Shift+Del
Красный глазок кодового замка нервно моргает.
Реле пищит: диндилилинннннь.
Немолодой черно-белый кот, облюбовавший чахлый кустик у подъезда, оглядывается и по привычке прижимает уши. Не увидев никакой опасности, которая угрожала бы ему в данный момент, кот принимает прежнюю скорбно-сгорбленную позу. Его исполосованное шрамами лицо (у котов – лица. Может быть, это у собак – морды, но у котов – лица, я вас умоляю), да, его лицо выражает сосредоточенную муку. Поднятый хвост дергается быстро-быстро, мелко-мелко.
Из подъезда выходит широкоплечий парень с короткой стрижкой. Скользит взглядом по человеку, который стоит на крыльце и, судя по всему, ждет, когда кто-нибудь войдет или выйдет, причем ждет довольно долго и терпеливо. Парень невольно задается вопросом, который проще и быстрее всего можно озвучить так: НУ И ХУЛИ? Нет, вот хули мы тут мнемся, протираем шкуру, делая тщательно незаинтересованный вид, если кодовые замки специально для того и придуманы, чтобы набрать нужную квартиру и сообщить хозяину о своем приходе. Но человек держится спокойно и скромно, без суеты и заискиванья – не бомж какой-нибудь, не наркоман, не свидетель Иеговы. Средних лет, среднего роста. Одет прилично. Сразу и не скажешь, какого он телосложения. Скорее щуплый. Впалые щеки, невыразительный рот, нос длинноват. В целом вид довольно интеллигентный (как раз такие и опаснее всех, ату его, ау, ату-ау, пытается докричаться из темных генетических глубин внутренний голос, но парень его не слышит) – или это из-за очков? Очки вот, правда, с затемненными стеклами, что мешает толком рассмотреть выражение глаз, да и сами глаза – тоже. А может быть, это судебный пристав пришел по душу злостного неплательщика, а тот, паскуда, шифруется вторую неделю, отключил трубу, не подходит к домофону, и даже по квартире передвигается на цыпочках и воду в туалете спускает тихонько-тихонечко – нет меня, умер.
Слыхали мы про таких. Интересно, кто? Тот, с четвертого? Или те двое, с седьмого? Пока парень думает все эти мысли, а думает он ровно столько времени, сколько понадобилось на то, чтобы прочитать предыдущий абзац
(рука лезет в карман спортивных брюк,
на свет божий извлекается пачка «Winston Lights»,
из пачки вытряхивается сигарета,
сигарета вставляется в рот,
ладонь хлопает по карманам в поисках зажигалки)
человек протискивается мимо него и скрывается в подъезде. Реле снова говорит «диндилилинннннь». Черно-белый кот, закончив свои дела у кустика, брезгливо трясет задними лапами и вприпрыжку убегает по асфальтированной дорожке, словно вдруг вспомнил о чем-то очень важном.

Если бы стриженый парень мог наблюдать за человеком в темных очках, когда тот очутился в подъезде, он бы еще раз подумал – стоило ли впускать подозрительного типа. А бдительный внутренний голос, доставшийся парню в наследство от коротконогих и длинноруких предков-фабричных, непременно бы возликовал: ну, что я говорил? Человек поднимается по лестнице неуверенно, словно на ощупь, его даже пошатывает из стороны в сторону от нервного напряжения. На ходу он прислушивается, нет, принюхивается, нет, чуть ли не прикладывается ухом к каждой двери. То ли он не знает наверняка, куда ему нужно, то ли ему просто позарез нужно знать, чем занимаются в этой, в этой, вот в этой квартире. Вид у него такой – выйди кто сейчас на площадку, заговори громким голосом этажом выше или ниже, и человека в очках хватит удар. Нехороший, в общем, вид. Наводящий на размышления.
Но в подъезде – к худу или к добру – в этот час никого нет. Тихий будний летний вечер САВВА НЕТ Я СКАЗАЛА НЕТ НИКАКИХ ГУЛЯТЬ ОСТАВЬ ВЕЛОСИПЕД В ПОКОЕ после напряженного дня, полного обычных тревог и забот, люди садятся ужинать, из семьдесят четвертой квартиры едко пахнет жареной рыбой ЧТО ЧТО ЧТО ЧТО ТЕБЕ ОТ МЕНЯ ЕЩЕ НУЖНО НЕНАВИЖУ НЕНАВИЖУ КОГДА ТЫ ТАК СМОТРИШЬ МОЛЧИШЬ И СМОТРИШЬ а из-за двери с латунными цифрами 79 плывет сладковатый аромат курятины, восьмидесятая – это фаршированный перец НА БАЛКОН ИДИ КУРИТЬ СКОЛЬКО РАЗ ГОВОРИЛА вообще подъезд хоть и не образцового содержания, но чистенький, вон и табличка «Ваше дежурство» прикочевала к восемьдесят третьей, а еще над домом и над всем городом зависло огромное облако явно географических очертаний, только не скажешь, какой именно материк, скорее всего, все сразу, слепленные в один снежный ком ГДЕ ТЫ ТАМ СКОЛЬКО МОЖНО КОПАТЬСЯ В САМОМ ДЕЛЕ МОЙ МАЛЕНЬКИЙ ДРУЖОК ЗАГРУСТИЛ и на это облако смотрят парень в спортивных брюках (он нашел-таки свою зажигалку) и черно-белый кот, сидящий под скамейкой у крайнего подъезда длинной-длинной девятиэтажки – каждый под своим углом зрения, и каждый думает о своем, и мысли у обоих одинаково смутны и весомы. Все эти тягомотные псевдоописательные пассажи преследуют только одну цель – оттянуть развязку. А облако понемногу накапливает в себе влагу, набухает, меняет очертания и цвет с тошнотворной медлительностью и к вечеру прольется хорошим спелым дождем СЕЙЧАС НУ ИДУ ЖЕ ИДУ ПОИГРАЙ ПОКА СО СВОИМ ДРУЖКОМ ЕСЛИ СОВСЕМ НЕВТЕРПЕЖ.

Человек в очках с сильно затемненными стеклами трясет головой, будто хочет вытряхнуть из ушей и ноздрей всю эту избыточную входящую информацию, которую кто-то будто нарочно подсовывает ему. Напряженно сопя, он добирается аж до девятого этажа. К этому времени он совсем расклеился – рот безвольно кривится, на лбу и щеках выступила испарина – и окончательно стал похож на перетрусившего злоумышленника, подъездного вандала или охотника за лампочками. Даром что все лампочки заботливо укутаны в тяжеленькие и прочные металлические коконы из гнутых металлических прутьев.
На девятом меж двух почти одинаковых, важных, облицованных деревом 98 и 100 сиротливо-глупо чернеет девяносто девятая, вся оббитая и поцарапанная, будто ее и пинали ногами, и скребли ногтями. По сути, просто кусок железа, втиснутый в дверной проем – такие устанавливали на первой сумеречной заре Консумериума, когда само словосочетание произносилось с почтительным присвистом (сссссстальная)-придыханием (двеееээээрь). И видимо, человек в очках каким-то чутьем понимает, что это та самая дверь, которая ему нужна. Даже не взглянув на ее вальяжных соседок, он буквально прилипает к неровной холодноватой поверхности, до сих пор издающей слабый сложносоставной запах: завод, машинная смазка, снопы мертвых оранжевых искр.
Человека в очках сейчас больше всего на свете интересует, что происходит в девяносто девятой квартире. А там вроде бы ничего и не происходит. За дверью стоит тишина и тоже, кажется, напряженно прислушивается к каждому шороху на площадке. Впрочем… постойте-ка… или показалось? Еле уловимый всхлипывающий шелест, при увеличении (вот как если подкрутить стеклышки… м-м-м… ухоскопа) раскладывающийся на вполне различимые мелкие и частые удары.
Туп-туп-туп. Туп. (еще немного подкрутим) Туп-туп, ТУП-ТУПТУП. И еще: клик-клак. КЛИК-КЛАК. Тррр.
Как будто кто-то там. В пустой квартире с ободранными стенами. Где неприютно и голодно даже тараканам и мышам. Где из мебели – продавленный диван, кресло да тумбочка с ноутбуком. Печатает с лихорадочной скоростью, едва касаясь клавиатуры, и время от времени поглаживает подушечкой указательного пальца колесико мышки. Пролистывает текстовые файлы (удаляет ненужное, то есть как раз самое нужное Конторе), вносит в них какие-то изменения (злонамеренно искажая даже то немногое, что осталось, вписывая незначительные, не относящиеся к делу подробности, путая следы), переименовывает (все, что может быть истолковано во вред, а во вред может быть истолковано что угодно, на то она и Контора), копирует (удаляет), переносит с жесткого диска на внешний носитель
УДАЛЯЕТ
БЕЗВОЗВРАТНО
SHIFT+DEL
SHIFT+DEL
SHIFT+DEL
SHIFT+DEL
Туп-туп-туп, клик-клак. Трррр. Это просто: одновременное нажатие двух клавиш – и вся информация, которая не должна быть предана огласке, летит, минуя «корзину», в абсолютное ни-ку-да. В черную дыру на самой дальней окраине галактики. В Господню жопу, как это переводит на свой язык мужчина в очках, нехорошо и потерянно улыбаясь. Туда же, куда отправляются все сломанные грошовые игрушки, гашеные марки стран, исчезнувших с карты мира, булавки, вынутые из матерчатых гвоздик на первомайской демонстрации, затерявшиеся в поддиванной пыли детские сандалии, сдутые воздушные шарики, неиспользованные бенгальские огни, несостоявшиеся походы в Луна-парк читательские абонементы с истекшим сроком действия, счастливые экзаменационные билеты с загнутыми уголками, разрегистрированные «симки», лифчики с кружевным верхом, забытые кем-то впопыхах, мертвые частицы менструальной крови, волосы, состриженные с лобка, танцы под музыкальный автомат на залитых чем-то липким и красным полах в придорожных закусочных, клетчатые платки на память с очередных Незапланированных Поминок, пролитое в холодную простыню семя, забытые в зеркалах отражения… и прочая дребедень в том же духе.
Мужчина в затемненных очках думает еще вот о чем (пользуясь его лексиконом и принимая во внимание несколько сумеречное состояние):
просрал, просрал, просрал первое задание –
не успел, не успел – этот хитрожопый хуй все стер –
и что теперь делать – и что я скажу в Конторе –
пробки, да – ебаные пробки на дорогах –
и что мне на это скажет Контора –
а я знаю, что она мне скажет –
конечно, пробки на дорогах, конечно –
и магнитные бури – и пятна на солнце, да –
да-да-да, конечно – ХУЕЧНО, БЛЯДЬ –
но это вот, знаешь, никого не ебет,
никого-никого-никогошеньки –
теперь, когда он все стер – а ты не успел –
все просрал все все все просрал стер не успел стер просрал просрал не успел стер стер просрал-просрал-просрал, ха-ха-ха.
Но делать что-то надо, и мужчина в очках вытирает испарину на лбу.................достает из кобуры под мышкой пистолет...........................прикручивает к стволу длинную цилиндрическую штуковину.............................зачем-то оглядывается, видит в подъездном окне мохнатый, шевелящийся, темно-лиловый испод географического облака, закрывшего собой уже добрую половину неба...............................и тянется к звонку, понимая, что тому, кто в квартире, уже все равно: он свою отсрочку получил.
Понимая также, что и ему самому теперь все равно, потому что жить ему осталось всего несколько страниц.

...................................................
...................................................
...................................................
...................................................

Во дворе черно-белый кот обкусывает какую-то ценную для здоровья, по его мнению, травинку и косится на быстро темнеющее, скручивающееся по краям и разваливающееся на куски небо.