Настроение:	amused
Entry tags:	история

Garbage in, garbage out
Про то, что Дежнёв прошёл Беринговым проливом за более чем полвека до Беринга, но сказка об его экспедиции затерялась в коленчатых потёмках допетровской волокиты, и царю-антихристу пришлось снаряжать новую экспедицию (собственно, Беринга), чтобы установить, смыкается ли Азия с Америкой, потому что когда его Лейбниц спросил об этом, он не нашёлся что ответить, довольно хорошо известно. Реальность, однако, очень возможно, гораздо смешнее.

Есть любопытный текст иезуита Авриля. Вскоре после установления русско-французских дипломатических отношений он был отправлен в Москву с целью добиться разрешения иезуитам ездить в Китай сибирской дорогой. Ему этого разрешения не дали, поскольку Сибирь всё ещё плохо контролировалась и могла была легко быть захвачена иностранцами. Из таких же опасений ранее было запрещено хождение морским путём в Мангазею, притом не только иностранцам, но и россиянам. Авриль благоразумно отказался от попытки совершить это путешествие в неофициальном порядке: как ему объяснили, его в лучшем случае пропустили бы до Тобольска, а там он был бы в столь же неофициальном порядке убит.

Википедия в статье об Авриле морочит голову, утверждая, что он якобы был в России дважды, притом первый раз в январе-феврале 1687 года, но получил отказ в своих домогательствах якобы из-за бесчестья, нанесённого послу Долгорукому в Париже (куда тот приедет только летом того же года). По утверждению Полевого, Авриль был в России в 1685 и 1686 году, прибыв из Персии через Астрахань, был несмотря на хлопоты кн. Голицына выслан в Польшу, откуда вернулся в Москву немного погодя, столь же неуспешно. Вне всякого сомнения, однако, что он был в России в 1688 году или позже: на обратном пути, будучи в Смоленске, он общался с воеводой Мусиным-Пушкиным (будущим графом), о котором я и хочу сказать. Вполне возможно, что Авриль действительно был в Астрахани -- его сведения содержат данные о дороге из Москвы в Китай через Астрахань, Бухару и далее по Великому Шёлковому пути, которой пользовались купцы-мусульмане -- однако с тем же успехом он мог получить эти сведения от татар в Москве.

Впрочем, про Мусина-Пушкина.

Открытие бегемотовой кости сделано было жителями острова, откуда вышли, по словам москвитян, первые колонии, населившие Америку. Вот что узнали мы о том от смоленского воеводы Мусина-Пушкина (Vaivode de Smolensko Mouchim-Pouchkim), одного из умнейших людей, каких только я видел, в совершенстве знающего все земли за Обью, ибо он долго был интендантом в канцелярии Сибирского Департамента (Intendant du le Chancellerie du departement de la Siberie).

Спросивши нас в разговоре, какой мы с ним имели, каким образом, по мнению нашему, населилась Америка, когда мы сказали ему все, что обыкновенно о том думают, он отмечал нам, что по его мнению есть догадка, правдоподобнее нашей.

"За Обью, — продолжал он — находится огромная река, называемая Кавойна (Kawoina), в которую впадает другая, именуемая Лена (Lena). В устье первой из них, впадающей в Ледовитое море, есть большой и весьма населенный остров, весьма замечательный ловлею бегемотов, животного водоземного (behemon, qui est un animal Amphibie), зубы коего весьма дорого ценятся. Островитяне часто приезжают к берегам моря за ловлею бегемотов, и так как ловля их требует много труда и времени, то обыкновенно привозят они с собой свои семейства. Часто случается, что захватывает их здесь вскрытие моря и бедняков уносит неизвестно куда, на огромных кусках льду, отделяющихся один от другого.

Не сомневаюсь, что многие из охотников, таким образом захваченных, доплывают на льдинах к северному мысу Америки, весьма недалекому от этой части Азии, оканчивающейся Татарским морем. Меня убеждает в мнении моем то, что американцы, обитающие на выдавшейся далее других в море в сей стороне части Америки, одинакового вида с островитянами, которых ненасытная жадность прибытка подвергает погибели или опасному переезду в чужую сторону".

К тому, что говорил нам воевода, можно прибавить еще и то, что на американском берегу находят многих животных, которые также водятся и в Московии, особенно бобров, которые могли перейти туда по льду. Такая догадка кажется мне тем основательнее, что в Польше видел я, как огромные куски льду целиком плывут от Варшавы и уплывают далеко в Балтийское море. Надобно бы, для удостоверения в деле столь важном, разведать об языках, коими говорят два упомянутые, похожие один на другой народы, живущие один в Азии, другой в Америке, ибо если бы открылось сходство в языке, то и сомнения в сходстве их более никакого не оставалось бы.

Весьма много любопытного могли бы мы узнать от упомянутого смоленского воеводы, который, без сомнения, может быть назван одним из самых просвещенных москвитян, но мы боялись вопросами навлечь на себя подозрение. Заметив из ответов его, что он опасается причинить себе откровенностью какие-нибудь неприятности при дворе, где и без того его редкие достоинства навлекли ему много врагов, мы не смели докучать ему нашим любопытством.

Отрывок этот, конечно, не внушает особого доверия -- Авриль смешивает тут моржовый клык и мамонтову кость, пишет о впадении Лены в Колыму -- но совсем уж буйного полёта фантазии в себе не заключает (в частности, предыдущую должность Мусина-Пушкина -- второй судья Сибирского приказа -- он указывает достаточно точно). Под 'американским берегом' из предпоследнего абзаца следует понимать, конечно, Квебек и Землю принца Руперта, где в XVII веке промышляли бобра в фантастических количествах; однако осведомлённость воеводы о внешнем виде американцев, живущих на 'выдавшейся далее других в море части Америки' (Алеутской гряде?) несколько удивительна. В любом случае, о том, что Азия оканчивается 'Татарским морем', а не смыкается с Америкой, он говорит вполне определённо.

Нельзя сказать, чтобы это доказывало, что в России были известны результаты экспедиции именно Дежнёва -- в конце концов, он никаких алеутов не наблюдал -- но другие попытки пройти тем же путём будто бы были безрезультатны из-за льдов (а Дежнёву повезло только из-за того, что зима 1648 года была необыкновенно тёплой; это обстоятельство вызывает даже сомнение в том, что Дежнёв действительно открыл пролив, но мне кажется, его реабилитирует то, что его отчёт в якутских архивах отыскал Миллер, большой русофилией не отличавшийся). Важности экспедиции Беринга, которая, в отличие от дежнёвской, была научной, это не умаляет. И всё же незнание Петра I о существовании Берингова пролива выглядит в этом свете довольно удивительным.

Объяснение, которое мне кажется разумным с учётом последнего абзаца цитаты, заключается в том, что открытие Дежнёва было засекречено из тех же соображений, из которых запретили ходить морем в Мангазею и не разрешили Аврилю проехать в Китай через Сибирь, причём до такой степени, что сами центральные власти о нём забыли. Легко представить себе, что Мусин-Пушкин поделился этим важным открытием с просвещённым человеком, понимая, что иначе оно сгинет без следа в атмосфере идиотской секретности. Про экспедицию Беринга, также приготовлявшуюся секретно уже после смерти Петра I, Мусина-Пушкина, давно занимавшегося другими делами, думается мне, не спрашивали.

И всё же переоценивать свидетельство Авриля я бы не стал. Например, он пишет о неком большом населённом острове при устьи Колымы, несомненно баснословном. Это обстоятельство стало мишенью едкой критики Миллера в 'Описании морских путешествий...'; вместе с тем в своей гениальности он замечает, что если этот мифический остров изъять, то оставшиеся сведения Авриля и Мусина-Пушкина становятся весьма ценными. Совсем с натяжкой можно было бы считать, что кто-то из них перепутал Колыму и Анадырь, и тогда этот остров мог бы быть островом Св. Лаврентия (остров Врангеля плохо подходит на роль места, посредством которого может осуществляться коммуникация Азии с Америкой). В таком случае 'выдающаяся в море далее других часть Америки' может быть нынешним полуостровом Сьюарда, что перекликается с легендой о русском поселении Кынговей, традиционно размещаемом на этом полуострове. Но это совсем уж вилами по воде; а хотел я сказать не о том.