Вадим Давыдов | ARDET VERBUM

Мини-эссе о всеохватном повреждении умов

некуда бежать от смертной этой любви ©

Явление

Только что был свидетелем душераздирающей сцены: юный эритреец с кислой физиономией в компании ухоженной деловитой дамы ближе к пятидесяти выбирал себе смартфон в супермаркете бытовой электроники сети Saturn. Его не соблазнил какой-то noname за жалкие 159 евро, оставил равнодушным и Samsung за 300. Переливаясь рекламной заставкой на экране, юношу манил к себе iPhone, перед которым он и замер, разом перестав брезгливо кукситься. Впрочем, дама была настроена решительно — в том смысле, что iPhone гостю с далёкого Африканского Рога она покупать не собиралась.

Не насо… то есть не заработал, усмехнётся какой-нибудь знаток человеческих слабостей, — и в данном конкретном случае окажется неправ. Всё гораздо, гораздо хуже.

Анализ

Уже давно известно, что идея, имеющая активных (активных — это важно!) сторонников чуть больше 10% населения, начинает определять общественный и/или политический нарратив. Как именно это происходит, меня сейчас не интересует. Интересует результат.

Когда я слышу рассуждения о «заговоре», «внешнем управлении» и прочил леденящих кровь и душу материях, я горько усмехаюсь: ничего этого нет, по крайней мере — нет в размерностях, воображаемых рассуждающими. Всё, повторяю, гораздо хуже.

Начну я, пожалуй, издалека.

К концу первой трети XIX века пресловутое третье сословие, буржуазия, всё громче и громче начало заявлять свои права на долю во власти, до этого находившейся исключительно в руках сословий первого и второго. Аристократия, пошарив вокруг в поисках банхаммера для проклятых буржуев, нашла его в лице уже народившегося рабочего класса. Чтобы банхаммер не выскользнул из нежных ручек ихних светлостей и сиятельств, его следовало обернуть чем-нибудь шершавеньким, вроде универсальной социально-экономической теории. Изыскания Смита, Гоббса и прочих Фейербахов для этой задачи не подходили, а вот юный, чуть старше вышеупомянутого эритрейца, и такой же кудрявый товарищ Маркс попал прямо в масть. С лёгкой руки князей подлунного мира его всесильная-потому-что-верная теория была брошена в массы. Почему-то князья пренебрегли банальной истиной о том, что «идея, брошенная в массы — это девка, брошенная в полк»: скорее всего, понадеялись на свои врождённые политические способности, что, конечно же, не сработало (да и не могло).

К началу ХХ века социал-демократия, вскормленная молочком марксизма, серьёзно потеснила традиционные буржуазные политические силы и стала одним из столпов политического устройства европейских держав — вершителей мировых судеб: монарх в деле обуздания властного аппетита аристократии опирался на «старые» буржуазные партии, а аристократия использовала в борьбе против монарха, регулярно забывающего, что он не лучший, а всего-навсего первый среди равных и то лишь по взаимному согласию, и наступающего на аристократические вольности, социал-демократию и коммунистов в качестве своей «пехоты». В принципе, это была довольно равновесная конструкция до тех пор, пока «дети богов» не заигрались и не устроили кровавую баню — Первую Мировую.

Пройдя огонь, воду и медные трубы Великой Войны, буржуазия и социал-демократия решили: хватит с них играть роль пушечного мяса в разборках между монархами и аристократией, и предложили обеим высоким никак не могущим договориться сторонам пройти в сад. Даже для монархов это предложение стало полной неожиданностью, что уж говорить о фигурах помельче. Некоторые монархи достаточно громогласно возмутились. Фридрих Август III Веттин, покидая в 1918 году саксонский трон, с сардонической усмешкой бросил: «Теперь убирайте это свинство сами». Остальные ушли молча. Сохранившиеся поныне малые европейские монархии являются таковыми лишь статусно, а не практически: де-факто это буржуазно-социал-демократические, а не аристократические, как прежде, res publica.

Разумеется, наследники царствующих домов, как и вся остальная аристократия, не пошли торговать папиросами с лотка, — буржуазия покрупнее по-прежнему не может обойтись без монаршего, а социал-демократия — без аристократического консалтинга. Но консталтинг — это не руководство. Взаимное уклонение от обязательств достигло к концу первой половины ХХ века совершенно апокалиптических масштабов. Свято место же пусто не бывает, и на мировую сцену выступил Советский Союз со своим идеологическим сапожищем.

Невероятное по масштабам и с трудом поддающееся осмыслению по интенсивности воздействие идеологической машины СССР привело к тому, что гуманитарные кафедры ведущих западных университетов оказались в буквальном смысле слова приватизированы марксистами всех мастей, от кондовых просоветских коммунистов — солдат Коминтерна до грамшистов и маркузаров пополам с маоистами и троцкистами, разбавленных анархистами, автономистами и бесы их знают кем ещё. Птенцы гнезда Суслова (в его задачи входило руководство идеологической подрывной деятельностью на Западе) к концу семидесятых годов ХХ века уже банально не допускали в академическую среду людей, придерживающихся здравого смысла. Их питомцы, в свою очередь, расползались по общественным институтам Запада, как саркома Коэна (Капоши), поражая оные глубоко и всесторонне. Благодаря тому, что зараза развивалась в условиях довольно свободной дискуссионной атмосферы, её боевые штаммы получились на редкость зубастыми, и вот уже ни один гуманитарный специалист не может получить докторскую степень, не оснастив свои труды марксистскими завитушками, — а уж о том, чтобы получить преподавательскую кафедру и возможность влиять на податливые умы пытливой молодёжи, и речи не может быть: это вам не Совдепия, где достаточно мимикрии в виде регулярных заклинаний, тут всё по-взрослому — требуется искренняя, настоящая вовлечённость. И вот уже выкормыши розовой и откровенно красной профессуры оказываются в большинстве буквально везде — в прессе, в школе, в корпоративном консалтинге, в искусстве и даже в среде естественнонаучных работников! (Всех их вместе едва ли больше вышеупомянутых 10% населения, но очень активны, а их крики слышны отовсюду!) Молодой человек или девушка, осмелившиеся усомниться в абсолютной истинности господствующего нарратива, уже не могут получить полноценного фундаментального образования, — во-первых, потому, что к началу нынешнего века фундаментальное образование как таковое, как система, практически уничтожено, а, во-вторых, потому, что травля идеологических нонконформистов — любимое занятие сусловских выползков, занятие, в котором они достигли высочайшего мастерства. Происходит — на наших глазах — по сути дела, уже произошла — подмена просвещения индоктринацией. Сегодня обрести диплом об образовании — в какой угодно области — без того, чтобы не получить прямо в мозг укол безумных теорий о всеобщей равнозначности культур, о безусловной одинаковости всех людей и т.п., просто-напросто невозможно. Катастрофа случилась: специалист любого профиля в гуманитарном, общеобразовательном плане является продуктом левых идей, а те, кто идеологической накачке по той или иной причине не поддался, остался без образования. Выражусь ещё яснее: красно-левые заблокировали доступ к гуманитарному знанию, без которого невозможна гармоничная личность, просвещённый Homo Sapiens Sapiens, и нонконформистская, не-левая, молодёжь, растёт en masse невеждами, в поисках мировоззренческой опоры копаясь в окаменевшем зигуано мамонта и разводя конспирологическую чепуху. Титанов, способных до всего дойти своим умом, и дойти правильно, по определению немного и не может быть много. Я уже объяснял, что без когнитивной традиции и её несущей структуры, без школы, каковой некогда являлся западный университет в западном городе, невозможно накопление, воспроизводство и качественный рост познания. Всё это сегодня опасно шатается, и шаталы не останавливаются: самовлюблённое страстное погружение в самоненависть, любование собой, раздирающего себе кожу до костей в припадке (вымышленной) самоуничижительной вины — вот с некоторых пор основное занятие западного интеллектуала, в котором он, в своём онтологическом перфекционизме, достигает, извините за каламбур, недосягаемых высот. А что же мы имеем в качестве альтернативы этому самоедству? Вот что:

Если вы скажете, что вас такая «альтернатива» воодушевляет, я, с вашего позволения или без, вам не поверю.

Ещё раз: образование хоть какого-то качества можно получить только в комплекте с левой индоктринацией. Образованный (хоть как-то) — значит, левый. Система набрала инерцию и воспроизводит сама себя. Давление её столь велико, всеобъемлюще и всепроникающе, что вот уже замечательно тонкий и остроумный философ, которого невозможно заподозрить в симпатиях к Мордору в любой из его ипостасей, внезапно начинает петь неуклюжие дифирамбы «концепции исламских финансов» и прямо-таки, не побоюсь этого неологизма, осаннировать на «величие исламской науки», — а стоит высказать по этому поводу осторожное недоумение, срывается в жидоедскую истерику с простынями оскорблений и анальным огораживанием. И это всего-навсего один — малюсенький — пример падения уровня экспертизы, без которой адекватная реакция на вызовы эпохи принципиально невозможна. И нынешняя внезапная озабоченность современных западных элит внезапно же наступившей — как же так, ничто же не предвещало?! — «эпохой постфакта» — она тоже из серии экспертных провалов. Это не лицемерие, как может показаться, лицемерие — всё-таки высокое искусство, — а позорное двоежопие: сначала они усаживали нам на шею и в голову легионы постфактианцев, всяких Конь-Бандитов и Штрёбеле, РАФолюбцев и путинферштееров, а теперь охают и удивляются?! Тьфу!

Синтез

Теперь, когда вы знаете, откуда растут ноги у тёти, решительно покупающей эритрейцу смартфон за свои кровные, вы уже начали, надеюсь, подозревать, что тётя делает это совершенно добровольно и с песней. Её так научили, и она обречена повторять этот трюк снова и снова. Вы догадываетесь, что мелкая наглая тварь, насобачившаяся выстукивать буквы на клавиатуре, и выдающая один за другим перлы «бабы сами виноваты, нечего по ночам без мущины шастать» и «вы, богатые белые эксплуататоры, обязаны подарить каждому беженцу по смартфону с контрактом» не в каком-то вшивом бложике с аудиторией в полтора придурка, а в культовом Huffington Post — никакая не случайность, а закономерность. Вы просекаете, что папаша изнасилованной и убитой Марии Ладенбургер призывает жертвовать на беженцев не потому, что он сам по себе абсолютный злодей, а потому, что его ещё в университете успешно лоботомировали. Вы уже кумекаете, что так называемые судьи так называемого суда так называемой справедливости в Израиле, осудив солдата за то, что тот пристрелил шевелящегося террориста, поступили так потому, что по их глубокому, ставшему второй натурой, убеждению, шахидозный отросток протоплазмы является «личностью» с правами и внутренним миром — ни дать ни взять, прямо человек разумный, а не маленькая злобная жраебагадюка, чей апофеоз существования — убить как можно больше израильтян. И вам должно уже стать страшно, потому что это никакая не теория заговора, не «внешнее управление», не злая воля каких-то конкретных персонажей, которых можно обнаружить, вразумить или уничтожить, а новая сила вещей, преодолеть которую архисложно, если вообще возможно в конкретные сроки с привлечением исчисляемых ресурсов. А когда вы поймёте, что так называемый полюс так называемого противостояния всему этому безобразию намертво обсижен натуральными орками — орбанами, эрдоганами, ДАИШем (запрещённым, но никак не запрещающимся в РФ), лепенихами и кремлёвско-лубянскими бандочекистами, вы твёрдо и бескомпромиссно захотите другой глобус, причём немедленно. Так же сильно, как хочу его я.

Что делать

Означает ли сказанное выше, что нужно заворачиваться в простыню и ползти на кладбище? Нет, нет и ещё раз нет. Во-первых и в-главных, это не наш метод. Делай, что должен, и да случится, чему суждено, — другого глобуса у нас нет и вряд ли мы до него когда-нибудь доберёмся, если поднимем лапки сейчас. Не обязательно здравый смысл победит, меня давно не покидает чувство, что как минимум однажды он уже потерпел неудачу, — но вот, «я стою здесь и не могу иначе». Поэтому продолжаю думать и говорить, даже если это чертовски трудно, даже если не все слышат или хотят услышать. Сколь бы малочисленны и разобщены мы не были, нет никакой гордости, никакой чести в том, чтобы опустить руки, чтобы умолкнуть. Наша судьба — идти по лезвию бритвы, сохранять хладнокровие и служить единственной «святой троице», достойной служения — Разуму, Просвещению и Свободе.

Так что заголовок — вовсе не панический вопль, а спокойная констатация. Некуда бежать. Незачем бежать. Позор — не для нас.

Пусть это станет нашим кредо.

Originally published at Ardet Verbum. You can comment here or there.