«Загадка» железного феникса

Еще секунда - и истукан зависнет на чекистском крюке...

И вот…
«Памятник Дзержинскому необходимо вернуть на Лубянскую площадь в Москве - с соответствующим предложением на заседании Госдумы выступили представители КПРФ и ЛДПР. По словам члена фракции Либеральных демократов Сергея Абельцева, в стране есть памятник Плавленому сырку, а символа правопорядка не существует. Первый вице-спикер Госдумы Олег Морозов предложил депутату, которого, кстати, поддержали некоторые представители КПРФ, подготовить текст соответствующего протокольного поручения Комитету по культуре. Он, в свою очередь, сможет поставить этот вопрос перед правительством Москвы». (Полная версия: http://echo.msk.ru/news/642216-echo.html). При этом грызловский местоблюститель по фамилии Морозов отказался почтить память усопшего Е. Гайдара, хотя тот и Голиков...

Из-за чего сыр-бор? А все – только потому, что властная алчность неистребима в отдельно взятом статистическом ничтожестве, и всегда так люто радует нетопырей возможность давать указания и расставлять фигуры на воображаемой шахматной доске, а для непокорных всегда отыщется либо нужная статья закона, либо под ее сокровенным прикрытием застенок и расстрельный подвал.


Ох, не выдернута из нашей гранаты опрометчивая чека – чекистским крюком оправдывают необходимость сохранения в первозданном виде тайной полиции.
В девяносто первом году москвичи, опьяненные свалившейся им на головы свободой, снесли на Лубянской статую «Железного Феликса», как символ осточертевшего режима. С довольно странной подачи мэра в годовщину со дня рождения председателя ВЧК возник вопрос о восстановлении изваяния, вновь пробудивший интерес к личности оригинала. В учебниках по системному анализу повторяется изящное исследование личности Наполеона от кровавого диктатора до гениального перестройщика Европы. Дзержинский, разумеется, не Наполеон, однако как и всякая историческая личность требует внимательного изучения.
11 сентября этого года исполнилось 132 года со дня рождения Феликса Эдмундовича Дзержинского, личности явно неоднозначной, имеющей как почитателей, так и противников. С одной стороны, он многое сделал для развития только-только зарождающегося государства, но зверства ВЧК, председателем которого как раз был «Железный Феликс», кладут известную тень на светлый облик верного рыцаря революции. Так кто же он - «человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками», памятник которому снесли в дни сладостного упоения свободой и вседозволенностью, в то время как его портреты до сих пор украшают кабинеты чиновников силовых структур?

...События, предшествовавшие рождению Феликса, были достаточно скандальными и загадочными. Эдмунд Дзержинский - мелкопоместный дворянин - служил учителем гимназии в Таганроге. Неведомы перекрестки людей: любопытно, что среди его учеников был Антон Чехов.(Кстати, отец Керенского директорствовал в симбирской гимназии, где обучались братья Ульяновы - бывают, да, странные сближенья...). А попал в Таганрог Эдмунд по «романтическим» причинам: уехал подальше от греха, точнее, спасаясь от гнева тестя, профессора Янушевского, после того, как, соблазнив его дочь, тайно на ней женился. Елене, так звали суженую, и выпала честь стать матерью рыцаря революции.
Учился Феликс плохо, чему, возможно, способствовало бедственное положение семьи, однако, преуспел в семейной лингвистике - владел тремя языками: русским, польским и еврейским. Отец его вскоре умер, и мать осталась одна с восемью детьми на руках.
Еще в гимназии Дзержинский вступил в социал-демократический кружок в Вильно и на горе Гедиминаса (прямо как Герцен с Огаревым в одном лице) поклялся посвятить жизнь борьбе со злом и несправедливостью. В 1894 году Дзержинский был принят в литовскую социал-демократическую группу, чрезвычайно увлекшись идеями марксизма. Вместе со своими единомышленниками он поклялся «бороться со злом до последнего дыхания». Ну, чем не рыцарь? Вскоре он уже стал одним из самых активных деятелей Виленской партии литовской социал-демократии. Юный рыцарь с чистыми пока руками организовывал забастовки, распространял листовки, агитировал. Это не осталось незамеченным - его исключили из гимназии.
Но идеологические союзники не оставили юного героя и в 1895 Дзержинский стал членом Социал-демократии Королевства Польского и Литвы (СДКП и Л).
К девятнадцати годам Феликс Дзержинский выковался в профессионального революционера, однако для полноты образа не хватало ореола мученика от царского режима. Наконец, за революционную деятельность в 1897 году Дзержинского сослали в Вятскую губернию. Этот арест открыл новый этап жизни: репрессии, тюрьмы, каторга. В общей сложности он провел в заключении одиннадцать лет - столько же, сколько обучался в гимназии. Сравнение тюрьмы с гимназией здесь вполне уместно в том смысле, что именно тюрьма превратила из романтичного юноши, раздающего клятвы, в «Железного Феликса», сформировала как личность, стала его истинной «гимназией». Примечательно и то, что находясь в тюрьме, он придумал и отшлифовал до совершенства правила обыска заключенных! Кстати, этот этап жизни несгибаемый марксист описал в автобиографической книге «Дневник заключенного», вышедшей много позже, в канун пятидесятилетия советской власти.
Февральская революция застала Дзержинского в Бутырской тюрьме. Ликующие трудящиеся (многие себе на голову) незамедлительно его освободили, и он с головой ушел в борьбу за создание на Земле самого справедливого общества. С этой целью осенью 1917 года он уже как член Военно-революционного комитета оказался в Петрограде, приложив немало усилий для свержения Временного правительства.
Но все эти успехи Ланцелота революции, которые пока вполне рыцарски-романтичны, отходят на второй план, после того, как 7 декабря 1917 года Совет Народных Комиссаров принял решение создать Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Председателем этой комиссии и стал «товарищ Феликс», который, по заверениям соратников, сам изъявил желание быть избранным на эту должность. К поиску соратников по ВЧК Дзержинский подошел с особой тщательностью и вкусом. Лацис, Петерс, Кедров, Бела Кун – эти замечательные герои революции безошибочно видели в каждом гражданине потенциального саботажника или контрреволюционера. Власть ВЧК, которой Дзержинский руководил до конца жизни, была безгранична, ей предоставили абсолютную свободу действий. Глава ведомства уверял: "ЧК - не суд, ЧК - защита революции: ЧК должна защищать революцию и побеждать врага, даже если меч ее при этом случайно падет на головы невинных". С февраля 1918 года ВЧК стала уникальной, вероятно, единственной в истории человечества службой, объединившей функции слежки, ареста, следствия, прокуратуры, суда и исполнения приговора, словом, кровавым колесом красного террора.


Скромненький кабинетик Феликса Эдмундовича на Гороховой,2 в б. Петрограде.

Вместе с левыми коммунистами - Троцким, Иоффе и Крестинским - Дзержинский выступал против заключения Брестского мира, но считал невозможным для партии отставку Ленина: именно его голос сыграл решающую роль в принятии ленинской резолюции.


Фрагмент картины Сергея Присекина "Вся власть советам!" (1988 год).

Но не всегда соратники понимали друг друга. Был случай, когда Ленин и Дзержинский не договорились о партийной семантике: Владимир Ильич поставил под списком заключенных крестик, свидетельствующий, что он этот список просмотрел, а Феликс Эдмундович суть этого крестика не совсем правильно уразумел. Расстрелянных по тому списку - за одну ночь! - было 1500 (ОДНА ТЫСЯЧА ПЯТЬСОТ!) душ, но кто ж за такую мелочь попеняет преданному делу большевику?

Подобные казусы и способствовали созданию образа Дзержинского как душегуба-человеконенавистника, хладнокровно убивающего сотни и сотни ни в чем неповинных людей, но стоит ли нам делать поспешные заключения о том, как рыцарь перековался в палача? Послушаем людей во всех отношениях достойных и известных. Сохранились воспоминания о «Железном Феликсе» Николая Бердяева, которого Дзержинский допрашивал, и «…произвел впечатление человека вполне убежденного и искреннего. Думаю, - продолжал Бердяев, - он не был плохим человеком и даже по природе не был человеком жестоким. Это был фанатик. По его глазам, он производил человека одержимого. В нем было что-то жуткое... В прошлом он хотел стать католическим монахом, и свою фанатическую веру он перенес на коммунизм». А вот впечатление о Дзержинском наркома торговли и промышленности и наркома путей сообщения Красина: «Ленин стал совсем невменяемый, и если кто-то имеет на него влия-ние, так это только «товарищ Феликс». Дзержинский еще больший фанатик». Чекист Лацис утверждал, что у его товарища «единственной дамой сердца была пролетарская революция». Что верно - то верно: со своей подлинной семьей «Железный Феликс» в общей сложности провел меньше времени, чем с тем же Лацисом. А вот отрывок из дневника Дзержинского: «Я всей душой стремлюсь к тому, чтобы не было на свете несправедливостей, преступлений, пьянства, разврата, излишеств, чрезмерной роскоши, публичных домов...». Предыдущие господа и товарищи не оставляют нам и грана сомнения в искренности этих слов.
И вот истаивает в сознании образ заплечных дел мастера – лишь ангел, свято верующий в светлое будущее и в своих помыслах руководствуется вовсе не собственными интересами, а желанием помочь человечеству «очиститься от грязи современной жизни», как признавался он сам себе в том же дневнике. Разумеется, человек с такой неколебимой верой, которую не сломили одиннадцать лет тюрьмы, станет сметать все на своем пути для достижения святой цели.

Работа в ВЧК хоть и была основной, но отнюдь не последней вехой в жизни рыцаря-палача. Впрочем, в 1918 году, из-за скандального убийства немецкого посла, в котором был замешан Дзержинский, председатель чрезвычайной комиссии порывался оставить свой пост. В 1921 году партия снова назначает его председателем, правда, на этот раз специальной комиссии - по борьбе с детской беспризорностью, и верный рыцарь революции все силы отдает новой стезе. Вот уж когда его хлещущую через край энергию направили в нужное русло! Тут же - как грибы – появляются детские дома с трудовыми коммунами. Достаточно напомнить, что знаменитая коммуна Антона Макаренко носила имя Дзержинского, и именно там выпускались фотоаппараты «ФЭД»... В том же году Феликса Эдмундовича назначили наркомом путей сообщения. И здесь он оказался на высоте, сумев с максимальной рациональностью наладить поставки продовольствия в районы, где наиболее свирепствовал голод. Одновременно с этими обязанностями Дзержинский участвовал в многочисленных полезных комиссиях и обществах: был членом президиума Общества по изучению проблем межпланетных сообщений, председателем комиссий ВЦИК по улучшению жизни детей и по улучшению жизни рабочих, являлся одним из создателей общества "Динамо" и инициатором основания Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев...
После смерти Ленина (кстати, если бы не Дзержинский, не было б сейчас на Красной площади никакого мавзолея), Дзержинский - новый председатель, теперь уже Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ). Должность завидная - под его контролем оказалось фактически все народное хозяйство страны. И здесь он тоже не ударил в грязь лицом, пытаясь по-социалистически перестроить государство, причем, ратуя за прекращение давления на крестьян. Остается только гадать, в какой еще ипостаси мог проявить себя «Железный Феликс», однако 20 июля 1926 года, после выступления на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), Дзержинский скоропостижно скончался. Не выдержало сердце.
Похороненный у Кремлевской стены, «Железный Фе-ликс» по указанию Сталина был причислен чуть ли не к лику святых. Светлый образ рыцаря революции должен был вдохновлять новые поколения на подвиги во славу любимой отчизны. После распада СССР, когда разоблачать и ругать все, чему преклонялись раньше, сделалось правилом хорошего тона и общественной модой, Дзержинский вмиг превратился в кровавого зверя.
Сегодня, даже бесстрастно взвесив все «за» и «против», непросто разобраться в этой сложной личности, чтобы составить мнение на тот счет, кем же был Феликс Дзержинский - рыцарем или палачом. Представители старшего поколения, утомленные годами реформ и с нежностью вспоминая младые годы, твердят: да, ошибки были, но «бойцы ленинской гвардии искренне верили» в то, что делали все для блага народа. Возможно. Но также «искренне верили» крестоносцы (рыцари!), совершая походы за Гробом господним, «искренне верят» фундаменталисты, направляя самолеты в небоскребы Нью-Йорка, «искренняя вера» в мудрость фюрера, заботящегося о благе фатерланда, катила на Восток «ролики» Гудериана.

Вообще любое беззаконие и грабеж легко прикрывать идеологией «искренней веры», только вот никому почему-то не хочется оказываться в горящем небоскребе или в том самом списке, на котором вождь мирового пролетариата опрометчиво поставил крестик.