| |
[Dec. 1st, 2020|05:21 am] |
Во дворе растет калина, на площадке мокрый снег,
На скамейке цвета ягод, шестиногой, как во сне,
Две старушки-лесбиянки колобродили с утра
И презрительно кричали парню в спину: "Натурал!"
Нам не выйти из подполья, наш корабль плывет впотьмах
Под зияющий фундамент, где стоял культурный дом,
В темноте лабораторий мы испытываем страх,
Составные части страха возгоняем сквозь бетон.
Нас не любят пылко, страстно, любят в маске на гондон,
Пальцы маленьких деревьев обнимает голый лед,
Как сады хрустальных гурий, оскорбленные плодом,
Колокольцы ледяные с веток ссыплются вот-вот,
А пока по нашим мертвым эти нежные звенят,
Электрические свечи возжигают фонари,
Мы и сами не заплачем, чтоб не вышло невпопад,
Мы останемся живые, освещенные внутри,
В животе земли подвальной, не церковной, не святой,
Ледяной, медвяной, снежной небо точит коготки,
Страх любви, развоплощенья, игры смерти молодой --
Все подземные цветочки; слышишь, зреют ягодки. |
|
|
| |
[Dec. 1st, 2020|03:22 pm] |
А мне не жаль Анны Карениной: по крайней мере, ей
удалось избегнуть счастия, какое этот автор положил
женщине: стать женой моногамной, многодетной, ревнивой
и хозяйственной, притом непременно больше никогда ничем
не интересоваться. У Толстого не забалуешь. Ему
нужно было бы изучать беспозвоночных. Взрослое
животное -- гроб личинки, кроме того случая, когда
оно бабочка и живет недолго и легкомысленно; впрочем,
бабочек едят стрекозы. У стрекоз очень большая челюсть,
а тело опадает в тени и надувается, когда на него светит
солнце. По-моему, здорово. (Можно было бы считать,
что взрослая женщина и есть гроб личинки, как куколка,
а потом из нее, вскрывая уже ненужный кокон, вылетает
бабочка и летит к ангелам. Но, помимо тонких
репродуктивных моментов в этой теории, здесь что-то
не еще клеится, неочевидно, что граф вообще верил
в вечную жизнь для этого пола. Возможно, ангелы
поступают с ними, как стрекозы с бабочками.) |
|
|