А после ты |
[Jul. 11th, 2001|04:45 am] |
...Нет, все-таки либералов я не люблю. Два-три неосторожных слова в поощрение, и вот уж их (пользуясь терминологией Гущина) изо всех щелей поналезло. Кто-то излагает свои представления о рекламе и химии вино-водочных процессов по рекламной брошюрке фирмы Пустослофф, с ошибками ее пересказывая; кто-то настойчиво ссылается на мнение знакомых девушек о графиках межвидовой борьбы на свободном рынке... наверное, так и должно быть. Мы не гоним никого отсюда, но предупреждаем заранее, что мы не сможем ответить всем. Тем более, у нас здесь большой перерыв намечается.
Делая поиск на Лоренса и воронов, нашла Лотмана: оказывается, он поминал их для семиотических причин. (Ссылка так и называется: семеосфера.хтмл) Когда я училась в школе, Лотман являл собою в меру культовую фигуру, и была некоторая неясность -- отчего так неуклюже сделаны его тексты, отчего в них наукообразный язык тужится и мучительно лезет куда-то, пережевывая все на своем пути, как броненосная армадилла. "Создалась специальная литература, посвященная науке и ее будущим достижениям, научная фантастика. И то, что все эти произведения с жадностью поглощаются читателем, несмотря на их очевидную порой низкопробность, не случайно. В этом сказывается стремление широких кругов читателей понять, что такое научное творчество." ...Культовости это нисколько не мешало, да и вообще, может быть, только у меня и вызывал недоумение этот странный язык устаревших комсомольских отчетов. А сейчас я, кажется, поняла, откуда оно берется. Колмогоров придумал, как оценивать информативность текста. Потом оказалось -- черт его знает, что там оценивается, но идея уже побродила вокруг и пустила корни в разные головы. Лотман, похоже, взялся за нее со своей не человеческой, а какой-то производственной обстоятельностью, и -- вот я не знаю, так или не так, но очень похоже -- фактически стал воспринимать текст как носитель информации, более или менее плотно в нем упакованной. (Не рассматривать как, а воспринимать как.) Как если бы, много лет изучая словесность, он по большому счету не понимал, для чего все это нужно, и вот наконец нашел себе разъяснение. Итак, текст, наподобие брюсовского вола, движется медленно и несет коммуникативную функцию -- вот и пусть несет, как ему ни тяжко.
Отсюда тот поразительный пример в кирпиче "Структурной лингвистики", с гусями-лебедями. Приведу еще раз:
Ты белых лебедей кормила, Я рядом плыл. Сошлись кормила...
-- цитирует Лотман, опять-таки, В. Я. Брюсова, и почти восклицает -- как хороша здесь омонимическая рифма, и насколько она информативнее, чем, например, тавтологичное
Ты белых лебедей кормила, А после ты гусей кормила!
Любой заметил бы, насколько он улучшил стих уважаемого мною В. Я. нечаянной заменой -- только не Лотман. |
|
|