Мартин Даннекер, доктор философии (отделение сексологии Университетской клиники Франкфурта)

Статья была впервые опубликована в органе Германского общества сексологических исследований (DGfS) "Beiträge zur Sexualforschung" (в спецвыпуске 1987 г. "Sexualwissenschaft und Strafrecht"); также в книге М. Даннекера "Das Drama der Sexualität".

1. Неуверенное приближение к рациональности

Нет ни одного образа действий, который был бы табуирован сильнее, чем педосексуальность. Педосексуальные контакты, когда о них становится известно, вызывают ожесточенные эмоции и социальную изоляцию тех, на кого навешивают ярлык совратителей. Сегодня это не менее верно, чем 15 лет назад. В таких условиях было совершенно примечательно, когда Специальный комитет по реформе уголовного законодательства озаботился тем, чтобы и в отношении педосексуальности занять соответствующую рациональную позицию. Эта попытка в буквальном смысле слова читается в отстраненном, свободном от лишних эмоций подходе к педосексуальности, которым был отмечен каталог вопросов, представленный Спецкомитетом для экспертных слушаний. Приглашенных экспертов просили не только изложить свои социально-этические позиции. Напротив, они должны были, обосновывая свои ответы эмпирически, высказать свои мнения по следующим вопросам:

Какие влияния (эффекты) ожидаются в ребенке (до 14 лет) в результате
а) сексуальных действий, совершаемых другим лицом с ним или перед ним,
б) уголовного процесса как следствия этих действий? Какова вероятность причинения долговременного вреда?

В таких вопросах отсутствует привычное морализаторство обычного подхода к педосексуальности. Поскольку в своей основе эти вопросы нацелены на перепроверку установленного законом объекта охраны, а именно "ненарушенного сексуального развития детей", они вращаются в пределах рациональности, требуемой современным учением о правовых благах. Исходят они из обобщенной теории травмы, согласно которой педосексуальные действия оказывают такое сильное влияние на детскую психику, что она становится неспособна адекватным образом перерабатывать вливающийся в нее поток раздражителей, что приводит к нарушениям сексуального и психического развития.

2. Травмы

Травматичным может быть и единоразовое, неожиданное событие. Также и единоразовый, мимолетный, поверхностный педосексуальный контакт может быть травматичным. Такой эффект может возникнуть просто из неожиданной сексуализации отношений между взрослым и ребенком, при которой конкретное сексуальное действие является относительно несущественным. Но могут и несколько событий, каждое из которых само по себе не оставляет непреодолимых последствий, в совокупности сложиться в травму, при этом модус тех отношений, в которые встроены эти события, может иметь решающее значение для их травматичности. Какое бы место ни занимала сексуальность в структуре тех или иных педофильных отношений: она встроена в отношения, отмеченные структурным неравенством сил, в которых не только психосексуальное, но и физическое развитие ребенка отстает от развития взрослого. Эти условия могут иметь травмирующий эффект и тогда, когда сексуальные действия осуществляются деликатно и без видимого внешнего насилия.

Такие представления соответствуют распространенному учению о травме. Приложение его к педосексуальности напрашивается само собой, потому что следующие факты бесспорны:
а) существуют травматичные события,
б) детство, ввиду того, что у ребенка система самообороны недостаточно развита, является фазой развития, в которой травматизация может происходить особенно легко,
в) сексуальное действие с ребенком может быть именно тем экзогенным событием, которое оставляет после себя травму.

Клинические исследования всегда были способны это показать. Но выводы, полученные на основе клинического опыта, например убеждения, сложившиеся в результате многолетней психоаналитической практики, нельзя без дополнительных проверок переносить на всё явление в целом. Психоаналитическая клиника всегда имеет дело с высокоспецифичной ситуацией, в центре которой стоит совершенно определенный субъект со своей индивидуальной историей жизни. Если в процессе психотерапевтического общения выясняется, что моментом, определившим психические и сексуальные нарушения, было экзогенное событие, это событие можно квалифицировать как травматичное для данного пациента, тем не менее обобщения делать из него нельзя. Это убеждение также является результатом клинического опыта, который показывает, что вполне однотипное по своим внешним признакам событие, например совращение ребенка взрослым, может иметь совершенно разные эффекты. В одном случае совращение может послужить детонатором для тяжелых психических конфликтов; в другом случае оно может быть переработано таким образом, что говорить о нем как о травматичном становится неправомерным.

В соответствии с этим кажется невозможным требовать использования категории травмы обобщающим образом. Однако в столь строгом смысле это оказывается не так, во всяком случае тогда, когда остается ясным, какой статус имеет категория травмы, когда мы используем ее обобщающим образом. Когда мы используем категорию травмы обобщающим образом, она имеет не объясняющую функцию (как это может показаться), а всего лишь описательно-эвристическую. Как таковую используем мы ее для событий и ситуаций, о которых мы, в известной степени на основе уже имеющихся у нас знаний, предполагаем, что им присущ высокий конфликтогенный потенциал. Если мы применяем категорию травмы в этом смысле к определенным событиям и ситуациям, мы становимся как бы обязаны исследовать более тщательно каждый случай, когда он происходит и становится известен. Если в результате выясняется, что таким образом понимаемое событие действительно определило психические ограничения и нарушения, тогда категория травмы приобретает, пусть и сначала только для данного конкретного случая, объясняющий статус. Если же в результате неоднократных исследований становится видно, что определенное событие часто и с высокой вероятностью определяет психические повреждения, то есть функционирует как травма, тогда становится оправданным применение ко всей совокупности определяемых событий категории травмы как объясняющей. Такого рода выводы могут не оставаться без последствий для общественной практики. В таких случаях ее желательно менять таким образом, чтобы оберегать субъектов от травмирующих их событий. Какие для этого подходят средства, можно, само собой разумеется, спорить. Пока закону еще можно приписывать общую защитную функцию, криминализацию рассматриваемых действий как одно из средств исключать нельзя.

Последнее должно сделать ясным значимость этих несколько длинно звучащих объяснений категории травмы для уголовно-правовых дебатов по поводу статьи 176 УК Германии. Статья 176 наказывает поведение, которому очень хочется приписать в качестве чего-то несомненного то, что все-таки является чрезвычайно смутным: причинение вреда детям. Это выражается в том, что по отношению к педосексуальным действиям категория травмы бездоказательно используется как объясняющая.

Тот факт, что Спецкомитет не спешил с выводами, а трансформировал категорию травмы в гипотетическую, сделав ее предметом вопросов для экспертов, значит немало, во всяком случае если мы воспринимаем экспертные слушания всерьез. Тем самым он пошел на риск не только того, что категория травмы будет подтверждена в качестве гипотетической, но и того, что вдобавок к тому приписываемый педосексуальным контактам вред не получится доказать. Такой результат, однако, был бы не менее значим для общественной практики, чем вышеупомянутый. Он потребовал бы отказа от общей криминализации педосексуальности, поскольку она обосновывается защитой от травмирующих переживаний.

3. Экспертные слушания

Выдерживают ли предложения Спецкомитета в отношении уголовно-правовых норм, относящихся к педосексуальным контактам, и действующая с момента уголовно-правовой реформы редакция статьи 176 проверку такими рассуждениями, можно понять, только если непосредственно посмотреть на ответы экспертов, которые они дали на процитированные вопросы. Поэтому далее приведу наиболее выразительные ответы на вопрос о влиянии педосексуальных контактов на детей из протоколов слушаний 1970 года:

Предположение о закономерном нарушении развития в результате раннего вступления в гетеросексуальные контакты научно обосновать невозможно. (Schönfelder)

По нашему опыту, который, впрочем, трудно выразить в цифрах, долговременный вред, во всяком случае при неагрессивных контактах, причиняется в гораздо меньшей мере самим деянием, чем тесно связанным с ним чувством вины, которое многие дети испытывают после деяния, а оно, в свою очередь, зависит от реакции окружения, от установки по отношению к деянию и к лицу, его совершившему, и от установки по отношению к сексуальности. Так что можно констатировать, что возникновение или невозникновение долговременного вреда для детей при ненасильственных сексуальных деликтах едва ли может зависеть от самого деликта, а зависит исключительно от реакции воспитателей, от среды, в которой живет ребенок, и от реакции его окружения. (Lemp)

Резюмируя, следует подчеркнуть, что не сексуальная травма сама по себе - возбуждение ребенка, раздражение его гениталий, эксгибиционизм перед ним и тому подобное - является тем, что производит психически патогенный эффект: это всего лишь одна часть событий. Другая часть состоит в том, что нарушенные отношения доверия между родителями или лицами, их заменяющими, и ребенком препятствуют его просвещению и, таким образом, успокоению ... Хорошая эмоциональная связь между родителями и ребенком иммунизирует от переживаний, которые для ребенка являются преждевременными, поэтому такую ситуацию совращения никогда нельзя оценивать без исследования среды, например установок родителей на сексуальность. (Mitscherlich)

В катамнезах по-прежнему едва ли обнаруживаются психические последствия, в исследованиях случаев сексуальные действия, пережитые в детстве, иногда рассматриваются как причина психических нарушений ... Психические реакции, приведшие к стойким психическим расстройствам, крайне редко могут быть объяснены одной причиной - и одновременно еще предстоит прояснить вопрос острых и длительных эффектов, лишь в редких случаях может быть возможно прогнозировать длительные психические эффекты как прямое следствие сексуальных действий. (Groffmann)

В литературе высказывается единодушное мнение, что по меньшей мере линейной каузальности между такими переживаниями и нарушением развития личности не существует. Авторы эмпирических исследований, помимо того, констатируют, что длительных травматических эффектов не наблюдается; если дети впоследствии неправильно развиваются, сексуальная травма оценивается уже как симптом патологического развития, а не как его причина. Здоровый ребенок, находящийся в нормально функционирующей среде, ненасильственный сексуальный опыт со взрослыми перерабатывает без длительных негативных последствий. (Schorsch)

Представляется несомненным, что в отдельных случаях в результате могут отмечаться преходящая бессонница, невротические ложные установки и нарушения социальной адаптации ... Приходится признать ... что по-настоящему серьезные длительные травмы в результате детских сексуальных переживаний, но и, чтобы быть последовательным, в результате неоднократных допросов в рамках уголовного разбирательства, являются малозначащими и малостойкими, и, во всяком случае, этой аргументацией обосновать различные "возраста защиты" ("возраста согласия"), да и, в конечном счете, всю "защиту несовершеннолетних", невозможно. (Wille)

Сексуальные действия взрослого с ребенком или перед ребенком, если они протекают без угроз и применения силы, когда они, может быть, наоборот, затушевываются нежными жестами и подлизываниями, сами по себе не причиняют вреда, сколько-нибудь достойного упоминания, и не имеют длительных последствий для нормально развитого ребенка. ... Все исследования указывают на то, что число детей, которым непосредственно само событие - я имею в виду, тут же, без дополнительного силового воздействия - причиняет длительный вред, необычайно мало, если вообще возможно доказать этот вред. (Hallermann)

Вероятность длительного вреда ... по моему представлению ... следует оценивать очень осторожно. Если мы окинем взглядом наш исследованный и переисследованный со многих точек зрения научный материал, мы должны сказать, что из 25% последствий у девочек где-то от 4 до 10% - из которых я предпочел бы скорее склониться к 10% - проявляют симптомы длительного вреда; из 35% мальчиков с преходящими последствиями это где-то до 4 или 6%. (Nau)

Те эксперты, которые сами провели эмпирические исследования либо сослались на эмпирическую литературу, таким образом, не смогли подтвердить расхожее представление о вредоносности педосексуальных контактов. В соответствии с их картиной явления, ненасильственные педосексуальные действия как таковые, как правило, не травмируют детей настолько, чтобы их психическая или сексуальная целостность повреждалась на длительное время. Хотя могут быть преходящие реакции, они обычно не приводят к серьезным нарушениям развития.

Спецкомитет, разумеется, не мог не заметить того, что такие высказывания делают легитимацию общей криминализации педосексуальных контактов чрезвычайно шаткой. Под непосредственным впечатлением от только что высказанных научных воззрений на 30-м заседании Спецкомитета разыгрался диалог между одним из его членов депутатом Шлее (фракция ХДС/ХСС) и экспертом Ханаком, в котором эта дилемма обоснования вырисовалась как нельзя более выпукло. Шлее обратился к Ханаку со следующим утверждением-вопросом:

Вот мы вчера и позавчера неоднократно слышали, что порнография детям и подросткам, собственно говоря, не вредит, и мы также неоднократно слышали, что сексуальные действия с детьми им сами по себе не вредят. Вредят им в основном, собственно, последующие уголовные процессы. Тогда для нас в Комитете выводом из этого была бы полная легализация порнографии - сверх того, что предлагает Министерство. Также мы, наверное, должны были бы сделать и следующий вывод: что статью 176 часть 1 пункт 3 "развратные действия" - так это пока еще называется - с лицами моложе 14 лет, или подобные нормы, надо отменить. (выделение моё - М.Д.)

Ханак ему на это ответил:

... вопрос, который вы задали, в высшей степени серьезен. Если это действительно так - что порнография не является общественно вредной, последовательным решением было бы полностью исключить ее из уголовного законодательства. То же самое относится и к не оказывающим значительного влияния на детей сексуальным действиям с ними. (выделение моё - М.Д.)

4. Решение Спецкомитета

Несмотря на артикулированные сомнения в легитимности дальнейшего сохранения общей криминализации Спецкомитет все-таки в конце концов решил за криминализацию держаться и в отношении детей младше 14 лет впредь исходить "из нанесения ущерба их общему развитию действиями сексуального характера". Никакого хоть сколько-нибудь удовлетворительного обоснования этому решению в докладе Спецкомитета найти не удается. Спецкомитет, судя по всему, хотел соблюсти хотя бы видимость рациональности и продолжил делать упор на определенный объект охраны статьи 176 - "ненарушенное сексуальное развитие". В то же время он закрыл глаза на свидетельства экспертов, которые, в сущности, говорят о том, что сексуальное развитие ребенка ненасильственными педосексуальными переживаниями обычно не нарушается.

Но вот не оставил нас Спецкомитет без намека на возможные мотивы своего противоречивого решения. Он ведь не преминул упомянуть, что "сексуальные действия с или перед детьми ... относятся к преступлениям, на которые общественность реагирует с особым возмущением и отвращением". Это же совершенно точное описание коллективного эмоционального подхода к педосексуальности. В связи с решением Комитета, конечно, приходится задать себе вопрос, не повлияли ли эти антипедосексуальные эмоции на процесс принятия решения чрезвычайно действенным образом. Это могло произойти сразу с двух сторон. Если антипедосексуальные эмоции действительно распространены в коллективе, то отдельному индивиду тяжело этим эмоциям сопротивляться. Это относится и к законодателю, который ведь не представляет собой некую абстракцию. Он тоже состоит из индивидов, реагирующих эмоционально. С другой стороны, индивиды, из которых состоят законодательные органы, являются людьми, от которых ожидается политическое чутье при обращении с щекотливыми предметами. Предметы, однако, которые, как педосексуальность, в высокой степени окружены негативными эмоциями, становятся подвержены оппортунистическому, если не демагогическому, использованию. Как бы то ни было: попытка Спецкомитета и к педосексуальности подойти рационально в конце концов потерпела фиаско, что, в частности, видно по практически полному отсутствию у него аргументов в пользу сохранения неограниченной криминализации.

5. Тенденции исследований

Не без определенных оснований против представленных тогда катамнестических результатов, как и против полученных с тех пор результатов исследований вредоносности педосексуальных контактов, можно возразить, что использованные в них методы слишком грубы для того, чтобы уловить возможные при определенных условиях психические и сексуальные нарушения малой или большой длительности. Такие возражения особенно уместны для исследований, которые являются в буквальном смысле слова поверхностными, то есть не выходят за пределы сознательно-психологических методов. Многие из катамнестических исследований, кроме того, недостаточно методически выверены. Несмотря на эти возражения результаты данных катамнестических исследований не просто не являются незначительными. Ибо если бы педосексуальные контакты всегда переживались ребенком травматично, то хотя бы следы травмы выявлялись бы и сравнительно грубыми методами. Кроме того, и более грубые катамнестические исследования, по сравнению с теми исследованиями или концепциями, в которых вред либо утверждается, либо предполагается, являются прямо-таки верхом методической корректности. В последних часто не только отсутствуют какие-либо эмпирические доказательства утверждений авторов, но и в прочих отношениях они чрезвычайно скудны на аргументы.

Это качественное различие коренится в господствующем социально-психологическом климате. В то время как катамнестическим исследованиям методическая тщательность прямо-таки навязывается, что мы видим, например, по исследованию "Сексуальность, насилие и их психические последствия" под редакцией Баурманна, те, кто плывет по течению, от подобных хлопот избавлены. Само по себе решение, какой бы инструментарий при этом ни предполагался, через некоторое время после педосексуального контакта исследовать влияние этого контакта на психику ребенка мотивируется ведь сомнениями и в этом отношении является разрывом с господствующим мнением, согласно которому вне подозрений только тот, кто держится мудрого изречения "действия сексуального характера, совершаемые с ребенком или перед ребенком, нарушают сексуальное созревание". Тот же, кто позволяет себе сомнения и хотел бы подтвердить или опровергнуть их вполне эмпирически, должен действовать весьма тщательно, чтобы не попасть под подозрение в том, что он сам деторастлитель либо друг деторастлителей.

В подобном климате не только членам политических партий трудно принять тенденции катамнестических исследований. Ученые тоже предпочитают держаться за презумпцию, что педосексуальный опыт для детей всегда вреден и разрушителен:

Мы слышим аргументацию того, что травматические последствия сексуальных отношений между ребенком и одним из его родителей до сих пор не проверены либо реально не подтверждены. Несмотря на это важно отстаивать то, чтобы отсутствие несомненных доказательств вреда никоим образом не поддерживало допущение или фантазию, что сексуальный опыт в раннем детстве, особенно инцест, способствует развитию, улучшает психические способности или приспособляемость. Поэтому в лучших интересах ребенка будет полагать, что такой опыт действительно является вредным и травмирующим.

Такого рода упорство при отстаивании вредоносности педосексуальных контактов невозможно объяснить ни методическими возражениями против имеющихся катамнестических результатов, ни тем верным замечанием, что "имеющиеся на сегодняшний день результаты научной дискуссии о протекании педофильных сексуальных контактов, о реакции на них детей и их долговременных последствиях чрезвычайно противоречивы". Когда даже противоречивость исследований утверждать невозможно и вместо того приходится искать прибежище в конструкции, которую Адорно когда-то назвал "аккумулированной массой представлений", шансы услышать выводы, отмеченные духом просвещения, невелики. И все же придется их назвать и повторить. Из имеющейся на сегодня литературы по вопросу вредоносности педосексуальных контактов можно вывести три результата, которые суммируются следующими тезисами:

1. До сих пор не удалось доказать, что ненасильственные педосексуальные контакты оказывают общепатогенное влияние на психическую и сексуальную организацию детей.
2. Неагрессивные педосексуальные контакты часто оказывают лишь мягкое травмирующее действие на детскую психику.
3. Способность детской психики перерабатывать такие мягкие травмы без длительных последствий для душевного и сексуального функционирования более значительна, чем принято думать.

Эти тезисы, между тем, требуют дальнейшей проверки, которая в особенности должна учитывать различия между полами в "причиняемых" им педосексуальными контактами повреждениях. Баурманн смог показать в своем исследовании, что среди лиц женского пола, проходивших в полиции в качестве потерпевших от преступных сексуальных контактов, лица с повреждениями встречаются относительно чаще, чем среди потерпевших мужского пола. Также и при педосексуальных контактах последствия для девочек должны быть серьезнее и встречаться чаще, чем для мальчиков. Это, однако, не связано преимущественно с переживанием педосексуального контакта как таковым, а с тем, что среди тех, кто предпочитает однополый контакт с ребенком в качестве сексуального объекта, больше тех, кого следует относить к структурированным педофилам. Последние реже добиваются удовлетворения своих сексуальных желаний путем насилия и угроз, чем мужчины, вступающие в педосексуальные контакты с девочками.

(Продолжение>>)