Коротко и неясно (переменная облачность, умеренные осадки)
(ещё о турецкой погоде и турецкой еде, особенно для gasterea@lj)

Дождь в Стамбуле был по-кошачьи мягок и тёпл. За четыре дня, вернее, за три с половиной, ещё вернее, за три дождливых дня я ни разу не раскрыла зонт.
Напрасно в сумке singolare@lj томились два невостребованных.
Напрасно старались уличные зонтоноши.
Когда дождь кончается, они проходят переквалификацию.
Продавцы зонтиков становятся продавцами коробочек неизученного назначения.
Бритвы? Жевательная резинка? Батарейки? Что может оказаться столь же необходимым для пешехода, когда прояснится, сколь необходим ему зонтик в дождь - в согласии со всеми законами здравого смысла? Сие осталось тайной за семью печатями, равно как и оные законы.

Поэт Рами Дицани когда-то развивал идею, что все блюда делятся на две категории: crunchy и chewy, а соответственно, и люди делятся на тех, кто предпочитает crunchy, и тех, кто предпочитает chewy. Мы не раз вспоминали Рами в этой поездке. Немудрено, что по возвращении мы обнаружили его сообщение на автоответчике: «Я давно вам не звонил, - говорил скрипучий медлительный голос, - года два... Хотел узнать, как вы поживаете... Вы, конечно, не обязаны мне отвечать...»
Он, конечно, не оставил своего телефонного номера.
Не помню, к какой категории причислял себя Рами. Турки безусловно принадлежат к жевунам.
Кто принадлежит к грызунам, мне сейчас не приходит в голову, да это и не столь важно, ведь речь о турках, нации рахат-лукума, да простят они мне сие обобщение – я так люблю рахат-лукум!

Лукум с финиками, с фисташками, с фундуком, миндалём и грецкими орехами, с корицей, гвоздикой, кокосом, лимоном и медом и, наконец, чтобы у вас отпали последние сомнения, лукум с мастикой... Всем излишествам я предпочту классический розовый и только изредка и для контраста - мятный. Халкум, называют его на иврите (халак – гладкий). Шалом алейхем! - Алейкум селям! Рахат лукум! – Лукум рахат!
Для гладкости произнесения зову его – лукат.



Впрочем, на иные гастрономические излишества мы не особо рассчитывали.
Путешествуя с претензией на - пусть условное, но всё же - соблюдение законов кашрута (а не здравого смысла), мы привыкли для гладкости объяснять свои гастрономические сложности вегетарианством.
- Откуда вы? – спросил меня торговец шалями на Египетском базаре.
- Из Иерусалима.
- А, так вы вегетарианцы! – радостно закричал он. И на мой согласный кивок добавил удивительное:
- Я тоже!
Симит под дождём на набережной Долмабахчи – способен надолго заменить мне стол яств и дом. Тем более, что в ушах звенят заливистые рассказы соседки Ханы-из-Курдистана – «Такого дворца, как в Стамбуле, нигде не найти! Дворец Долмабахчи – всем дворцам дворец!» - словно бы из дому и не уезжали.
Айран и гуль-бурек – розочка с шипами со шпинатом даёт максимум потребных для путешественника экзотических кулинарных переживаний. А уж коли за ними последует миндальный пудинг и чай в стаканчике с узкой талией, то большей турецкой услады душе не снести.
singolare@lj, однако, придерживается других взглядов на сей счёт, и потому мы последовательно опробовали четыре ресторанчика (чайханы не в счёт), первый из которых представлял собой типичный турецкий общепит и оставил недобрую память по себе и покойной макрели, второй скомпрометировал турецкую любовь к баклажанам, подав сей благородный овощ полусырым, третий оказался греческим и, помимо сертаки, гордо предлагал посетителям восхитительный греческий сырный салат с орехами, четвёртый же, как выяснилось, принадлежал ирландке.
- Do you speak English? – со слабой надеждой спросили мы хозяйку «Времен года» («Four seasons»). Luckily, she did and she does и после краткого обсуждения блинчиков она порадовала нас сообщением, что их могут приготовить не с мясом, а с овощами, и, пока мы дожидались обещанного, водрузила на наш стол многообразные закуски и имам-баялды, который как мы с сожалением обнаружили, не подают в Стамбуле на каждом углу вообще и на каждый гостиничный завтрак в частности.
Когда, уже после блинчиков с грибами, морковью, шпинатом и иерусалимским артишоком (что было особо оценено нами, как тонкий дипломатический ход), к нам подкатили сервировочный столик в два этажа, уставленный дессертами, мы только и сумели, что выдохнуть своё «Thank you, it’s too much». Просидев ещё с четверть часа в надежде на вакансию для petit птифура, поразглядывав развешенные на стенках карикатуры (одна из них изображала расхищение турецких туристских аттракций иностранцами) и послушав переговоры хозяйки с поставщиком («This year I need three trees for Christmas»), мы собрались с силами и расстались со всеми «Временами года» разом. Назавтра мы улетали из пост-идель-фитерного и предрождественского Стамбула в затянувшийся внесезонный хамсин Иерусалима. Дождь кончился.