Слева кровожадно заурчали чудовищные колонки, потом ухнуло, бухнуло, да так, что косточки затрясло.
— Тёплое место, но улицы ждут отпечатков наших ног… — закричал из колонок огромный мёртвый Цой.
— Это они кому саундтрек поставили? — осведомился Матвей Цзен, аккуратно раздвигая толпу элегантным адвокатским портфелем. — Нам, что-ли?
— Сзади оттесняют! — Надежда покрепче ухватила меня за руку.
— Отсекают, — поправил опытный Владимир Тор, поправляя тёмные очки и приглаживая эспаньолку. — Пошли вон туда…
— Дольщика винтят, — Матвей поднялся на цыпочки и прищурился.
Я присмотрелся — нет, не дольщика: схватили и поволокли кого-то с жёлтым зонтом.
Мы поднялись на ступеньки под портик. Там было не так жарко — хотя это смотря в каком смысле.
— Они берут которых руками размахивают! — весело крикнула женщина и тут же замахала руками. Из серой милицейской кучи высунулись несколько хватателей. Женщина опустила руки и отступила в толпу, цепь людей затянулась, как ранка.
Бабушка в белой бейсболке шла вдоль серой цепи и стыдила милиционеров. Мне вспомнился Диоген, просящий милостыню у статуи. Бабушку это, однако, не смущало.
Тем временем на пятачке перед входом опять в кого-то вцепились. Защёлкали камеры. Рыжий корреспондент с огромным, как базука, фотоаппаратом, распластался под ногами, чтобы поймать кадр.
— Па-зор! Па-зор! — зарядили на ступеньках.
Семь или восемь серых кучей-малой навалились на парня в белой майке, с рычанием поволокли в автозак. Сидящие в автозаке дружно застучали.
— У них упаковок не хватает, — усмехнулся Матвей. — Сейчас этот отправят, и всё. И дальше что? Как они винтить-то будут?
— Опростаются в отделении и снова приедут, — предположил я. — По кругу.
— Представляю, что в отделениях делается, — сказала Надежда.
— Не, не представляешь, — сказал я. — Им там ещё протоколы до утра писать.
Тут пустили газ и беседовать стало неудобно.
* * *
( Read more... )А вот собравшиеся на Триумфальной выглядели как люди, которые с себя эту тяжесть скинули. На время, может быть, но всё-таки. «Мы свободны хотя бы здесь и хотя бы сейчас». </p>
Очень важно тут что. Люди на площади точно знали про себя, что они не хотят ничего плохого — даже тем, кто их гнобит по долгу службы. Они собрались не для бунта, не для того, чтобы кого-то проклинать или мочить. Дух, витающий над площадью, можно было выразить словами — МЫ В СВОЁМ ПРАВЕ. Мы собрались мирно, без оружия, без желания кому-то навредить или что-то поломать. Вот этого — очень, поверьте, узнаваемого настроения — не было совсем. Даже «Россия без Путина» кричалось скорее задорно, чем с настоящей злобой.
Я думаю, примерно так, как у нас на Триумфальной 31-го, чувствуют себя свободные люди в свободных странах. Только у них это постоянное, устойчивое самоощущение. Поэтому они доброжелательны (без слюней), открыты (без глупости), не испытывают ненависти к окружающим, и так далее. Причина проста — их ничего не давит. И они это ощущают кожей.
Не знаю, сохранится ли эта атмосфера на других акциях. Но если да — на мероприятия оппозиции люди потянутся. Даже те, кому лично не очень-то по нраву их организаторы, или там детали ихней идеологии. Даже с риском оказаться в обезьяннике.
Придут просто под настроение.