|
[Jun. 29th, 2020|01:28 pm] |
Почитала бы об отношении к бытовой смерти в пору до глобализации (лучше прямо до почтовых). Понятно, что коровки-свинки-овечки-бычки были любимы и забиваемы, и это было дело житейское. Догадка о том, что их смерть можно переживать как трагедию -- очередной выход из шинели в литературе, видимо. Кошки-мышки -- веселая игра (а ведь это где-то как мяснички-теляточки). "Остались от козлика рожки да ножки" -- детская песенка (а что бабушка, кстати, собиралась с козликом делать, для чего его выращивала?). Ясно, что такая смерть была мимимишная и няшная, ее никто не замалчивал до позднейшего времени, наоборот, это ключевое событие, и в восприятии его был, видимо, какой-то уют и умиление, его-то и хотелось разделить с маленькими детьми. Какой у нее был статус, что это было? |
|
|
Comments: |
Сергей Есенин
КОРОВА
Дряхлая, выпали зубы, Свиток годов на рогах. Бил ее выгонщик грубый На перегонных полях. Сердце неласково к шуму, Мыши скребут в уголке. Думает грустную думу О белоногом телке. Не дали матери сына, Первая радость не впрок. И на колу под осиной Шкуру трепал ветерок. Скоро на гречневом свее, С той же сыновней судьбой, Свяжут ей петлю на шее И поведут на убой. Жалобно, грустно и тоще В землю вопьются рога... Снится ей белая роща И травяные луга. [1915]
| |