31 октября 1517
31 октября 1517, 490 лет назад, Мартин Лютер вывесил свои 95 тезисов против индульгенций на дверях виттенбергской Замковой церкви, чем фактически начал Реформацию в Европе, которая в дальнейшем привела к перевороту в сознании людей, ликвидации духовной монополии католической Церкви в Европе, многочисленным религиозным войнам.

По этому случаю публикую фрагмент из книги Ричарда Маккенни "XVI век. Европа. Экcпансия и конфликт".

"... Как мы видели, Рим был современным центром, а папство — современным институтом — земным, циничным и жадным до денег, необходимых для ведения дел в территориальном государстве, которое, будучи политическим образованием, явилось блистательным примером адаптации системы управления к угасанию папских претензий на мировое господство. В этом смысле Церковь скорее была не архаична, а, напротив, шагала чересчур впереди своего времени, чтобы сохраниться в своем прежнем виде — в некотором смысле Контрреформация была для папства шагом не вперед, а назад.

Лев X с 1517 г. возобновил практику торговли индульгенциями, поскольку нуждался в деньгах — в первую очередь, на постройку собора св. Петра. (Ватиканский собор св. Петра — древняя базилика, выстроенная императором Константином I в IV в. В XV в. при папе Николае V началось строительство новой базилики, завершившееся лишь при Пие VI в конце XVIII в. (Прим. пер.)

Эта циничная, но доходная практика выставляла на продажу способность папы сократить время пребывания душ в чистилище (месте искупления земных грехов) перед вступлением в рай — при условии раскаяния грешников. Таким образом учреждалось своего рода частное страхование души с гарантированным быстрым прохождением через чистилище, и начиная с Сикста IV (1476 г.) таким образом собирались средства на перестройку главного собора Римской Церкви. «Бизнесом» по торговле индульгенциями заведовал Альбрехт Бранденбургский, архиепископ Магдебургский и Майнцский, а «рекламный консалтинг» был возложен на аугсбургских Фуггеров. Их агент Иоганн Тецель оказался блестящим коммерсантом, который даже использовал в «маркетинговых» целях стишок, основанный на игре слов:

Пока в сундуке монета звенит,
Душа из чистилища вон летит.

Параллели с методами современного маркетинга не анахроничны — скорее они показывают, насколько изощренным был механизм наполнения папской казны. С точки зрения институциональной жизнеспособности Римской Церкви, пожалуй, важно подчеркнуть, что собор св. Петра, грандиозное сооружение папства эпохи Возрождения, естественным образом превратился в символ могущества Церкви Контрреформации. В начале XVI в. в религиозном смысле подобные приемы мало что говорили тем, чей страх перед Высшим судом был столь велик, что требовал равного по силе заверения в милости Божией, готовой пролиться на их вечные души.

Значение ослабления Церкви в эпоху Средневековья столь же мало подлежит сомнению, как и важность открытых гуманизмом новых интеллектуальных возможностей. Однако остается не вполне ясным, почему христианский мир раскололся именно в тот момент и почему этот раскол принял необратимый характер. Иными словами, нам недостает толчка, изначально приведшего в движение силы Реформации. Вулканы, с которыми можно сравнить это явление, постоянно присутствуют на поверхности земли, но извержения происходят не каждый день. Реформация не была неизбежным результатом многовековой истории, и процесс ее «развития и распространения» не был прямолинейным. Напротив, этот процесс очень скоро оказался сопряжен с трудностями, компрометацией, частыми поражениями, и Реформация смогла укорениться только там, где того хотела светская власть. Каким бы обширным ни было это историческое полотно, на нем не могут затеряться ни Лютер, ни те светские правители, которые оказали Реформации решающую поддержку. Тогда возникает вопрос: в чем была суть первого удара, нанесенного Лютером? Когда примерно в 1520 г. Эразма Роттердамсокого спросили, почему идеи Лютера встречают возражения, тот усмотрел причину в нападках на «папский престол и монашеские животы». И действительно, то были два главных средоточия противостояния: борьба с папством как институтом — папством более, чем самим папой, — и с традиционной силой, цементирующей все . звенья западного христианства под юрисдикцией папы, — монашеством.


«Все кончено со Святым Престолом Рима»



Лукас Кранах Старший (1472— 1553). Портрет Мартина Лютера. 1529 г.
События жизни Лютера и формирование его идей в основе своей развивались относительно прямолинейно. Тем не менее влияние жизненных вех на взгляды настолько поглотило внимание его биографов, что затемнило и саму карьеру, и воззрения великого реформатора. Сейчас мы попытаемся разделить эти две составляющие и, начав с небольшого обзора важнейших событий жизни нашего героя и анализа его взглядов, перейдем к обобщению его критики папства, опираясь на его собственные труды.

Во многих отношениях начало Реформации явилось буквально громом среди ясного неба. В 1505 г. Лютер, тогда студент 21 года, по дороге из родительского дома в эрфуртскую школу попал в грозу. Молния, ударившая возле самых ног, повалила его на землю. В ужасе он воззвал к св. Анне, покровительнице ремесла своего отца-рудокопа, и поклялся уйти в монастырь в случае избавления от смерти. Через две недели он вступил в августинский монастырь в Эрфурте. Учение Лютера продвигалось успешно, и между 1510 и 1513 гг. он, хотя и с некоторым смущением, трактовал псалтирь и Послание к римлянам св. апостола Павла. В последнем [глава 1, стих 17] он прочел:

«Justitia enim Dei in eo revelatur ex fide in fidem: sicut scriptum est: Justus autem ex fide vivit»,

Что позднее было переведено следующим образом:

«В нем открывается правда Божия от веры в веру, как написано: Праведный верою жив будет».

Это со временем и вдохновило Лютера на создание доктрины оправдания верой, согласно которой христианская душа находит утешение в уверенности в спасении, достижимом путем полного предания себя в руки Господа. Это осознание своей духовной самодостаточности через признание собственной беззащитности во многом было обязано немецкой мистической традиции XIII в. в лице Майстера Экхарта и Иоганна Таулера. И все же призывы к углубленному самоанализу никогда прежде не подрывали обрядовой стороны Церкви и духовного авторитета папства.

А именно такое отношение сформировалось у Лютера к вопросу о правомочности индульгенций. Он утверждал, что у Тецеля нельзя купить гарантий спасения. Здесь, однако, Лютеру потребовалась поддержка светской власти. И курфюрст Фридрих Саксонский запретил продажу индульгенций на подвластной ему территории. Но виттенбергские прихожане Лютера жили совсем недалеко от границы. Поэтому они оказались перед духовным выбором. Лютер предлагал более осмысленный путь к спасению, чем папские агенты. Он решил ввязаться в публичную дискуссию о значении индульгенций в жизни христианской души. Он сделал это в общепринятой манере — обнародовал свои тезисы (мы не знаем, действительно ли он при этом вывешивал их текст на дверях местной церкви) и пригласил оппонентов к публичной дискуссии. Так появились его знаменитые «Девяносто пять тезисов». Один экземпляр Лютер направил Альбрехту Майнцскому вместе с сопроводительным письмом, в котором писал: «Если Вы ознакомитесь с моими тезисами, то убедитесь, насколько сомнительна практика индульгенций, столь самонадеянно провозглашенная». Альбрехт переслал тезисы в Рим, причем папа Лев (по слухам) прокомментировал их в выражениях, которые сам Лютер мог бы предугадать: «Лютер — пьяный немец, — сказал папа. — Когда протрезвеет, он будет думать иначе». На следующий год Лютер воспользовался возможностью защитить свою позицию на капитуле в Гейдельберге, где получил поддержку со стороны своего светского господина Фридриха Мудрого, а затем и двух виттенбергских ученых — Андреаса Карлштадта и Филиппа Меланхтона.

Позднее, в 1518 г., в Аугсбурге кардинал Каетан попытался привести взгляды Лютера в соответствие с папским учением об индульгенциях. Однако Лютер оставался тверд, а Фридрих Саксонский отказался его выслать, как того требовала церковь. В 1519 г., в год, когда Карл V сменил Максимилиана на троне Священной Римской империи (в результате жарких выборов), Иоганн Экк, профессор из Ингольштадта, знаток теологии и классической литературы, одержал над Лютером верх в публичных дебатах в Лейпциге и тем вплотную подвел его к признанию собственной ереси. В этот момент Лютер получил предложение помощи со стороны двух мятежных рыцарей, Ульриха фон Гуттена и Франца фон Зиккингена, и в 1520 г., в условиях усиливавшегося нажима с целью вынудить его подчиниться Риму, нашел приют в одной из немецких крепостей — откуда, несколько переработав свои тезисы, и начал свою решительную атаку на официальную церковь.

Папская булла Exsurge Domine давала ему 60 дней на размышление (по истечении которых от него ждали отречения от своих еретических идей). Лютер буллу сжег и в ответ написал обращение «К христианскому дворянству немецкой нации», разгромив «мерзостную буллу Антихриста», и в том же месяце с новой силой подтвердил свою теорию в сочинении под названием «Христианская свобода».

В следующем году он обратился уже непосредственно к императору и предстал пред ним на Вормсском рейхстаге. Перед лицом новой, чудовищной по силе интеллектуальной атаки со стороны Экка, поставившего под сомнение его право бросать вызов ортодоксальной церкви и предположившего, что его смирение — не более маска для высокомерия и самонадеянности, Лютер подвел черту под слушанием (фактически решив всю свою судьбу) следующим громким заявлением:

«До тех пор, пока я не признан виновным Священным Писанием и ясными доводами — а власти пап и соборов, противоречащих друг другу, я не признаю — моя совесть остается пленницей Слова Божьего. Я не могу и не стану отрекаться, так как идти против совести неверно и опасно. Да поможет мне Господь. Аминь».

В первой публикации к этим словам добавлены другие, вполне возможно, подлинные, которые вошли в историю и стоит повторить и нам: «На том я стою. И не могу иначе». Император решил возбудить против Лютера дело, как против «отпетого еретика», но удостоил его охранной грамотой. Фридрих немедленно предоставил Лютеру убежище в Вартбургском замке, где тот страдал от запоров и бессонницы, но никак не от отсутствия вдохновения, поскольку именно здесь закончил перевод на немецкий язык Нового Завета и написал множество других работ, включая «Монастырские обеты», на чем подробнее остановимся в свое время. Он также несколько отошел от своих первоначальных взглядов и тем обнаружил болезненные разногласия внутри лагеря реформаторов. К 1522 г. его идеи уже были подхвачены и искажены Гуттеном и Зиккингеном, выступившими против епископа Трирского. Лютер, со своей стороны, в решительной до жесткости манере дистанцировался от Карлштадта и от восстания в целом.

Однако, отмежевавшись от социальной революции, он одновременно порвал и с христианским гуманизмом, направив силу своего пера против Эразма Роттердамского по вопросу о свободе воли, проявив в ходе завязавшейся полемики те самые черты голого самолюбования, на которые в свое время указывал Экк. Самомнение Лютера так проявлялось в одном его письме к Эразму:

«Нетрудно предположить, что ты, будучи всего лишь человеком, мог неверно понять или небрежно истолковать Священное Писание или высказывания Отцов Церкви, под чьим водительством ты, как ты полагаешь, идешь к своей цели; ты больше чем намекаешь на это своим замечанием в том духе, что ты ничего не утверждаешь, а лишь «рассуждаешь». Человек не напишет так, если тщательно вникнет в предмет и надлежащим образом в нем разберется. Я же, со своей стороны, в этой книге не рассуждаю, а утверждал и утверждаю, и я не намерен передоверять суждение по данному предмету кому бы то ни было, но советую уступить и согласиться».

В равной степени воинственный индивидуализм Лютера не смог ужиться с практичным городским евангелизмом швейцарского реформатора Ульриха Цвингли (1484—1531), который утвердил собственную разновидность новой религии в Цюрихе. Цвингли — загадочная фигура, деятель, претендовавший на создание собственной версии теории оправдания верой — начисто отвергал доктрину пресуществления, твердо придерживаясь представления о мессе как о символе и напоминании о жертве Христовой. Лютер же всегда исповедовал теорию присутствия Христа в евхаристии, и его встреча с Цвингли в 1529 г. на Марбургском коллоквиуме не привела к единению швейцарской и немецкой ветвей реформации, вопреки усилиям умеренно настроенного страсбургского реформатора Мартина Буцера к их сплочению в единый лагерь. К этому времени, впрочем, политическая составляющая Реформации уже стала опережать теологическую. В 1529 г. император созвал рейхстаг в Шпейере, имея в виду отозвать все уступки лютеранам, чей официально заявленный протест против таких мер и дал им имя протестантов (см. ниже, с. 360). В 1540 г. был поколеблен и высокий доселе моральный авторитет Реформации — Лютер негласным образом одобрил двоеженство Филиппа Гессенского. Ко времени смерти Лютера в 1546 г. начатое им движение за свободу христиан было вытеснено на северо-восток Европы. В остальных областях оно трансформировалось в другую мировую систему — кальвинизм.

Таковы вкратце главные вехи жизни Лютера, которыми историки и теологи обычно объясняют как его идеи, так и особенности характера. В чем же заключался смысл его деятельности? После 1525 г. компромиссы, разочарования, крушения надежд и, конечно, вспышки раздражения можно оставить в стороне, поскольку основная часть пути к свободе была к этому времени уже пройдена. Ранние годы Лютера-реформатора являются иллюстрацией поистине сейсмической силы идей в их влиянии на историю человечества.

Доктрина оправдания верой предполагала абсолютную концентрацию на своем внутреннем мире, душе, концентрацию такой силы, чтобы душа становилась главной пружиной поступков. Действие же без такой внушительной мотивации, с точки зрения достижения благодати, было бесполезным. В 1517 г. Лютер обосновал этим свою критику индульгенций, и тем самым поставил под сомнение право папы отпускать грехи. Это может делать только Бог, а папа не в силах управлять внешними силами, поскольку лишь Христос определяет чистоту намерений и смирение истинно верующего. Для спасения души деятельность папы и посредничество духовенства представлялись излишними.

При всей радикальности этих воззрений, они еще не дают основания определить, что, собственно, отличало Лютера от его предшественников и современников. И Уиклиф, и Гус оспаривали необходимость существования самостоятельного «ордена» священников, а в плане оценки роли мессы Лютер был куда менее революционен, чем Цвингли. И все же новой была сама природа его протеста. Он нападал на систему, а не на ее недостатки, и это отличало его от предшественников; он освободил христианскую душу от изначального греха, обреченности и бремени закона Ветхого Завета, но не создал взамен своей системы — что, в свою очередь, отличает его от Кальвина.