| |
[Nov. 12th, 2020|05:45 am] |
Ее появлению предшествовала музыкальная тема,
Похожая на тень, которую события отбрасывают назад,
На запах неподъемного столетнего тома,
Слипаются страницы, это клей или яд,
Или слабость пальцев, но, приближая развязку,
Память жгучего воска расплавит краску.
Матовый блеск, наведенный на резкость,
Ослепительно яркое, вплавленное в туман,
В пламени стадо пляшущих саламандр,
Прячется пастушка и тонет в блеске,
Чтобы выйти с ведерком, и крутится, падая,
Молока саламандры горячая мантия.
Как-то раз она населила сердитой рыбой
Городской воздух -- это был северный город --
Чтобы сделать дождь для пожароопасных нужд,
Рыба шла косяком, на Авроре же били рынду,
Мы по улицам шли, но живых не встречали душ,
Ледяное течение хлынуло нам за ворот.
А потом подсохшую пыль глотали десятки лет,
Слишком взрослая жизнь, она заживо кормит этим,
И вода, как вино, бывает только соленой,
Городскую память, уложенную в куплете,
Застывая, воск покрывает прозрачной пленкой,
Железнодорожная карта вен обвивает скелет,
Как ни странно, мы все еще узнаем друг друга
По отпечатку плавника на радужке глаза,
По тому, как гуляет эхо в полостях грудной клетки
От известного имени, как проходит по кругу,
Не повторяясь ни единого раза:
Скрежет ветра,
Язвительный скрип калитки,
Дребезг опрокинутой бездны,
Темный шорох бритвенного надреза,
Клекот рифмы и вздох куплета. |
|
|
| |
[Nov. 12th, 2020|02:26 pm] |
Ну да.
"Маргарет Альтман, изучавшая в естественных условиях
оленей-вапити и лосей и много месяцев ходившая по их
следам со старой лошадью и еще более старым мулом, сделала
чрезвычайно интересные наблюдения над своими
непарнокопытными сотрудниками. Стоило ей несколько раз
разбить лагерь на одном и том же месте – и оказывалось
совершенно невозможным провести через это место ее
животных, не разыграв, хотя бы «символически», короткую
остановку со снятием и обратной нагрузкой вьюков,
разбивкой и свертыванием лагеря.
[...]
Все эти явления близко родственны друг другу, потому что
имеют общий корень в одном и том же механизме поведения,
целесообразность которого для сохранения вида
непосредственно очевидна: существу, лишенному понимания
причинных связей, должно быть в высшей степени полезно
придерживаться поведения, которое однажды или несколько
раз привело к цели и оказалось безопасным. Если
неизвестно, какие детали этого поведения существенны для
успеха и безопасности, то лучше всего с рабской точностью
придерживаться всех. В упомянутых суевериях очень ясно
проявляется принцип «как бы чего не вышло»: люди
испытывают недвусмысленный страх, если не выполнят
колдовского действия."
(Конрад Лоренц)
Паша Калугин говорит более или менее (может, и менее,
я не до конца поняла), что если неосознанная идея
в этом месте подумать и вызывает отвращение, то это
связано с нежеланием уклоняться от привычных путей,
механизмом древним, как работа нервных узлов.
Вопрос безопасности.
Ощущение опасности действительно бывает связано
с думаньем (а клише успокаивают, люди говорят друг
другу вот это и кивают головами, как бы они друг друга
поняли; сообщения в словах, конечно, нет, но в жесте
есть -- люди так заявляют, что не угрожают друг другу
и готовы поддерживать социальный статус собеседника).
Но вообще-то дофига людей не любят ходить одной
и той же дорогой, а успокоительное блаблабла
бессмысленной поппсихологич. терминологии, как
и клише, вызывает отвращение. А главное -- люди
боятся механизмов. Человек, который навязчиво
прибегает к одному и тому же приему для
(безобидного или нет) социального манипулирования,
явно не вызывает ощущения безопасности, потому что
а вдруг это кукла, простой робот. Этого не могло бы
быть, если бы механизм поощрения в мозге был только
один, тот древний "то, что я сейчас делаю, это важно,
и надо продолжать" (цитируя Пашу К.) |
|
|