|
[Jun. 29th, 2022|09:56 pm] |
Радио Мыльница, мама прощай-прости, Не грусти, железные кони в мыле, Все трудности позади. Мы вышли к обрыву пропасти -- И тут предатели отступили, Наедине со смертью душа бренчит какой-то смешной музон, Ну что ты плачешь? Вот я попрошу, и споет для тебя Кобзон.
Он будет петь, а что ему делать, ведь мы, наверно, в раю, А там все поют осанну богу, который очень силен, Он и тебя, и меня, и всех вертел на хую, На бис, на трис и на тетракис об этом поет Кобзон,
Он поет, и в его глазах растет большая печаль, Вечная, понимаешь, его народа печать: Нечем заткнуть себе глотку, ни хуя, ни кирпича, Он бы давно хотел, но нельзя ему замолчать.
А так все неплохо, все хорошо, мама, ты не горюй, Точно уж лучше, чем было нам накануне, Можно сменить портянки, все-таки мы в раю, Мы уже мылись полтора раза в этом июне.
Бывает, конечно, идешь, и чей-то тяжелый взгляд -- Знаешь, мама, я очень боюсь детей -- Они вовсе не то, что все о них говорят, Намного страшней обрывов и пропастей,
Особенно если он здесь, а мама пока что там, Смотрит, а сам как ледяной огонь, Мама, я не хотел, ведь я же когда-то сам, Как получилось, что здесь я совсем другой?
Забери меня -- нет, я знаю, что ты не можешь Отсюда меня забрать, а то бы давно, а то Я бы уже, ведь я же когда-то тоже, Помнишь, писали жалобу в Спортлото,
Помнишь два стула и заросли пик точеных, Помнишь, что делать, и думы того, былого, Нет, все не то; меня б отпустили к черту, Если б я вспомнил что-то, хотя бы слово,
Ради которого стоило умирать И убивать таких, как горячий лед; Помню, огонь? хуярьте? ебена мать? Хмурится ангел, пропуска не дает.
Слышу, по радио ты даешь интервью, Мол, твой единственный сын не нарушал закона, Выполнил долг, теперь для того в раю, Чтобы у вас не кончились телефоны,
И слишком ясно: это нам навсегда, Вам телефоны, просто скинь на мобилу, Нам просто здесь мимо огня и льда Сквозь ничего, без имени, без могилы. |
|
|