Несколько слов о стихах Ольги Сульчинской
Ольга Сульчинская – классик XXI века. Так, хе-хе, сообщает нам издательская серия, в которой вышла первая книжечка этой поэтессы «Amor brevis» (Москва, издательство Р. Элинина). Я с этим утверждением полностью согласен.

Стихи с новым тогда именем Сульчинская стали попадаться в журналах в конце девяностых. На общем поэтическом фоне они сразу выделились для меня как «свои», как «мой размер». То есть были мне как читателю удивительно впору: просты, понятны, крепко сшиты и… элегантны.
Мечтается, что когда-нибудь смогу выкроить время и условия позволят мне написать настоящую, объёмную статью, где смогу спокойно, буквально смакуя, спокойно и обстоятельно вновь пройти по этим стихам. А пока – вот, хотя бы наскоро.

Вот в самой первой (кажется) из журнальных подборок («Знамя», №8, 1998) небольшое стихотворение «Отрывок»:

Мы пепел с сигарет роняем на ковёр,
А над столом дымят бессонница и кофе,
И забивает рот дурацкий разговор
О женщинах, долгах, стихах, Мариенгофе.

И пахнет дверь тоской, а розы — табаком.
И я схожу с ума от бешенства и скуки.
Они здесь все свои! А я пришла тайком
И прячу под столом заплаканные руки.

Думаю, многим, особенно женщинам, понравится. Мне – тоже. «Заплаканные руки» кому ни попадя не дарятся. Но здесь ещё не совсем Сульчинская. Скорее, благодарный привет Серебряному веку. Больше привлекло другое стихотворение, из подборки следующего года («Новый мир», №6, 1999) – «Давай...»:

Давай гулять! Давай дышать! «Давай» –
Какое замечательное слово!
Давай глядеть на реку, на трамвай,
На голубя на толстого такого.

Давай я застегну тебе пальто –
Здесь ветрено. И шарф... Тебе не туго?
Давай не расставаться ни за что.
Давай с тобой всегда любить друг друга.

Замечательно! Слишком просто? Да. Немного по-детски? Да. И мы это запомним. «Детскость», точнее почти детская непосредственность, в стихах этой поэтессы – одна из важных граней. Которая легко смыкается с другой гранью – мастерством. Кажется, что Сульчинской почти ничего не стоит – так, «по-домашнему», с посвящением бабушке – выписать вдруг такое стихотворное чудо:

Точно кошки, на солнышко ангелы вышли,
Развернулись на свет и крылами трепещут.
Их сияньем покрыты покатые крыши,
И оконные стекла сияют и блещут.

И никто их не видит, чудесных и чистых.
Дети скачут, старик на скамеечке курит.
Только кот с подоконника тварей лучистых
Разглядит, отвернется и глазки зажмурит.

И это тоже запомним: оконные стёкла, кошки и – ангелы. Через несколько лет все они вновь как-то поразительно сойдутся вместе совсем в другом стихотворении, куда более сложном и искусном поэтически. Но кажется, что форма всегда даётся Сульчинской легко, и она без особых сложностей слагает стихи по принципу: что привлекло внимание, о том и пишу.

Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты создал
Мир, в котором есть зоопарки, вокзалы,
Воздух, деревья, пустые вороньи гнёзда и звёзды
И – возвращаясь вниз – рестораны, концертные залы.

Официанты склонились, всё поймут с полуслова,
Музыканты в белых манишках, смычки наготове.
Стоит только дать знак – всё вокруг ринется
Лечить меня от одной несчастной любви.

И я стою среди этого как именинница –
И мне стыдно смотреть на подарки Твои.

Это не кокетство. Я тоже вижу Ольгу именно счастливицей, такой действительно именинницей на празднике жизни. Таков дарованный ей характер. И слава Богу. Не всем же поэтам вечно иметь изломанные характеры, житейскую неприкаянность, исковерканные судьбы. Нужна бывает и спокойная, доверительная уверенность в себе. Только это и даёт возможность увидеть жизнь в её очень замедленных кадрах.

Замедленная съемка

Сверкая и поворачиваясь на
солнце, отражая соскальзывающие картины,
кусок стекла из разбитого окна
устремляется вниз, как лезвие гильотины,

но – ни котенка внизу, ни ребенка: ни существа.
И – блещущими брызгами окатывает стену
предмет, возвращающийся в состояние вещества, –
и ничем больше не обязанный доктору Гильотену.

Поразительно. До чего же изумлён я был, увидев это стихотворение: неужели так можно написать? Откуда это? Как? Может быть, из всей поэзии самый поразительный для меня пример того, насколько точно «искажённость», резкие углы формы могут являть нам полную гармонию, абсолютно соотносясь с «резкостью, искривлённостью» содержания, попросту нашего бытия. (И, кстати, заметили: вот они опять – «оконные стёкла», «кошки» ну и… без ангела, думается, не обошлось).
Только иногда поэтесса, как она мне ни мила, оказывается для меня ну… чересчур уж спокойна и счастлива.

Лимоны, перцы, белое вино.
Ты говорил: на свете счастья мало,
А я тебя совсем не понимала
И говорила: вот оно.

Отличное стихотворение. Но в нём – и правда: как раз тут наше понимание расходится. Для меня, к примеру, такое вот «счастье» – ну, практически неосязаемо. (Для меня как читателя, конечно, а не приятеля. И к кому это стихотвореньице обращено, мне неизвестно). Она же, поэтесса, этого не понимала и понимать не сможет. Вероятно, и не захочет – зачем? У неё – свой путь:

Наше дело – писать и описывать, даже
Если это не нужно совсем никому.
Мы – забытая Богом небесная стража,
Мы обучены только любви и письму...