потом черт знает где. Та, бедняжка, сколько плелась! Вы представляете, девчонке плестись в тайге! Там же дикие звери, и чего там нету... Вот голова где должна работать! Все надо обдумать и снова думать, думать и думать- меня ничто никогда не могло застать врасплох. Ночью проснешься - тут-то творчество и начинается. А главное, надо уметь смотреть вперед. Предвидеть. Это чрезвычайно важно для летчика знать наперед, что будет. Воображение, фантазия ли - это должно быть развито.
Этот летел (Чкалов. - Ф. Ч), летел, кислорода на большой высоте не хватает...
Коккинаки... Воображаю, когда самолет садится в грязь. Все вдрызг, самолет разбит, сам грязный... Вся соль - прилететь и поставить машину: вы просили - будьте любезны!
...В 1938 году рейхсканцлер Германии Гитлер организовал показ авиационной техники, и в Берлин пригласили лучших летчиков мира.
- Сталин послал меня,- говорит Громов,- и я им там показал, как надо летать!
...У немцев был самолет, на котором никто не мог выполнить пилотаж. Громов минут пять посидел в кабине, освоился, взлетел и в воздухе выжал все из этого самолета. Когда сел, подбежал главный конструктор:
- За любые деньги, господин Громов, поработайте на моей фирме хоть один год!
Конечно, доверие Сталина много значило. Михаил Михайлович не рассказывает, что он написал письмо Сталину в защиту С. П. Королева, который был осужден, и оно сыграло важную роль в освобождении Сергея Павловича. Для этого тоже надо было быть Громовым.
- Сталин знал, что у меня ни пенька, ни задоринки, знал, что у меня все будет сделано по-честному.
И то, что я и педант, и романтик, тоже знал. Знал, что за меня можно быть спокойным. Доверял он мне безо
всяких и в начале войны послал выбирать самолеты в Америку - северным морским путем. Через три дня мы были уже там. В Америку, с целой группой, в декабре 1941 года- полное доверие! Он понимал. "Вас в Америке знают", - говорил. Он верил в мои благородство и честность и знал, как я отношусь к работе.
- А вы над чем сейчас работаете? - спрашивает меня Громов.
- Над книгой об Ильюшине. Что вы думаете о Се-ргее Владимировиче?
Он любил людей, умел их ценить. Несомненно, великолепный конструктор. Несомненно. Сейчас его бюро превосходит сына Туполева. Туполев - это Туполев, а сын Туполева - это ничтожество. Он сразу испортил то, что было лучше всего в мире.
- А если сравнить Ильюшина и Туполева?
- У Туполева колоссальная память, организованность и, конечно, фантастический талант. Ильюшин, да, тоже был хорош. И умел. И он молодец. Он любил своих летчиков, понимал и ценил. Вот вам показатель: я имею одну "звездочку" от Туполева...
...
Незаметно мы снова подошли в разговоре к бес-посадочному перелету в Америку. Когда Громов уз-нал, что готовится такой полет, он написал заявление правительству с просьбой разрешить его осуществление. Вызвали в Кремль.
- А почему вы, собственно, настаиваете на своей кандидатуре? -спросил глава правительства Молотов.
- А почему Чкалов? - вопросом на вопрос от-ветил Громов.
- Потому что Чкалов храбрый, -сказал Молотов.
- А я испытывал этот самолет и знаю его досконально.
Сталин при этом молча улыбнулся.
- Он был очень хитрый, Сталин,- сказал Михаил Михайлович,- но он любил подхалимов, а я ни перед кем не подхалимничал и всех вокруг него считал карьеристами. У меня дома никогда не было людей старше меня по званию.
В этом высказывании Громова можно при желании усмотреть и другое: он не любил, чтобы рядом был кто-то повыше его.
...В Кремле решили, что в Америку без посадки через Северный полюс полетят два экипажа - Чкалова и Громова.
- Готовились два самолета,- говорит Михаил Михайлович,- должны были вылетать друг за другом, через тридцать минут, Чкалов и я...
Какого вы мнения о Чкалове, вы ведь были его инструктором?
- Правильно. В Серпухове. А потом, кроме водки, ничего! Он там с начальником школы пил - был
такой генерал Астахов. Тот приезжает в школу, смотрит: уборные в порядке? Значит, и в школе порядок. Он меня очень уважал. Спрашивает как-то: "Кто полетит?
Очень ответственный полет".- "Громов полетит".-
"О, этот ни в огне не сгорит, ни в воде не утонет!"
В школе они с Чкаловым по стакану водки выпивали, и все в порядке.
(Я сказал о словах М. М. Громова Г. Ф. Байдукову, второму пилоту Чкалова. Георгий Филиппович смеялся: "Да, это да, это было. Такой грех за Чкаловым водился - бабы и водка. Он бабник страшный был - на любую поглядит, и все в порядке! Любовник был, видно, опытный. И водочку любил".
Мне рассказывал Анатолий Васильевич Ляпидевский, как он с "Валькой Чкаловым" был у Сталина, и Чкалов, увидев на столе сухое вино, сказал:
- Товарищ Сталин! Вождь России должен пить водку!
И Сталин стал пить с ним водку.)

Спрашиваю Громова:
- А как летчика Чкалова вы оцениваете?
- Он летал грубовато. Но храбр был до безумия. Не отдавал себе отчета. Он был лихач. Ему показать, что он такой-то... Я знал, что он рано или поздно разобьется, как знал и то, что я никогда не разобьюсь. У меня стиль был другой. Если заказало правительство, надо выполнить во что бы то ни стало. И у меня было несколько таких полетов, что я сейчас не могу отдать себе отчета, как я остался живой. Были такие полеты, которые я бы не смог повторить... Сплошной туман. Сам не веришь, как сумел пролететь! Вы же летали, вы знаете, что такое туман. Да, были такие полеты, как женщина, когда она говорит: "Этого не было".
А Чкалов не умел летать по приборам в облаках. Это и Байдуков пишет...

// продолжение следует