"Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на революцию"
В свободное время два последних дня читал О. Айрапетова "Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на революцию. 1907-1917").
Очень интересно.
Не то чтобы что-то ранее радикально неизвестное для меня,
но у Айрапетова многие разнородные факты сведены в одно, что дает отчасти новое полотно.

Сегодня кидаю целиком первую главу (под катом) -
Перед войной: проблемы, противоречия, противостояние(часть 1)

Причин, крайне негативно сказавшихся на подготовке Империи к войне, можно назвать несколько. Первая из них - негативное влияние русско-японской войны 1904-1905 и революции 1905-1907. Русская казна отошла от этих потрясений не скоро, и только с 1909 года стало возможным масштабное финансирование армии и флота. Впрочем, проблемы не исчерпывались исключительно хронической финансовой недостаточностью.

В армии все понимали необходимость реформ, все были убеждены в неизбежности большой войны в Европе, и все видели, что после окончания войны в Азии ничего реально не было сделано. Принявший после окончания командировки в Азию 13-й Владимирский Уланский полк, расположенный под Варшавой, подполковник К.-Г. Маннергейм был потрясен тем, что из войны практически не было извлечено никаких уроков2. Последнее как раз не удивительно. Для извлечения уроков необходима была боевая учеба, а на нее не было средств. Более того, армия не могла выйти и на уровень боеспособности довоенного периода. "Следствием непродуманных мобилизаций, - вспоминал А.С. Лукомский, -было полное разрушение всех мобилизационных соображений в Европейской России, а если к этому добавить, что армии Дальнего Востока жили главным образом (курсив мои. - А.О.) за счет неприкосновенных запасов мирного времени (артиллерийские, интендантские и санитарные запасы), легко понять, какой хаос получился в Европейской России". Для извлечения уроков необходима была боевая учеба, а на нее не было средств. В 1906 дефицит бюджета составил 783 млн. руб. Расходы по содержанию дальневосточной армии, демобилизации и ликвидации последствий войны за этот год составили 919,5 млн. руб. В том числе и для покрытия этих расходов пришлось заключить иностранный заем на 2,25 млрд. франков (704,5 млн. руб.) и выпустить краткосрочные обязательства государственного казначейства па 336,4 млн. руб.. При этом на 1 января 1907 остаток золотого покрытия для выпуска кредитных билетов равнялся всего лишь 12 млн. руб. Средств на армию катастрофически не хватало.

В конце 1906 года Главное Артиллерийское Управление было завалено жалобами из Варшавского, Киевского, Петербургского Военных округов. Суть их сводилась к следующему: окружные артиллерийские управления не получили положенных им средств ни на ремонт оружия, ни на производство стрельб даже из ручного стрелкового оружия. Между тем по существовавшему положению ассигнование должно было произойти в начале года. Денег не получили ни возвратившиеся с Дальнего Востока части, ни те, кто оставался в России'. 13 января 1907 под председательством генерал-лейтенанта А.Ф. Забелина было проведено заседание комиссии по рассмотрению расходов Военного ведомства, относимых на чрезвычайный кредит прошедшего года. Выяснилось, что недополученный размер сумм на огневую учебу войск равнялся 243-773 рублям! Одновременно требовалось 181.070 рублей для обучения новобранцев и удовлетворения нужд вернувшихся с Дальнего Востока частей. Вопрос остался неразрешенным и обсуждался потом в мае и июле 1907 па заседаниях с участием с Министра финансов, Морского и Военного министров, товарища Государственного Контролера. В результате только 26 июля 1907 императором было утверждено выделение 181.070 рублей "на удовлетворение возвратившихся с театра войны частей войск предметами артиллерийского довольствия по сроку 1906 года и на строевое обучение новобранцев при войсках Европейской России, назначенных в войска Дальнего Востока". Это фактически означало, что даже строевое обучение этих войск и за 1907 год было сорвано, на стрельбу средства не выделялись.

Революция весьма помешала подготовке армии к войне, и не только разорением государственных финансов. В течение первых десяти месяцев 1906 года войска призывались гражданскими властями 2.330 раз, причем в 158 случаях приходилось применять оружие. На армию, как вспоминал Военный министр А.Ф. Редигер, привыкли смотреть как на полицейскую силу: "Войска продолжали трепать безбожно, требуя от них караулы не только для охраны банков, казначейств и тюрем, но и почтово-телеграфных отделений и даже винных лавок! Войска должны были охранять железные дороги и сопровождать поезда, нести наряды по усилению полиции, недостаточность которой усугублялась громадным в ней некомплектом чинов. Хуже всего войска трепались на Кавказе, но и, например, в Варшаве нижние чины ставились на улицах в помощь городовым или вместо них. Войска при этом расстраивались, в них не производилось занятий, а нижние чины, взятые в полицию, скоро переставали быть солдатами". Но и после революции восстановление армии шло недостаточно быстро. Редигер даже предложил П.А. Столыпину за счет сокращения армии создать новую полицейскую стражу путем формирования ее призывниками по образцу существовавших жандармских дивизионов. К сожалению, этот проект не получил развития. Слабость полиции мало беспокоила Министерство Внутренних дел - оно знало, что в случае необходимости может обратиться к армии". Части полицейской стражи оставались никому не нужными, армия развивать их за свой счет не собиралась. Министерство финансов постоянно выдвигало требования экономии, Военное министерство вплоть до 1910 года оставалось в долгу у казенных железных дорог и у КВЖД за перевозки, вызванные только русско-японской войной, не считая мирное время, начиная с 1907 При этом за 1910 этот долг вырос с 252.952,21 руб. до 266.492,11 руб.

Однако проблемы армии не ограничивались недостаточным финансированием. Управление Вооруженными силами было дезорганизовано недостаточно эффективной системой управления. "По своей долголетней службе в Главном Управлении Генерального Штаба до конца 1906 года, в качестве начальника Оперативного Отделения, - вспоминал фактический преемник генерала М.В.Алексеева в ГУГШ Ю.Н. Данилов, - а с конца 1908 года - в должности сначала 1-го Обер-Квартирмейстера, а затем Генерал-Квартирмейстера Генерального Штаба, я был хорошо знаком с состоянием всей русской армии в этот период времени, как равно и с ходом работ по ее воссозданию. В течение двух промежуточных лет с 1906 по 1908 год, я, по должности Командира пехотного полка, успел близко прикоснуться и на практике к войсковому быту и армейским нуждам того времени. И я не могу охарактеризовать иначе период времени с 1906 по 1910 год включительно, а может быть, даже и более продолжительный, как назвав его периодом полной военной беспомощности".

В 1908 году усиливается внимание к армии и ее бедственному положению со стороны Государственной Думы. Прежде всего, Дума добилась права обсуждать ассигнования на оборону более конкретно. Для использования этого права необходимы были специалисты. "По инициативе А.И.Гучкова и ген. Василия Гурко, - вспоминал А.И. Деникин, - образовался военный кружок из ряда лиц, занимавших ответственные должности по военному ведомству, который вошел в контакт с умеренными представителями Комиссии по государственной обороне. Многие участники кружка, как ген. Гурко, полковники Лукомский, Данилов и другие, играли впоследствии большую роль в Первой мировой войне. Все эти лица не имели никаких политических целей, хотя за ними и утвердилась шутливая кличка "младотурок"... Военные министры Редигер и потом Сухомлинов знали об этих собраниях и им не препятствовали". Более того, Редигер поначалу приглашал к себе на квартиру 5-6 человек во главе с Гучковым для обсуждения вопросов государственной обороны. Особенно близок с лидером октябристов был В.И.Гурко, знакомство которых восходило еще ко временам англо-бурской войны. По свидетельству самого В.И.Гурко инициатором создания этой группы был не он сам, и не А.И.Гучков, а член комиссии по Государственной обороне III Думы, а человек, очень близкий Гучкову, - А.И.Звегинцев.

Гучков предложил Гурко собрать группу офицеров для обсуждения военных реформ, которая должна была поднять уровень проектов Комиссии. В качестве условия своего согласия Гурко поставил разрешение подобной деятельности со стороны Военного министра Редигера и начальника Генерального Штаба Палицына. В круг офицеров входило в разное время от 10 до 12 человек, среди них и М.В. Алексеев, занимавший тогда должность 2-го генерал-квартирмейстера в Главном Управлении Генерального Штаба. Сам Гучков вспоминает, что с Алексеевым и Н.И. Ивановым он познакомился во время русско-японской войны. В Петербурге это знакомство продолжилось: "Видя во мне человека, желающего восстановить нашу военную мощь после этого ослабления, созданного японской войной, они в очень, правда, дискретной форме помогали мне ориентироваться в военных вопросах, указывая главные потребности. Они не были в числе моих главных осведомителей, они мне язвы военного ведомства не раскрывали, а просто давали те или другие советы. Вон оттуда это началось". Эти контакты, ни к чему не обязывающие Алексеева, учитывая его отношение к ближайшим сотрудникам Гучкова вроде Поливанова, могли состояться только с санкции командования. Однако доверительного характера, как признает и Гучков, они не носили.
С разрешения министра на квартире Гурко для обсуждения проектов военных реформ собирались видные представители министерства. Иногда эти встречи проходили и на квартирах других лиц, например, П.Н.Крупенского. Среди ближайших сотрудников Гучкова - членов Государственной Думы - можно назвать еще Н.В.Саввича, П.Н.Крупенского, гр. В.А.Бобринского, от военных - Н.Н.Янушкевича, А.СЛукомского, Д.Ф.Филатьева, ААПоливанова, А.З.Мышлаевского. Этот список можно увеличить именами Головина, Крымова, Деникина, Стогова. Основу кружка составили члены военной комиссии по истории русско-японской войны, во главе которой стоял ген. В.И.Гурко. Судя по всему, именно этот кружок Н. Берберова, ссылаясь на доклад М.С. Маргулиеса "Масонство в России за последние 25 лет", называет петербургской масонской "Военной ложей", "в которую краткое время входили А.И. Гучков, ген. Василий Гурко, Половцев и человек десять высоких чинов русских военных". Данные Берберовой нуждаются в постоянной перепроверке. Все участники событий или наиболее информированные лица сходятся лишь в одном - в численности этой группы 10-12 человек. В остальном существуют разногласия.
П.А.Половцев в это время находился в длительной командировке разведывательного характера в Индии и Китае. Безусловно одно - связь, а тем более сотрудничество с Гучковым для кадрового военного имела политический характер и как таковая она воспринималась не только исследователями, но уже и современниками. Так, например, П.А.Столыпин категорически отказался удовлетворить просьбу ген. П.Курлова о назначении В.И. Гурко на пост начальника штаба корпуса жандармов именно из-за близких отношений последнего с А.И.Гучковым. Существовала "Военная ложа" или нет, сказать наверняка почти невозможно, но важно другое: в это время начинается деловое знакомство Алексеева и Гучкова. Это знакомство будет иметь самые различные последствия. Контакты не прерывались и позже. И не только с Гучковым. Интересно, что когда А.И.Звегинцев погиб на фронте (в ноябре 1915 года) и его жена, оказавшаяся в затруднительном положении, обратилась за помощью к Алексееву (Звегинцев был подполковником, причисленным к Генеральному Штабу, и она просила о производстве его на день смерти в полковники с переводом в Генеральный штаб, что весьма повысило бы полагавшуюся ей пенсию), то встретила у него полное сочувствие.

Работа кружка "младотурок" продолжалась около двух лет. Генерал В.А.Сухомлинов, помимо своей воли втягивавшийся в конфликт с Думой, принял меры, поддержанные императором, к "распылению этого соправительства", распределив его участников по командным должностям вне столицы. О том, что эти собрания на квартире ген. Гурко проводились с разрешения Редигера и Сухомлинова, упоминает и ген. В.ФДжунковский: "На этих собеседованиях сообщались такие секретные данные, которые не могли быть оглашаемы в Думе. Благодаря этому работа Думы с Военным министерством проходила в Третьей, а затем и в Четвертой Думе без особых затруднений". Вполне возможно, что Редигер и дал подобное разрешение, но нет никаких оснований доверять тому, что эти собрания санкционировал его преемник. Кроме того, сотрудничество Думы и министерства было далеко не столь безоблачным как это пытается доказать товарищ Министра внутренних дел.

Сам Сухомлинов дает несколько иную версию своего отношения к этому кружку, и, как мне представляется, более верную, чем та, которую дает Деникин: "Когда я принял министерство, мне и в голову не приходило, что вне этого ведомства народилась еще какая-то комиссия вне ведения военного министра, состоящая из военных чинов, под председательством Гучкова, при Государственной Думе. Совершенно случайно узнал я об этом; список участников, 8 или 10 человек, был вскоре у меня в руках. В нем, между прочим, значился генерал Гурко, редактор истории японской кампании, полковник барон Корф и др. чины военного ведомства".

В любой армии и в любой стране контакты подобного рода не приветствовались. Военные могли спорить между собой, но обращение к политикам было нарушением норм корпорации. Как отмечал Д. Ллойд Джордж: "...для солдата обратиться к какому-либо гражданскому судилищу, подвергая сомнению стратегический план или компетентность своих начальников, является само по себе таким прегрешением против профессиональной этики, которое делает его отщепенцем". Превратиться в отщепенца было тем проще, что всегда находились доброжелатели, охотно использовавшие сикофантию для сведения личных счетов.

Термин "младотурки" применительно к членам этого кружка ввел в оборот М.Д.Бонч-Бруевич, для того чтобы насолить своим противникам из Николаевской академии, где два раза не проходила его профессорская диссертация, и испортить им репутацию. Это ему удалось. Как выходец из Киевского Военного округа он пользовался расположением нового Военного министра - генерала Сухомлинова, под началом которого он служил в этом округе, и постоянно использовал это доверие, в частности, для того, чтобы подавать информацию о состоянии дел в Академии в нужном себе свете. Такая манера действий соответствовала и тогдашним убеждениям этого человека. "Без широкого образования, несколько тупой, но чрезвычайно упорный, - вспоминал А.СЛукомский, - с громадной трудоспособностью и большой волей, Бонч-Бруевич считался хорошим и крайне добросовестным офицером Генерального штаба. По своим убеждениям он был правее правых. В период первой революции 1905 года он написал ряд статей, проникнутых необходимостью расправиться с революционерами самым беспощадным способом".
Необходимо отметить, что кличка "младотурки" носила далеко не безобидный и не шуточный характер. В 1909 году А.И. Гучков отправился в Константинополь, где незадолго до этого путем переворота пришла к власти партия "Единение и Прогресс". Многие из ее военных вождей получили образование в Константинопольской академии Генерального штаба, под руководством немецких офицеров. Они были сторонниками европейской ориентации. Младотурки были тогда весьма популярны в Европе, с ними связывались большие надежды будущего прогрессивного развития Турции.

Необходимо было время, чтобы появились другие оценки правительства турецких революционеров, как, например, эта, данная послом США в Турции: "Младотурки были не правительством, на самом деле они были безответственной партией, неким секретным обществом, которое интригой, запугиванием, убийством достигло большинства постов в государстве". Однако методы младотурок проявились довольно рано. За несколько лет в результате чисток офицерского корпуса, подозреваемого в лояльности старому режиму, они совершенно разложили старую армию: "Армия, раньше с большим или меньшим успехом померявшаяся с русской, после 4-летнего хозяйничания младотурок потеряла совершенно свое лицо при первых же встречах с жалкими болгарскими ополченцами... младотурки порвали с действительностью, с массами, с реальными основами, на которых можно было основать строительство турецкой армии; опираясь на твердую диктатуру, на партийный деспотизм, превосходивший деспотизм султана Абдул-Гамида, они начали сооружать, в царстве мечты, свою Вавилонскую башню, по типу и подобию готики Кельнского собора".

Как мне представляется, далеко не случайно Гучков начал атаку на Сухомлинова с того, что сравнил действия Военного министра с введением виртуозного политического сыска, имевшего место в армии султана. Между тем политический контроль (и к тому же весьма изощренный) над Вооруженными силами был присущ далеко не только монархиям и новоявленным партийным диктатурам. В 1900 году премьер-министр Франции Пьер Мари Вальдек-Руссо отправил в отставку Военного министра генерала Гастона де Галифе - убежденного антидрейфусара, реакционера, имевшего, однако, огромный авторитет в армии. На его пост был назначен твердый республиканец Луи Андрэ, который привел в министерство своих сторонников, в том числе и майора Мориса Саррайля - будущего командующего Сало-никским фронтом. В 1904 году разразился грандиозный скандал - выяснилось, что через местные масонские организации Андрэ и его сотрудники собирали информацию на офицеров и генералов французской армии. Тех из них, кто обвинялся в приверженности (и даже принадлежности!) к церкви и консервативным убеждениям (как правило, это были представители дворянских фамилий), обходили при чинопроизводстве. Впрочем, об этом европейском опыте не то что бы не знали - предпочитали не знать.

Параллель между "кровавым султаном" Абдул Гамидом И, свергнутым в 1908 году, и Николаем II "кровавым" хорошо накладывалась на излюбленный либеральными кругами до событий 1905-1908 тезис о том, что Россию и Турцию объединяют варварские, азиатские формы правления. Повторю свою мысль, что в 1908-1909 годах прозвище "младотурок" носило далеко не шутливый характер, особенно для группы военных, по большей части старших офицеров и генералов Генерального штаба, поддерживавших постоянную связь с оппозицией монарху. "Взгляды Гучкова ни для кого не составляли секрета: ещё в 1908 году он с восторгом отзывался о работе младотурок и находил необходимым исправить ошибку борцов за свободу в 1905 году, не обративших перед задуманным движением достаточного внимания на армию, верность которой не удалось поколебать". Октябристы, как и большевики, в ходе первой русской революции оказались не на высоте в борьбе за армию, но, в отличие от левых, они видели целью этой борьбы привлечение к себе симпатий командного, а не рядового состава.

Это полностью укладывалось в систему поведения Гучкова во время революции 1905-1907. Он тяготел к такому изменению системы государства, которое сохранило бы его границы и общественный порядок, к контролируемому выходу из-под контроля императорского правительства, который могла обеспечить в реальных условиях России начала XX века только армия, и причем кадровая армия, армия мирного времени с нетронутыми офицерскими и унтер-офицерскими кадрами, обеспечивающими подчинение рядового состава. В октябре 1905 года во время политической стачки он категорически протестовал против участия в ней работников здравоохранения и водоснабжения, так как это могло подорвать нормальное функционирование городских служб, вызвать хаос. Интересно, что будущий глава Городского Союза во время Мировой войны М.В.Челноков стоял на противоположной позиции.

На земском съезде, состоявшемся в ноябре 1905 года в Москве, А.И.Гучков выступил против требования отмены смертной казни в Польше, связав возможность подобного требования с категорическим осуждением политического террора. Тогда он остался в меньшинстве34. Таким образом, увлечение опытом бескровного переворота в Турции, приведшего к конституции (на деле - к диктатуре прогрессистов) и осуществленного армией, было естественно для лидера октябристов. Интересно, что часть этого предвоенного кружка приняла активное участие в событиях февраля 1917 года, а молодые полковники Генерального штаба, сразу же поддержавшие революцию и объединившиеся вокруг Гучкова, также назвались этим прозвищем. Один из них - П.А.Половцов вспоминал: "Наименование "младотурки" еще перед войной применялось к некоторым молодым офицерам Генерального Штаба, слишком ретиво проповедовавшим о необходимости всяких реформ. Теперь оно всплыло и шутливо применялось в компании Генерального штаба, объединившейся во время революции в Государственной Думе".
Гучков в своих речах довольно жестко критиковал Совет Государственной обороны, считая его "серьезным тормозом в деле реформы и всякого улучшения нашей государственной обороны". По мнению израильского исследователя Пинчука, октябристы выступали против СГО, возглавляемого Вел. кн. Николаем Николаевичем-мл., предполагая передать функции Совета правительству, усилить позиции Военного министра ген. Редигера, с которым они связывали надежды проведения модернизации Вооруженных сил Империи, в том числе - принятие нового вооружения и уничтожения устаревших крепостей. Думцы работали с бюджетами Военного и Морского министерств, исходя из внутриполитических соображений. Они прежде всего поддерживали политические тенденции, а не армию или флот. Они готовы были готовы сотрудничать с Григоровичем, но не с Воеводским, с Редигером, но не с Сухомлиновым. Обсуждались при этом практически одни и те же программы. Как мне представляется, это и было причиной думских колебаний. Современник этих событий, кадровый офицер и участник русско-японской войны отмечал:

"При обсуждении в Государственной Думе бюджетов военного и морского министерств высказывается немало пожеланий, похвал и порицаний отдельно по адресу того или иного министерства; смотря по настроению народных представителей - одни предлагали вместо постройки новых броненосцев обновить неприкосновенные запасы в армии, а другие предлагают уменьшить численность армии и насчет достигнутой экономии по сухопутному ведомству организовать морскую оборону наших побережий. Все эти дебаты и споры имели характер крайне поверхностный и вполне случайный; нет сомнения, что ни один из депутатов не взял бы на себя смелость с легким сердцем распределять эти средства между военным и морским министерствами по одному лишь усмотрению, без глубокого изучения вопросов морской и сухопутной обороны государства во всем их тесном органическом взаимодействии, которое существует на самом деле".

Но логика этих действий была неясной только лишь для строевых офицеров, не искушенных в логике парламентской борьбы. Более верным мне кажется определение этой деятельности очевидцем близким к либеральным кругам - британским журналистом Пэрсом: "Дума получила возможность продемонстрировать, что она была более патриотичной, чем Министерство. Она могла показать, что она была более искренно заинтересована в репутации России и в реставрации ее военной мощи". Эта демонстрация не осталась незамеченной теми военными, которые были весьма недовольны тем, что реформы в армии не решали проблем подготовки к возможной войне. Однако нельзя не отметить, что М.В. Алексеев отнюдь не был среди активных сотрудников Гучкова, да и наиболее активная работа этого кружка, как и его роспуск выпали на период отсутствия Алексеева в Петербурге, период наиболее активного его сотрудничества с Сухомлиновым.