и долго буду тем
Вот тут, например, в среде творческой 50-летней молодежи до сих пор считается хорошим тоном поругать какого-нибудь Александра Семеновича Пушкена. Заклеймить его самовлюбленным пидарасом и некроедом или еще как-нибудь. В среде актуальной творческой, но малопечатаемой молодежы это, паходу, будет всегда хорошим тоном, тем более, что ни Александр Степанович, ни Анна Сергевна, ни "Оська с Ёськой" ответить не могут (и не хотят).
Особенно любят в этой связи помянуть стихотворение про памятник. Вот ведь, мол, изъебнулся. Тропа, сука, не зарастет, смотри ты, а?
Здесь мы имеем дело со специфическим изъяном зрения. Почему-то многие уверены, что поэт пишет каждое свое стихотворение, стоя на краю тумбочки или с пузырьком снотворного возле уст. Типа, как завещание или наставление. Почему-то ускользает от внимания благодарных потомков, что тот же "Памятник" был для Пушкена рядовым переводом остопиздевшей еще с лицейских времен элегии, техническим упражнением, ну, может быть, отчасти соревнованием.
Это уже потом благодарные потомки выбьют данные строки на постаменте.
Прав Пуханов: нет культовых поэтов, есть одинокие культовые стихи. Чаще – просто хорошие строчки, вдруг помогающие тебе дышать. Таковые следует искать везде, хоть на Стихире, хоть в рекламных объявлениях.
Хороший поэт – не тот, кто написал последнее трагическое стихотворение и трагически испил йаду. Хороший поэт тот, кто сочинил веселое рядовое стихотворение о котиках, вышел прогуляться и умудрился не попасть под машину.