Настроение:	sleepy
Музыка:	Есть Есть Есть - Ира
Entry tags:	absurd, homosexuality, krylov

Известный сойбой (а также пейсатель на русской языке krylov@lj) несколько месяцев назад создал гениальный практически текст, на уровне Стюарта Кельвина Забужко -- первый за долгое время. Крылов сейчас редко пишет хорошее, даже странно почему: тиражи книг Дугина доказывают, что спрос на крыловское (дугинское, ромамихайловское, и т.д.) творчество никуда не подевался, а даже вырос в последние годы.

В этом тексте все прекрасно: и мощнейший сексуальный импульс, и флер запретности и тайны, и злободневность темы: опубликовано в апреле 2018, время белоленточных акций.

Текст напомнил некоторые моменты из Сорокина, и вот очень жаль оказалось, что Крылову всё-таки далеко по степени смелости до Сорокина, и там где Владимир создает невероятную симфонию словообразов, описывая гомосексуальную любовь -- как женственно-интеллигентную в "Норме", так и мужественно-правоохранительную -- в "Дне Опричника", Константин лишь намекает, дразня сердце увертюрой, которая не достигает логического завершения.
Пользуясь очевидностью параллелей, я приведу здесь оба текста -- шепчуший, сплетничающий, постанывающий в темноте текст Крылова, и прекрасную симфонию мужественности, сплоченности и братской любви Сорокина.

Сравнивайте сами.

Безусловно, либералы существенно сплочённее консерваторов, левых и всех прочих. Это факт наблюдаемый.

Объясняется же он биологически - гомосексуальным влечением либералов друг к другу, чем не могут похвастаться их противники.

То, что либерализм и есть истинный гомосексуалим, что гомосексуализм вытекает из самой сущности либерализма - это эмпирически доказывается простейшим наблюдением: именно либералы (а не кто-то другой) продвигают интересы гомосексуалистов, покровительствуют им и всячески им служат. Все остальные их в лучшем случае терпят.

Однако возникает вопрос: почему вообще существуют какие-то отдельные либералы, почему не все они гомосексуалисты? Ну, во-первых, многие маскируются. Во-вторых, известную часть либералов составляют полупокеры - то есть гомосексуалисты, не осмеливающиеся реализовать себя напрямую, нераспечатанные гомики. Есть также и те, кто с удовольствием отдались бы, но они стары и некрасивы, а нанимать партнёров за деньги им неловко (да и денег жалко). Поэтому среди либералов так много несимпатичных людей. Ну подумайте сами, сколько бы пришлось платить Шендеровичу, Явлинскому или, прости Господи, Гозману. чтобы испытать мужскую любовь? (Если же либерал вдруг симпатичен, он или становится обычным гомиком, или начинает тяготеть к центризму.) И наконец - многие либералы просто не осознают природу своих воззрений. Замороченные патриархальным обществом, они обманывают себя и других. Они хотят некоей "свободы", чтобы было "можно", но вот что именно должно стать "можно" - об этом они боятся даже и подумать. Отсюда известная расплывчатость либеральных идеалов. Понятно., что они "за свободу", но при этом они не хотят признаваться, что это анальная свобода, свобода ебаться в жопу, а всё остальное их волнует постольку, поскольку или ведёт к этой свободе, или препятствует ей. Например, именно по этой причине большинство либералов выступает за легализацию наркотиков, в том числе тяжёлых - ведь это очень облегчает вожделенное соитие. С другой стороны, по этой же причине либералов совершенно не волнуют проблемы большинства - ведь это презренные и ненавистные гетеросексуалы, которые вызывают у либералов инстинктивное биологическое отторжение.

Однако друг к другу либералы чувствуют тяготение, ибо бессознательно чувствуют друг в друге потенциальных половых партнёров. Условный либерал, видя мимику и жесты Шендеровича, слушая мягкие переливы голоса Явлинского или вдыхая острый аромат Гозмана, не может не испытывать к ним мощной подсознательной тяги - ведь они выглядят, говорят и пахнут как потенциальные партнёры! Его тянет к ним прижаться, обвить их руками, гладить их щёки и нюхать подмышки, ну и всё такое. Разумеется, он не осознаёт этих желаний и понимает свою тягу как нечто духовное и даже политическое. Поэтому он вместо любви волонтёрствует, ночует в штабах, разносит какие-нибудь листовки и т.п.

...Сплетаемся в объятьях братских. Крепкие руки крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-мужски, без бабских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Банщики между нами суетятся с горшками глиняными, мазью гатайской полными.Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные банщики аки тени, ибо не светится у них ничего.

— Гойда! — восклицает Батя.
— Гойда-гойда! — восклицаем мы.

Встает Батя первым. Приближает к себе Воска. Вставляет Воск в батину верзоху уд свой. Кряхтит Батя от удовольствия, скалит в темноте зубы белые. Обнимает Воска Шелет, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Воск утробно. Шелету Серый заправляет, Серому — Самося, Самосе — Балдохай, Балдохаю — Мокрый, Мокрому — Нечай, а уж Нечаю липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата левокрылого левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у Нечая. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Нечай даже не крякает: привык, опричник коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу бородою. А уж ко мне Бубен пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Бубен, вгоняет в меня толстоголовый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо Нечая. Бубен кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем китайцы уды обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов России наказать. Собирается, сопрягается гусеница опричная. Ухают и кряхтят позади меня. По закону братства левокрылые с правокрылыми чередуются, а уж потом молодежь пристраивается. Так у Бати заведено. И слава Богу…

По вскрикам и бормотанию чую — молодых черед пришел. Подбадривает Батя их:

— Не робей, зелень!

Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им банщики темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.

— Гойда! — кричит Батя.
— Гойда-гойда! — гремим в ответ.

Шагнул Батя. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Батя нас в купель. Просторна она, вместительна. Теплою водою наполняется, заместо ледяной.

— Гойда! Гойда! — кричим, обнявшись, ногами перебирая.
Идем за Батей. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах.
— Гойда! Гойда!

Входим в купель. Вскипает вода пузырями воздушными вокруг нас. По муде погружается Батя, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница опричная в купель. И встает.

Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели опричники. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется вода вокруг нас, волнами ходит, из купели выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:

— Гойда-а-а-а-а-а-а-а!!!
Дрожит потолок сводчатый. А в купели — шторм девятибалльный.
— Гойда-а-а-а-а!!!
Реву в ухо Нечая, а Бубен в мое вопит:
— Гойда-а-а-а-а!!!

Господи, помоги нам не умереть…
Неописуемо. Потому как божественно.
Райскому блаженству подобно возлежание в мягких лонгшезах-лежаках после опричного совокупления. Свет включен, шампанское в ведерках на полу, еловый воздух, Второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром. Батя наш после совокупления любит русскую классику послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим.

Мудро, ох мудро придумал Батя с гусеницей. До нее все по парам разбивались, отчего уже тень разброда опасного на опричнину ложилась. Теперь же парному наслаждению предел положен. Вместе грудимся, вместе и наслаждаемся. А таблетки помогают. И мудрее всего то, что молодь опричная завсегда в хвосте гусеницы пихается. Мудро это по двум причинам: во-первых, место свое молодые обретают в иерархии опричной, во-вторых, движение семени происходит от хвоста гусеницы голове, что символизирует вечный круговорот жизни и обновление братства нашего. С одной стороны, молодежь старших уважает, с другой — подпитывает. На том и стоим. И слава Богу"...