Пересмотрел на днях великолепное "Торжество" Томаса Винтерберга. Содержание фильма открылось теперь с несколько иного ракурса.

Сжатый сюжет. Юбилей пожилого отца, старший сын произносит тост. Он рассказывает собравшимся об инцестуальных наклонностях именинника, когда-то насиловавшего двух своих детей: сына и недавно покончившую с собой дочь.

После тоста молодой мужчина покидает праздник. Родственники воспринимают его признание как неуместный розыгрыш. Но старший сын возвращается, чтобы настоять на своем. Он произносит новый тост:

- Выпьем за убийцу моей сестры, за юбиляра.

Ведущий объявляет перерыв. Слабонервные, боящиеся депрессии гости норовят разъехаться по домам, но у них ничего не получается, и вскоре торжество возобновляется. Старший сын снова произносит тост, дополняя вызывающее признание новыми подробностями. Несколько раз его силой выводят из-за стола и даже привязывают к дереву у дома.

Однако мужчина вновь и вновь возвращается. После зачитывания предсмертной записки сестры, покончившей с собой из-за дурных воспоминаний, отец в запале проговаривается, признавая кошмарное обвинение.

Финальная сцена. Следующим утром гости собираются в столовой. Выходит вчерашний юбиляр с супругой. Но собравшиеся не желают есть с ним за одним столом, и отцу приходится уйти.

В свойственной Догме-95 манере Томас Винтерберг скрупулезно раскрывает отрицательные качества всех персонажей. Плох каждый, кроме разве что двух-трех человек. Но и они не идеальны, скорее комичны на фоне всеобщего морального убожества.

Гости гонят от себя мысль о педофилии юбиляра, потому что она мешает насладиться торжеством, вгоняет в уныние, вырывая из благостного расположения. Их безразличие к отчаянному поступку старшего сына можно было бы назвать оскотиниванием, если бы за столом не сидели уже скоты. Скоты в облике людей.

Но проходит время и дискомфортная мысль вторгается в их сознание. Приходится согласиться с тем, что они чествовали мерзавца, насильника собственных детей. Гости, скоты чуть меньшие, чем юбиляр, демонстративно отказывают ему в своем обществе.

Режиссер предельно точно конструирует механизм морального переворачивания. Ужас оказаться хуже всех. Нелепые, бестолковые, трусливые, слабовольные, похотливые родственники хватаются за пожилого педофила как за единственную возможность не упасть в самый низ.

В ситуации, в которой они оказались, необходимо встать на кого-нибудь, кто еще ниже. Приподняться хотя бы на пару миллиметров, в последний момент запрыгнуть на другого как на ступеньку трамвая.

Страшно быть отвергнутым, ведь толпа не церемонится и пытается добить оступившегося окончательно, прикрываясь невразумительными этическими отсылками. Потому что в коллективном сознании прочно сидит мысль, что невиновных нет. На месте мерзавца может оказаться любой из них.

И в скором времени окажется.