Василий Розанов. Общество охранения женских прав (1910)
<...>
У нас брак - средний между католическим и протестантским, как и все православие, уже по наблюдениям славянофилов, в фактическом, реальном своем содержании, как дух и жизнь церкви, есть колебание между формулами католичества и протестантства. «Не так твердо и резко, как у католиков, - но все-таки»... «Не так свободно, как у протестантов, - но науки не стесняемся, да и гнать в жизни никого не желаем». Вот два «православных» исповедания...
И развод - средний... До Петра Великого он был совершенно свободный, не по принципу, а по практике: всякий священник имел право написать мужу и жене «разводное письмо», - собственно, по библейской формуле, - в силу которого брак их становился расторгнутым. В России, вообще, «следовали друг за другом факты», а не «развивались идеи». При Петре Великом церковь централизировалась, и старое право священника было перенесено на «духовную коллегию» или Синод, который чисто практически и под действием неразумных государственных пожеланий и требований «перестал писать разводные письма».
Перестал - и просто! Никакого ответа за это, ни рассуждения об этом.
Поднялся вой... Нужно очень различать боль индивидуального существования, «разбитой жизни», которая вытекает из закрытия развода, и социальное разложение, отсюда получающееся. Последнее никакой боли никому не причиняет и никогда не приписывается той или иной постановке развода:
- Браков в стране стало меньше.
- Поколения, как будто, все хилеют.
- Женятся не в молодых годах, а больше в средних летах, а то и под старость.
- Старых дев много.
- Повышается приданое.
- Шумят трактиры. Улицы переполняются проститутками.
Но никому не придет в голову:
- Все это оттого, что развод страшно стеснен; доступен избранным и богачам; тянется годы.
Связь эта только в последние годы начала усваиваться обществом; когда она войдет в головы духовных, - и консисторий, и канонистов, - и представить нельзя. Они слишком мало заинтересованы в понимании всего этого дела. И, вот, здесь «юридическая помощь женщине», - именно помощь ей, как семьянинке, - может разбиться, да и будет непременно разбиваться о глухую стену. Здесь нужна не «осведомленность о своем праве», но переработка самого права.
И новое общество от пассивной роли «согласования жизни с законом» вынуждено будет самою жизнью перейти к роли активной, творческой. От «охраны прав женщины» оно перейдет к «охране женщины», - и станет возбудителем отмены прежнего, в законах утвержденного, бесправия.