Мотя! тебе не хочется покоя...
Прочитал в ленинградских газетах, что тамошние журики справляют юбилей Моти Фролова. Это была глыба! Он затащил нас всех в кружок репортеров «Шариковая ручка». Мы все тогда были ничтожествами (а может быть, ими и остались), и он собирал нас в великокняжеских гостиных, скажем в Николаевском дворце, а потом и в особняке Сухозанета (Невский, 70), где отворился дом журналиста.

Зажигал Сидоровский на фортепьяно ("Мотя! тебе не хочется покоя...),пели, орали, шутили, смеялись… И Матвей Львович был неистощим на выдумки и оптимизм. Помню, Резник, например, пришел и первым делом извинился, что специально никаких стишат для нас не подготовил. И не было там никакой дискриминации, снобизма не было, скажем, мы вовсе были тогда начинающими, но нас всегда зазывали на эти сборища… Конечно все держалось на Матвее! А ведь он был мэтром – собкором Гостелерадио – с черной «волгой», корпунктом, ассистентом, который носил за ним репортерский магнитофон… Другие равные ему по рангу начальнички не снисходили до таких посиделок с чернильными кули. Как-то он собрал нас на юбилей – десять лет вроде б было этой «Шариковой ручке», я организовал в двух многотиражках, где работали знакомые ребята парочку хвалебных «некрологов», одну назвали «ручка с шариком», ну, хоть хорошо, что не… ручки Шарикова. Я показал газеты Матвею Львовичу – он осторожно отреагировал – без восторга. Он-то знал все эти подковёрные игры – был запросто вхож в коридоры Смольного – и мы-то и не представляли, как непредсказуемы были тамошние упыри!
Я рад, что был в этой жизни такой отрадный человек. А сейчас еще и прочитал в питерских газетках, что он начинал с газеты «Ленинские искры».
Ба! Так ведь и я там ошивался

В первый раз я напечатался в пятом классе – это был 1956 год. Нас с Вовой Альтшулером отрядили в деткоры «Ленинских искр». Выдали по фирменному блокноту (хранится поныне), призывали на всяческие занятия. Была экскурсия по типографии Володарского. Потом приходила дрессировщица Назарова с дрессировщиком Константиновским. Они привели тигра (небольшого) и он лежал на канцелярском столе. У дрессировщика Константиновского на боку болтался револьвер. Он в любую секунду был готов застрелить тигра или еще кого-нибудь. Кажется, у него был шрам. Шарм! Еще выступал корреспондент Александр Иванович Цветов: он сказал, что не надо допускать, чтоб одно и то же слово повторялось на странице несколько раз и что не следует начинать заметки словами «В нашем классе» или «В нашей школе».
После этого хотелось писать.
Тем не было. Ну не было тем. А на подходе был Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве. И тогда я сочинил заметку «Мы тоже готовимся», где говорилось о том, что каждый день в пионерской комнате визжат рубанки и пилы, стучат молотки. Это пионеры готовят стенды навстречу грядущему фестивалю, чего-то там еще изготавливают как подарки к фестивалю.
Заметка была опубликована не просто с подписью, но и с указанием – через запятую, должности – ученик 5 «Б» класса 215-й средней школы. В этой заметке было строк тридцать и все, кроме подписи, было враньем. Самое смешное, что никто мне на это не попенял – даже в школе. Только Вова Альтшулер изгалялся. Мы шли по Литейному и он хохотал натужно.
– Пушкин! Автор! Александр Сергеевич!
Конечно, он завидовал. Ведь это не ему, а мне довелось сделаться сочинителем многосоттысячнопротиражированной заметки «Мы тоже готовимся».