|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2010-11-26 01:58:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Глинка. Шопен. Чайковский. Бородин. ИСО. Петренко. Луганский
Мы сегодня были без машины, поэтому пришли чуть раньше, было время неспешно пройтись по фойе, рассмотреть зрителей и то, как они собираются к началу.
И как кошки, коих в Тель-Авиве несметное количество, собираются у проходных концертного зала, точно завзятые меломанки и смотрят загадочно на контролёров, будто бы просят их пропустить к началу.
Особенно усердствовал, кстати, чёрный кот... Их, чёрных, перестаёшь здесь бояться; так их буднично много. Устаёшь делать внутреннюю стойку. Расслабляешься.
Сегодня было много молодёжи, даже в военной форме; публика была менее праздничной, всё-таки, будний день, однако, всё такая же простодушная, эмоционально заряженная, активная.
Дирижирующая, подпевающая (!), пританцовывающая вслед за дирижёром Петренко; мобильный, таки, случился. Но между частями, таки, не хлопают.
Мы решили дать Николаю Луганскому второй шанс. Первый он практически завалил, тем не менее, на исполнителе нельзя ставить крест; поэтому мы и пошли на шопеновский Первый концерт для фортепиано с оркестром дубль два.
Чтобы, например, посмотреть когда на этот раз закончится фортепианный полёт со-общения и начнётся автопилот, раньше или позже, чем неделю назад?
Но концерт начался с прелюдии Глинки к "Руслану и Людмиле", которую Петренко продирижировал с большим юмором, пробравшись через неё кролем; он так махал, комиковал и пританцовывал (как танцующие евреи - есть такие фигурки танцующих музыкантов, так вот так), давал спивакова, уводя звучание в стилизацию, стилизованность.
Точно так же во втором отделении сыграли и сюиту из "Щелкунчика", точно это уже даже не балет, но "Детский альбом".
Сидели мы на этот раз в партере в опасной близости от сцены, из-за чего духовые стали выходить на первый план, раскладывая звучание оркестра на группы - так гранат раскалывается по линиям групп зёрен. Духовые, и медные и деревянные, здесь, конечно, выдающиеся - при вскрытии симфонической тушки они не вычленяются аккуратным хребтом без мелких косточек.
Конечно, у слушанья в партере свои особенности - музыка звучит здесь "передним планом".
Крупный помол показывает ход коллективной работы, а так же вскрывает структуру исполняемого произведения.
И, надо отдать должное, Израильский симфонический звучал слаженно и плавно, без привычных русскому слуху шероховатостей русских оркестров, выдавая ровно столько, сколько надо. Не больше и не меньше.
За весь оркестр отдувался Кирилл Петренко, отдаваясь звучанию на растерзание. Очень пластичный и гуттаперчевый оказался мужчина. Пружинил и снова плыл...
На финал приберегли "Половецкие пляски", исполненные на одном дыхании, с постоянным форсированием звука.
Вот что важно: ИСО не даёт открытого звука, замкнутые на себе форте и пиано неважно расходятся на полутона и оттенки, завариваясь внутри самого себя. Хотя, возможно, всё это, повторюсь, особенности акустики. Но высоких ощутимо не хватало.
Как и понимания русской музыки, подаваемой здесь деловито, без слезливости и порывов как ещё одну музыку. Де, есть немецкая, скажем, или польская, а есть русская. Может быть, и близкая многим сидящим в зале по стране происхождения, но такая же далёкая, как заснеженные просторы далеки от ноябрьского бархатного сезона.
Стилизация и игровое подход, выбранный расшалившимся Петренко, задают сразу несколько степеней отчуждения, делая звучащие произведения камерными, едва ли не игрушечными; передавая отношение ты не додаёшь эмоциональности.
Хотя, конечно, кто за чем ходит - поплакать, почувствовать или же последить за тонкостью ума и особенностями интерпретации.
За последней было интересно следить в работе Николая Луганского.
Если на прошлом концерте график его игры шёл как бы под углом 45 градусов всё вниз и вниз, пикируя куда-то под сцену, откуда в перерыве поднимают его рояль, то сегодня пианист добавил задумчивости и размышлизмов, отлично откатав первую, наиболее монументальную часть; хорошо сыграв вторую и вытащив третью с помощью оркестра.
Ведь если прошлое исполнение Шопена "диктовал" он, уводя оркестр (особенно к финалу) куда-то в свою сторону; теперь, сколько-то концертов спустя (тур по городам Израиля подходит к концу), дирижёр и солист нашли чаемый баланс и сегодня в танце вёл Петренко.
И это вышло исполнению только на пользу, хотя вряд ли следует рассматривать сотворчество Луганского и Петренко как противоборство; тем более, что в тот момент, когда Кирилл заводит постмодернистские пастиши, Николай играет на тверёзом серьёзе, намеренно запаздывая с оттяжкой на какие-то микроны, и, таким образом, создавая пространство цельного образа, единого высказывания.
Твёрдая четвёрка без каких бы то ни было поблажек. Обязательная программа исполнена порционно и без помарок. Артистизма и техничности в меру.
А если кому-то чего-то не хватило - то это не к исполнителям, да?
Мы сегодня были без машины, поэтому пришли чуть раньше, было время неспешно пройтись по фойе, рассмотреть зрителей и то, как они собираются к началу.
И как кошки, коих в Тель-Авиве несметное количество, собираются у проходных концертного зала, точно завзятые меломанки и смотрят загадочно на контролёров, будто бы просят их пропустить к началу.
Особенно усердствовал, кстати, чёрный кот... Их, чёрных, перестаёшь здесь бояться; так их буднично много. Устаёшь делать внутреннюю стойку. Расслабляешься.
Сегодня было много молодёжи, даже в военной форме; публика была менее праздничной, всё-таки, будний день, однако, всё такая же простодушная, эмоционально заряженная, активная.
Дирижирующая, подпевающая (!), пританцовывающая вслед за дирижёром Петренко; мобильный, таки, случился. Но между частями, таки, не хлопают.
Мы решили дать Николаю Луганскому второй шанс. Первый он практически завалил, тем не менее, на исполнителе нельзя ставить крест; поэтому мы и пошли на шопеновский Первый концерт для фортепиано с оркестром дубль два.
Чтобы, например, посмотреть когда на этот раз закончится фортепианный полёт со-общения и начнётся автопилот, раньше или позже, чем неделю назад?
Но концерт начался с прелюдии Глинки к "Руслану и Людмиле", которую Петренко продирижировал с большим юмором, пробравшись через неё кролем; он так махал, комиковал и пританцовывал (как танцующие евреи - есть такие фигурки танцующих музыкантов, так вот так), давал спивакова, уводя звучание в стилизацию, стилизованность.
Точно так же во втором отделении сыграли и сюиту из "Щелкунчика", точно это уже даже не балет, но "Детский альбом".
Сидели мы на этот раз в партере в опасной близости от сцены, из-за чего духовые стали выходить на первый план, раскладывая звучание оркестра на группы - так гранат раскалывается по линиям групп зёрен. Духовые, и медные и деревянные, здесь, конечно, выдающиеся - при вскрытии симфонической тушки они не вычленяются аккуратным хребтом без мелких косточек.
Конечно, у слушанья в партере свои особенности - музыка звучит здесь "передним планом".
Крупный помол показывает ход коллективной работы, а так же вскрывает структуру исполняемого произведения.
И, надо отдать должное, Израильский симфонический звучал слаженно и плавно, без привычных русскому слуху шероховатостей русских оркестров, выдавая ровно столько, сколько надо. Не больше и не меньше.
За весь оркестр отдувался Кирилл Петренко, отдаваясь звучанию на растерзание. Очень пластичный и гуттаперчевый оказался мужчина. Пружинил и снова плыл...
На финал приберегли "Половецкие пляски", исполненные на одном дыхании, с постоянным форсированием звука.
Вот что важно: ИСО не даёт открытого звука, замкнутые на себе форте и пиано неважно расходятся на полутона и оттенки, завариваясь внутри самого себя. Хотя, возможно, всё это, повторюсь, особенности акустики. Но высоких ощутимо не хватало.
Как и понимания русской музыки, подаваемой здесь деловито, без слезливости и порывов как ещё одну музыку. Де, есть немецкая, скажем, или польская, а есть русская. Может быть, и близкая многим сидящим в зале по стране происхождения, но такая же далёкая, как заснеженные просторы далеки от ноябрьского бархатного сезона.
Стилизация и игровое подход, выбранный расшалившимся Петренко, задают сразу несколько степеней отчуждения, делая звучащие произведения камерными, едва ли не игрушечными; передавая отношение ты не додаёшь эмоциональности.
Хотя, конечно, кто за чем ходит - поплакать, почувствовать или же последить за тонкостью ума и особенностями интерпретации.
За последней было интересно следить в работе Николая Луганского.
Если на прошлом концерте график его игры шёл как бы под углом 45 градусов всё вниз и вниз, пикируя куда-то под сцену, откуда в перерыве поднимают его рояль, то сегодня пианист добавил задумчивости и размышлизмов, отлично откатав первую, наиболее монументальную часть; хорошо сыграв вторую и вытащив третью с помощью оркестра.
Ведь если прошлое исполнение Шопена "диктовал" он, уводя оркестр (особенно к финалу) куда-то в свою сторону; теперь, сколько-то концертов спустя (тур по городам Израиля подходит к концу), дирижёр и солист нашли чаемый баланс и сегодня в танце вёл Петренко.
И это вышло исполнению только на пользу, хотя вряд ли следует рассматривать сотворчество Луганского и Петренко как противоборство; тем более, что в тот момент, когда Кирилл заводит постмодернистские пастиши, Николай играет на тверёзом серьёзе, намеренно запаздывая с оттяжкой на какие-то микроны, и, таким образом, создавая пространство цельного образа, единого высказывания.
Твёрдая четвёрка без каких бы то ни было поблажек. Обязательная программа исполнена порционно и без помарок. Артистизма и техничности в меру.
А если кому-то чего-то не хватило - то это не к исполнителям, да?
