Пассажир загадочных поездов
Вот пугают всех вулканом: Европа превратилась в средневековый карантинный лагерь - самолёты, дескать, не летают, и даже гимнасточки вынуждены косточки свои несформированные по автобанам парить... А вот в конце века девятнадцатого, железного, не было еще таких аэропланов.
И автобанов не было.
А ведь всё равно катаклизмы случались.
И не понять какие хуже. Или те, из-за которых гимнасточки по автобанам парятся, или те когда ширнармассы косяками гнали в лагеря...

...Никогда в своей сравнительно короткой жизни Владимир Ленин не свершал таких фантастических пируэтов во времени и пространстве, как в том году, который расколол человечество на два непримиримых лагеря. Началось с «пломбированного» вагона из Германии, подкрепилось чухонскими паровичками и триумфально завершилось маршрутом секретного поезда, который переместил совнарком из Петрограда в Москву.

«Кто был он? – Вождь,
земной Вожатый народных воль,
кем изменен путь человечества,
кем сжаты в один поток волны времен».

Мнение многих выразил Валерий Брюсов в январе двадцать четвертого, когда работный люд навзрыд оплакивал вождя. А тогда – в марте семнадцатого – еще ничего, казалось бы, не было решено. Ленин прозябал в сонном Цюрихе. Ему было сорок семь и он уже десять лет не был в России. Вроде бы жизнь прошла мимо... Будни скрашивала Инесса Федоровна Арманд – с нею ему было интересно общаться.
Как вдруг... Словно током ударило – газетная заметка хроникера: в Петрограде революция, царь отрекся, власть покоится на двух стульях, даже, можно сказать, на трех – полуменьшевистский Совет и шаткое межеумочное правительство – да и что с него взять? – оно ведь Временное.
Заволновался Ильич, шансы сами напролом лезли в руки. Оставался пустячок – добраться до России. А как? Война кругом, враждебное России окружение. Варианты с глухонемым шведом через Швецию как-то вмиг отпали. Крупская бранилась: «Какой ты глухонемой! Приснятся ночью меньшевики, да как начнешь их в голос ругать по-русски...». Оставался путь через Германию. Но опять же – как? А между тем два финансовых ловчилы Гельфанд и Фюрстенберг, известные, впрочем, скорее под псевдонимами – Парвус и Ганецкий – смогли вступить в вербальные сношения с германским генеральным штабом (а он особо и не сопротивлялся, ибо все просчитал) и вопрос был в одночасье решен. Кайзер Вильгельм II сообщал рейсканцлеру фон Бетман-Гольвегу: «Я бы не стал возражать против просьбы эмигрантов из России... если бы в качестве ответной услуги они выступили за немедленное заключение мира». Немцы не скрывали радости: фортуна теперь поворачивалась задом к России. Отдавая «предпочтение крайним элементам» германские дипломаты были всерьез уверены, «что через какие-нибудь три месяца в России произойдет значительный развал и в результате нашего военного вмешательства будет обеспечено крушение русской мощи».
Короче: тайну блюли обе стороны – и германские политики, и русские революционеры. Все делалось через подставных лиц, и многое превращалось в секрет.
27 марта в 15 часов от вокзала в Цюрихе отошел тот поезд. Ленин и Крупская, Зиновьев и Лилина, Арманд, Сокольников, Радек – всего тридцать два человека разместились в комфортабельном спальном вагоне с персональным поваром. Плюс к тому – дипломатическая неприкосновенность. Разумеется, не было никаких пломб. Но соблюдался так называемый принцип экстерриториальности. Чины немецкой полиции не имели права, например, заходить в купе, но и русские революционеры не могли на остановках покидать вагон. Выручал Фриц Платтен – швейцарский социал-демократ. Он выходил на станциях за пивом и снедью. Заодно приносил газеты.
Историки оценили стоимость вагона – несколько пехотных корпусов. С немецкою пунктуальностью и неизбежностью хода швейцарского хронометра поезд неумолимо двигался к цели. Промелькнули за окнами Готмадинген, Штутгарт, Франкфурт-на-Майне, Берлин, Штральзунд, Зосниц... О немецкая земля, ты уже за холмом!
В Стокгольме Ленина приветствует бургомистр, в отеле «Регина» устраивается банкет в честь большевиков. Гениальное провидение не подводит Ленина: он на полдороге к цели, главное – не упустить шанс. Дается телеграмма в Петроград сестре Анне: «Приезжаем понедельник вечером сообщите Правду Ульянов». С этой телеграммой Анна Ильинична пошла в особняк Кшесинской. Дальше – хрестоматийная классика: броневик, Финляндский вокзал, орда встречающих...
Уже на станции Белоостров – пограничной с Финляндским княжеством – Ленина восторженно приветствуют в вагоне. На перроне Финляндского вокзала почетный караул кронштадтских моряков. Царские комнаты вокзала, а на брусчатку уже выруливает броневик – английская учебная машина «Остин» - спаренное рулевое управление, словно символ двоевластия в России... Два часа семнадцать минут заняла у водителя Мирона Огоньяна короткая дорога по Большой Дворянской улице - до дворца Кшесинской. Ленин выходил из машины, здоровался с людьми и всякий раз повторял: да здравствует социалистическая революция.



В эйфории победных мгновений летели дни. В деяниях Ленина меньше всего было легкомысленного авантюризма, его идеи становились опасны властям. (Как тут не вспомнить высказывание английского писателя Айвора Монтегю: «Его наследие не архив, но – арсенал!»). После июльских событий – провала наступления на фронте, расстрела демонстрации в Петрограде, краха двоевластия, Ленин удаляется в стодесятидневное подполье – тут уже раздолье творцам социалистической мифологии: шалаш в Разливе, забинтованная щека, ночевки в конспиративных убежищах... А дело было и впрямь серьезно. Впоследствии один из военных руководителей Временного правительства вспоминал, как офицер, отправляющийся для поимки Ульянова в Териоки, спросил его, в каком виде доставить этого господина – живым или мертвым. Отвечал ему начальник с улыбкой, дескать, арестованные часто делают попытку бежать...
Ленин после многих перемещений по Питеру оказался на Песках невдалеке от Смольного, еще не подозревая, какой триумф там будет ему уготован осенью. На квартире Сергея Яковлевича Аллилуева, что на 10-й Рождественской, неоднократно собирались совещания большевистского штаба: что делать. Решили – временно покинуть Петроград и укрыться близ финской границы. Финляндия, хотя и входила формально в состав России, обладала некоторой долей автономии: свой сейм, своя конституция, пограничная стража и полиция). В ночь на 10 июля квартиру покинули Ленин и Аллилуев. Провожал их Вячеслав Иванович Зоф, рабочий Сестрорецкого оружейного завода. Сопровождал – постоялец Аллилуева Сталин.
Шли ночными набережными чуть не десять верст, вдоль Большой Невки, к воспетым Блоком Островам («Ночь теплая одела острова, взошла луна. Весна вернулась. Печаль светла. Душа моя жива. И вечная холодная Нева у ног сурово колыхнулась»). И там на берегу далекой от идиллии реки поджидал путников рабочий Сестрорецкого завода Емельянов. Николай Александрович повел Ленина к Приморскому вокзалу – ныне не существующему. С того вокзала плюхали неторопливые паровички, объезжая дачную местность, доставляя мастеровой люд – сестрорецких оружейников в поселок Разлив, где они работали и жили на берегу искусственного озера.
Тридцать верст – а поезд шел долго. Ленин сидел на подножке вагона. На одной из остановок в вагон зашел полупьяный офицер. Закурил и наклонился к Ленину, пытаясь при свете спички разглядеть его лицо. Ленин притворился спящим и низко наклонил голову. Колесо Истории не остановилось.
Давно уже большевистскими легендами обросло это поистине романтическое путешествие. Скрывали, что с Лениным скрывался Зиновьев, замалчивали, что новая власть всласть отблагодарила спасителей Ленина – кого в тюрьму, кого к расстрельной стенке. Так или иначе – до августа таился вождь на сенокосе у озера. Там и впрямь неуютно. Один мой приятель - охотник - как-то заночевал в этом шалаше (конечно - муляжном) и долго плевался, что набрался блох. Я сразу не уточнил - кто набрался этих блох - он сам или его собака?
А тогда в семнадцатом стало холодать, укрыли Ильича в Финляндии – Ялкала, Гельсингфорс, Выборг... В Выборге Ленин жил в рабочем пригороде – на квартире журналиста Юхо Латукки. Оттуда он 7 октября уехал в Петроград.
На этот раз в сопровождении верного телохранителя Эйно Абрамовича Рахьи Ленин добрался до Райволы (теперь – Рощино). Оттуда курсировал до Финляндского вокзала в Питере дачный поезд. Машинист был свой, проверенный. Гуго Эрикович Ялава уже не раз выручал большевистских деятелей. С ним уже однажды ездил и Ленин. У станции Райвола Ленин и Рахья скрывались в кустах, пока не подошел поезд. Ленин поднялся на паровоз, ему предстояло разыграть роль кочегара. Тронулись в путь. На пограничной станции Белоостров проверяли документы у пассажиров. Но Ялава не мог допустить, чтобы охрана приблизилась к локомотиву. Он отцепил паровоз от поезда и погнал его на водокачку, там и стоял до пор, пока кондуктор не дал сигнал к отходу. На станции Удельная Ленин и Рахья спешились – это уже было предместье Петрограда. Условия конспирации требовали предельной осторожности – могли бы ведь еще проехать до станции Ланская, возле которой на Сердобольской улице, на квартире Маргариты Фофановой Ленин и проживал вплоть до похода на Смольный.
Впоследствии этот паровоз № 293, на котором Ленин в семнадцатом году в качестве кочегара, приближался к штабу восстания, был отыскан в Финляндии, отреставрирован, подарен правительством Кекконена Советскому Союзу, да так и хранится с тех пор на Финляндском вокзале, рачительно укрытый стеклянным футляром.
А Ленину после 124 дней в Смольном предстоял еще один таинственный маршрут – на поезде № 4001 – до Москвы, в марте восемнадцатого года. И есть еще одна железнодорожная реликвия, связанная с жизнью и судьбой Ильича – траурный поезд, на котором был доставлен гроб из Горок в Москву в январе двадцать четвертого года.

«Мир прежний сякнет, слаб и тленен;
Мир новый – общий океан, -
Растет из бурь октябрьских: Ленин
На рубеже, как великан».

Людское горе искренне отобразил Поэт (Брюсов). Но вот как оценил деяния вождя Мыслитель:
«Революция была срывом в духовную пропасть, религиозным оскудением, патриотическим и нравственным помрачением русской народной души. Не будь этого оскудения и помрачения русская многомиллионная армия не разбежалась бы. Ее верные и доблестные офицеры не подверглись бы растерзанию... Ленин и его шайка не нашли бы себе того кадра шпионов и палачей, без которого их террор не мог бы осуществиться; народ бы не допустил до избиения своего духовенства и до сноса своих храмов; и белая армия быстро очистила бы центр России...»
Теперь – с высоты времени – трудно не согласиться с этим выводом Ивана Ильина, «помрачение народной души» было и впрямь катастрофой. Но что ж теперь-то быть охотником на убитого медведя, худшее позади, сделаем ли вывод из уроков?
Хорошо хоть утихомирились барабанные публицисты и их трескотня не раздражает думающее сословие – можно включать утюг и даже телевизор. Есть в судьбе народов гении и демоны, умный человек разберется, теперь это просто, что к чему.
Революции это и впрямь – локомотивы истории. Вопрос лишь в том – на какой путь выводят нас стрелочники – на магистраль или в тупик?
Давайте и об этом подумаем. Глядя на мемориальный ленинский паровоз.