бульварное |
[May. 13th, 2012|03:50 pm] |
Была около часа дня "у Абая"; видела, как мирные народы пасутся там в ожидании, что к ним придет революция. Люди милые, подростки играют на гитарах и поют что-то вроде Башлачева по звучанию, но по содержанию противоположное. Веселая тетка раздавала белые ленточки, и была так-то трезвая, но ее пьянила революционная борьба. Она спрашивала: "И вы не боитесь?! И вы не боитесь?!" -- у тех, кто ленточки брал, и говорила: "Здесь -- лучшие люди России! А скоро здесь вообще будут все лучшие люди России!"
Сидела с плакатом известная миру бабушка:
Был расстелен на алтаре Закон о Полиции:
Мимо Закона туда и сюда маршировал воинственный младенец, а языческие идолы ему покровительствовали.
Лидеры же молодежного лагеря находились в революционном возбуждении. Они взбирались на бордюр и делали заявления. В основном требовали друг от друга не мусорить и не ходить по газонам. Это еще ничего было. Потом один сказал в мегафон: "Дорогие друзья, у нас для вас прекрасное, радостное известие. В нашем направлении идет от Цветного бульвара сюда, чтобы поддержать нас, 15 или 20 тысяч человек. И СКОРО ВСЕ ОНИ БУДУТ ЗДЕСЬ!"
Тут счастье меня несколько переполнило. Я стала переминаться с ноги на ногу, и вскоре подумала примерно так: обещали же провокации, следовательно, должны быть провокации. Наверное, они прячутся где-то дальше, скажем, на Покровском бульваре. Надо пойти посмотреть. И быстро пошла в направлении, противоположном радостному известию. Там было пусто, безлюдно и довольно красиво, цвели деревья, кусты и тюльпаны разных цветов. Конец Покровского бульвара был разворочен, там крутился бульдозер не то экскаватор. Я надеялась, что бульдозер сейчас поедет в сторону восставших, а я успею их героически предупредить, но он, к сожалению, пошел не туда.
Пришлось возвращаться, потому что так далеко провокационные отряды вряд ли стали бы скрываться. У Абая счастье уже настало, там и правда были тысячные толпы. Все они уговаривали друг друга не ходить по газонам и не мусорить, но на газоны все же толпа неминуемо выплевывала людей. Стояли терпеливые пропагандистские элементы, подняв кверху брошюру "Вопросы национализма" -- или, кажется, это журнал. Рядом с ними происходило хоровое пение. Интеллигентные женщины средних лет, руководимые двумя дядями с музыкальными инструментами, спели сначала "Ты меня ждешь, и у детской кроватки не спишь..." -- а потом, не сходя с места (впрочем, куда там сойдешь) -- про то, как "шаланды, полные кефали, в Одессу Костя привозил, и все биндюжники вставали, когда в пивную он входил". Где-то как-то так я всегда представляла себе самый страшный кошмар русского националиста. Но времена изменились, да и в людях сейчас нет той нежной ранимости, что была раньше -- все тренированные.
Что касается ОМОНа, то он был весь пятнистый, а в скафандрах почему-то никого не было.
Было очень много журналистов с телекамерами. Одновременно в разных местах я видела писателя Акунина с бородой, разного роста и комплекции, которому пожимали руку, брали у него интервью, говорили: "Всякий раз, когда вижу вас на телеэкране..." -- on my second thought, возможно, в некоторых случаях это был поэт Рубинштейн. Все это снимали на цифровую кинопленку. Я тоже, кстати, сняла ролик о том, как едет бульдозер: сначала на меня задом, а потом разворачивается и уезжает на дальние бульвары, далеко-далеко. Это произошло потому, что я не умею пользоваться своим телефоном: в нем в дополнение к фотоаппарату оказалась такая камера. |
|
|