Вот интересно, у нас то ли какая-то планка качества соблюдается, то ли еще что...

В общем, любители самой разной фантастики обычно Лема знают :)

Imho, произошло следующее.
"Писательский мусор" у нас и в буржуинии исходил из разных критериев - наш писал для парткомов, их - для пацанвы. По объективным причинам. В результате, их мусор был пуст, но читабелен, а наш - пуст и нечитабелен.
В итоге, наш массовый читатель просто вынуждены был (скуки) знать тех, кто хотя бы владел языком и связностию мысли. А их массовый - не вынужден.
Оно до сих пор осталось в виде следа, ещё поколение - и разница исчезнет.
Ничего плохого в этом нет, всё равно любовь дутая и видимая.

Да, это очень верное замечание. В СССР не переводили, скажем, Дороти Сейерс, и поэтому Честертона читали те, кто в других условиях этого бы делать не стал. Как детективиста, а не как философа.

Возможно, в Америке сейчас Лема знают. Когда я там жил (79-87), я практически не встречал знавших. А может быть, не практически, а вовсе. Это были Браун, IBM Yorktown Heighs и Ратгерс. С тех пор, между прочим, был американский "Солярис".
Во Франции его знают мало. Книги переводились, купить можно, но в критике его, в общем, нет. Ну достаточно сравнить резонанс по поводу смерти: она тут была незамечена (а как в Штатах?)

Причины популярности в РОссии вы оба назвали, может быть, и верные. Только вот с "дутой" я не совсем согласен. Это ведь как с качеством переводов. Поэты первого ранга шли в России переводить не от хорошей жизни. Однако читатель на этом реально выиграл, и культура перевода тоже. Ничего подобного в мире больше не существует (впрочем, в России тоже помирает). Так же и здесь. Каковы ни были бы причины того, что Лема читал тот, кто в Америке бы его не прочёл, сам тот факт, что он его читал, уже менял кое-что. Как много, мы не знаем и не узнаем, но не менять не мог. Что касается "ещё поколение - и разница исчезнет", оно безусловно; но тут идёт конвергенция, обгоним и перегоним Соединённые Штаты по уровню обскурантизма - темпы выше, но предельная точка одна.

Мне кажется, что Вы несправедливы к Штатам. Всё зависит от круга общения. В моём книжном клубе Лема хорошо знают.

Ну так об этом и речь.

Ходят ли американцы в походы? Да, есть hiking clubs. Ходят ли французы в походы? Да, Франция пронизана размеченными тропами, по которым ходят сотни тысяч французов, и в любой компании больше половины периодически ходит, или лазает, или ещё что. Читали ли в России Лема? Да, вся интеллигенция + немалое количество не очень интеллигенции, и в очень широкой социальной среде трудно найти (или по крайней мере трудно было найти) человека, не слыхавшего о Леме. Читают ли во Франции Лема? Ну да, кто-то читает, а в книжном клубе (если здесь есть книжные клубы - я как-то не испытывал в них нужды, не знаю, я просто читаю) безусловно его знают. Читают ли во Франции Умберто Эко? Ну, очень далеко не все, но в широком образовательном кругу эту фамилию слышали все, а хотя бы "Имя розы" читали многие. Читают ли во Франции Толстого? Да, учат в школе, и попробуй не прочти. Эти вопросы можно продолжать, из чего следует, что сначала надо определить, какую разницу (если она есть) мы хотим отметить.

Однажды я спросил у знакомого индуса что-то типа "много ли в Индии слонов". Он принял это примерно как русские принимают фразу "ездят ли в России на медведях?" и пустился в вопросы: ты что хочешь сказать? Ходят ли слоны по улицам Нью-Дели? и т.д.

Для меня несомненна разница в известности Лема в России (по крейней мере в образованной среде даже сейчас) и в той Франции, где я живу сейчас, и в той Америке, в академической среде которой я жил когда-то. Из Вашего ответа я никак не могу сделать вывод, что это изменилось - точнее, если изменилось, то Ваш ответ этого не отражает.

Тут фишка в том, что образованная среда в разных странах и по составу, и по роли - разная. Сравнения неадекватны.

Давайте поедем куда-нибудь в село "Заря коммунизма" и поспрашиваем, читал ли народ Лема. Причём спрашивать будем у людей образованных: фельдшера, агронома, председателя. Как Вы думаете, каков будет результат?

О. Почти как я сам хотел бы об этом написать, да всё никак не собрался. :-)).

При этом из нынешнего бурного и мутного литературного потока в те времена очень многое было бы забанено парткомами/худсоветами и по причине крайне низкого художественного уровня, и по идеологическим критериям. В том числе и целые жанры, которых тогда у нас практически не было. Например, фэнтези (считалось, что "меч и магия" уместны только в детских сказках). Ясное дело, всякие вампиры-вурдалаки-зловещие мертвецы... А альтернативная история, которой сейчас просто пруд пруди, тогда была бы делом чрезвычайно рискованным.
Взять хотя бы пресловутую брэдбериевскую бабочку, перенесённую на советскую почву. И что можно было бы в результате изменить? Имя генерального секретаря? Номер съезда КПСС? С историческим материализмом лучше не шутить. Шаг влево, шаг вправо -- уже побег от линии партии.

Правда, несколько лет назад мне попалась на глаза повесть Лазаря Лагина (автора "Хоттабыча") "Голубой человек": о советском юноше, которого вдруг забросило в 1890-е годы, а он там с головой погрузился в революционную работу, вместо сокровищ инков или тамплиеров искал утерянную часть ленинской статьи "Что такое "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов?", а встретив на улице самого ещё-не-Ленина, чуть не умер от счастья... И ни одной бифуркационной бабочки при этом раздавлено не было.
Но в советские времена такой жанр был почти незаметен -- всё-таки слишком стрёмно.