|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2009-11-20 23:09:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Трахтенберг
Однажды мы проговорили с ним часа, что ли, четыре кряду. В одном изысканном салоне нам с ним просто некуда было деться, ему и мне. Мы были там лишними. Тогда он совершенно меня обезоружил - никогда, ни до, ни после, я не видел столь разительной разницы между медийным образом и человеком - академик Лысенко был бы доволен такой метаморфозой: тонкий, умный, чуткий и дико ранимый человек, не имеющий ничего общего с собственным зазеркальем.
Роман махал тогда рукой в сторону анекдотов и своей анекдотической деятельности: бизнес есть бизнес. Деньги не пахнут. Почти не играл.
Мы говорили с ним, кандидатом наук, о постструктуральной философии и о его родном Питере, откуда он уехал в нелюбимую Москву, которая его не приняла.
И востребованный и богатый, радио и телевидение, состоятельный и состоявшийся, он, тем не менее, чувствовал себя дико одиноким и брошенным каким-то. Заброшенным сюда. В никуда. Незаслуженно заброшенным. В заслуженное "никуда".
А потом, под утро, пришла его жена, такая же скромная и трепетная, как он сам. Хрупкая, худая, симпатичная. Меня поразило, что она сняла обувь, единственная на этом великосветском собрании, была босяком. В одних колготках. Естественные и органичные люди. Адекватные и вменяемые.
На прощание Роман подарил мне свою книжку и вытребовал клятвенное обещание прийти на его кабаре. Не поверите, но, обычно обязательный, всё ещё иду. Каждый раз, проезжая мимо "Советской" вспоминаю. Надо было, да. Виноват.
Просто человек. Один из. Отличие в том, что всегда на виду: профессия. Между прочим, ровесник. Ровесник, между прочим. Год в год. Одним светлым меньше.
Вот ведь, казалось бы, успешный человек, владелец колбасного заводика, бизнесмен и всё такое. Инфаркт, сердце. Со стороны никогда не узнаешь, не скажешь. Каждый несёт свой чемодан. Каждый чемодан - самый тяжёлый.
И только пепел знает, что значит сгореть до тла.
Однажды мы проговорили с ним часа, что ли, четыре кряду. В одном изысканном салоне нам с ним просто некуда было деться, ему и мне. Мы были там лишними. Тогда он совершенно меня обезоружил - никогда, ни до, ни после, я не видел столь разительной разницы между медийным образом и человеком - академик Лысенко был бы доволен такой метаморфозой: тонкий, умный, чуткий и дико ранимый человек, не имеющий ничего общего с собственным зазеркальем.
Роман махал тогда рукой в сторону анекдотов и своей анекдотической деятельности: бизнес есть бизнес. Деньги не пахнут. Почти не играл.
Мы говорили с ним, кандидатом наук, о постструктуральной философии и о его родном Питере, откуда он уехал в нелюбимую Москву, которая его не приняла.
И востребованный и богатый, радио и телевидение, состоятельный и состоявшийся, он, тем не менее, чувствовал себя дико одиноким и брошенным каким-то. Заброшенным сюда. В никуда. Незаслуженно заброшенным. В заслуженное "никуда".
А потом, под утро, пришла его жена, такая же скромная и трепетная, как он сам. Хрупкая, худая, симпатичная. Меня поразило, что она сняла обувь, единственная на этом великосветском собрании, была босяком. В одних колготках. Естественные и органичные люди. Адекватные и вменяемые.
На прощание Роман подарил мне свою книжку и вытребовал клятвенное обещание прийти на его кабаре. Не поверите, но, обычно обязательный, всё ещё иду. Каждый раз, проезжая мимо "Советской" вспоминаю. Надо было, да. Виноват.
Просто человек. Один из. Отличие в том, что всегда на виду: профессия. Между прочим, ровесник. Ровесник, между прочим. Год в год. Одним светлым меньше.
Вот ведь, казалось бы, успешный человек, владелец колбасного заводика, бизнесмен и всё такое. Инфаркт, сердце. Со стороны никогда не узнаешь, не скажешь. Каждый несёт свой чемодан. Каждый чемодан - самый тяжёлый.
И только пепел знает, что значит сгореть до тла.
