| |||
|
|
О вреде курения В 1905 году А.М.Ремизов после ссылки получил разрешение жить в столицах. В Петербурге одной из главных трудностей был поиск работы. Ему пытались помочь друзья, в том числе - Д.В.Философов. 5 ноября 1905 года Философов писал Ремизову и его жене: «Теперь, вот уже несколько дней, у меня есть возможность определить Алексея Михайловича в Контроль. Служба безобидная и чистая – часа четыре-пять в день, занятий нетрудных и для Алексея Михайловича привычных. Во всяком случае, верный кусок хлеба и хорошее положение среди служащих. Для этого необходимо, чтобы Алексей Михайлович на бумаге большого формата написал записку по следующему образцу: “Потомственный Почетный Гражданин, Алексей Михайлович Ремизов, ходатайствует о принятии его на государственную службу по ведомству государственного контроля. Образование получил тогда-то, с таким-то аттестатом. Петербург. 6 ноября 1905 г. Жительство имеет там-то”» (1). Ремизов предложенной Философовым протекцией воспользовался и попытался устроится на службу. В книге «Кукха» он цитирует свои дневники того времени, из них можно составить представление о состоявшемся в Государственном Контроле диалоге: «25.11. Ходил к Парамонову наниматься. Нет, дело не выйдет. Не гожусь я на службу. Завтра с письмом Д.В.Философова в “Государственный Контроль”. <…> 27.11. Конечно, зря. Звонил Философов: начальник на меня обиделся и за разговор, а главное за папиросу. “Так вы на службу смотрите, как на средство к существованию?” “Да”. “А нам нужны чиновники”» (2). Позднее Ремизов так вспоминал об этом случае: «Меня посылали в разные учреждения. Философов – в Государственный Контроль. Управляющий Государственным Контролем Ратьков-Рожнов, жена его – сестра Философова, чего, кажется, проще, а ничего не вышло, только смех – передавался мой разговор с начальником канцелярии и как я папиросу закурил» (3). Судя по всему, Ремизов от волнения закурил в кабинете начальника, и это, видимо, было непростительной ошибкой. Интересно, что аналогичный случай с поиском работы, посещением начальника и папиросой произошел, как это ни парадоксально, с Иосифом Бродским. Людмила Штерн в воспоминаниях описывает свою попытку пристроить на работу Бродского, только что вернувшегося из ссылки: «Вернувшись из ссылки, Бродский попросил меня устроить его в геологическую экспедицию. Я поговорила со своим шефом, унылым мужчиной по имени Иван Егорович Богун, и он пожелал лично побеседовать с будущим сотрудником. Я позвонила Иосифу: «Приходи завтра на смотрины. Приоденься, побрейся и прояви геологический энтузиазм». Иосиф явился обросший трехдневной щетиной, в неведомых утюгу парусиновых брюках. Нет, франтом он в те годы не был. Это на Западе фрак и смокинг стали ему жизненно необходимы. Итак, Иосиф, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в кресло и задымил в нос некурящему Богуну смертоносной сигаретой “Прима.” Богун поморщился и помахал перед носом ладонью, разгоняя зловонный дым, но того намека Иосиф не заметил. – Ваша приятельница утверждает, что вы увлечены геологией, рветесь в поле и будете незаменимым работником, – любезно сказал Иван Егорыч. – Могу себе представить, – пробормотал Бродский и залился румянцем. – В этом году у нас три экспедиции - Кольский, Средняя Азия и Магадан. Куда бы вы предпочли ехать? – Не имеет значения, – хмыкнул Иосиф и схватился за подбородок. – Вот как! А что вам больше нравится – картирование или поиски и разведка полезных ископа… – Абсолютно без разницы, – перебил Бродский, – Лишь бы вон отсюда. – Может, гамма-каротаж? – не сдавался начальник. – Хоть гамма, хоть дельта – один черт! – парировал Бродский. <…> – Позвольте спросить, – ледяным голосом отчеканил Иван Егорыч, – А что-нибудь вас вообще в жизни интересует? – Разумеется, – оживился Иосиф, – очень даже! Больше всего на свете меня интересует метафизическая сущность поэзии. <...> Наконец-то предмет беседы заинтересовал Иосифа Бродского. Он уселся поудобнее, снова вытащил “Приму”, чиркнул спичкой и с удовольствием затянулся. – Видите ли, – доверительно продолжал Иосиф, – все эти терцины, секстины, децимы, – всего лишь многократно повторяемая разработка последовавшего за начальным Словом эха. Они только кажутся искусственной формой организации поэтической речи… Я понятно объясняю? <…> – Минуточку, – пробормотал Иван Егорыч, привстал с кресла и поманил меня рукой. – Будьте добры, проводите вашего товарища до лифта... Выходя вслед за Иосифом из кабинета, я оглянулась. Иван Егорыч глядел на меня безумным взором и энергично крутил пальцем у виска» (4). Хотя книга Штерн далеко не во всем документально достоверна, да и Ремизову верить можно не всегда, но так или иначе, а ни Бродский, ни Штерн Ремизова почти наверняка не читали, так что позаимствовать ситуацию у него точно не могли. А между тем, ситуации идентичны: вернувшийся из ссылки писатель по протекции друзей пытается устроится на государственную службу в Петербурге/Ленинграде; на собеседовании признается, что не испытывает энтузиазма по поводу будущей работы, необходимой только для денег; закуривает в присутствии будущего работодателя, чем окончательно портит впечатление; в итоге с работой ничего не получается. Загадка, на которую нет ответа. (1) Переписка А.М.Ремизова и Д.В. Философова / Публ. Е.Р.Обатниной // ЕРОПД на 2002 г. - СПб.: «Дмитрий Буланин», 2006. С. 382. (2) Ремизов А.М. Кукха. // Собр. соч. Т. 7. - М.: «Русская книга», 2002. С.55. (3) Ремизов А.М. Петербургский буерак. // Собр. соч. Т. 10. - М.: «Русская книга», 2002. С.206. (4) Штерн Л. Бродский: Ося, Иосиф, Joseph. - М.: «Издательство Независимая Газета», 2001. С. 59-61. |
|||||||||||||